Жук и геометрия. Рассказы - Третьяков Юрий Федорович (читаем книги онлайн .txt) 📗
Заглянуть бы маме в бузинную заросль: там у забора горел костёр, на костре топилась в консервной банке смола, в углях докрасна раскалялся длинный железный прут с острым концом, а Утенок стругал срезанные под корень самые толстые стволы бузины…
Скафандр был готов, когда уже совсем стемнело. Напоследок Утенок примерил его. Скафандр выглядел очень таинственно и необычно. Хобот от маски шел под мышку и на спине соединялся с длинной деревянной трубкой (в три Утенковых роста), хитроумно составленной из толстых стволов бузины. В них раскаленным железным прутом была выжжена похожая на твердую вату сердцевина, концы прочно скреплены тонкими деревянными планками, проволокой и залиты смолой; на спине «дыхательная трубка» (как назвал ее изобретатель) прикреплялась к треугольной деревянной раме, которая надевалась как ранец. Слишком длинная, она при каждом шаге покачивалась, дрожала, но держалась прочно.
Если ходить осторожно — ничего. Только дышать через нее немного трудно, воздух шел со свистом, лицо заливалось потом, и очки поминутно запотевали. Но у противогаза был «нос», чтобы, не снимая маски, протирать очки. Словом, скафандр был хоть куда!
Засыпая, Утенок думал: скорее бы наступило завтра! Чуть рассветет, он отправится испытывать скафандр, доставать с речного дна все, что там лежит. Один все достанет, никого в помощь не возьмет — не нужны, раз смеются. А потом придут и удивятся: дно чистое, строй вышку хоть сейчас. А кто очистил? Тимка Утенок. Неужели один? Один! Тогда небось сразу примолкнут…
Спал он очень беспокойно, все ворочался и поднимал с подушки голову, взглядывал на окно: не рассветает ли?
Чуть только в комнате посветлело, а в курятнике, наверное только продрав глаза, во все горло заорал петух, Утенок вскочил с постели.
Без шума, чтоб никого не разбудить, оделся и на цыпочках вышел во двор. Солнца еще не было, стоял туман, было тихо-тихо и очень тепло.
Взяв в сарае аккуратно сложенный скафандр и сумку от противогаза, в которую еще вчера вечером были уложены блок, небольшой моток железного троса, упакованный в резину электрический фонарик и ременной пояс, Утенок, махнув рукой, — все равно уж отвечать за все разом! — снял со стены бельевую веревку, такую толстую и длинную, что, свернутая в кольца, она была тяжелее и скафандра и сумки вместе.
Темный след оставался за ним на серой от росы траве.
Утенок представил, как он сейчас придет к реке, скрытой туманом, который над рекой был гуще, чем везде, как полезет в воду, и съежился.
Но пока он шел по мокрому лугу, стало совсем светло, небо покраснело, потом пробились откуда-то солнечные лучи, туман почти исчез и остался только над речкой…
Утенок сложил скафандр и веревку на траву, достал из сумки блок и, походив немного по берегу, прикрепил его тросом на самом толстом суку старого, наполовину сухого вяза, росшего у берега. Потом продел в блок веревку и для пробы покачался на ней, вцепившись руками и ногами, как обезьяна: очень прочно! Отыскав на берегу несколько подходящих камней, он привязал их проволокой к принесенному поясу.
Наконец все было готово. Утенок разделся, подпоясался тяжеленным поясом, который сразу потянул его к земле, на пояс навесил фонарик, привязал за спину раму с «дыхательной трубкой», надел маску и, ежась, вошел в воду, неподвижную и теплую, как парное молоко.
Глубина начиналась прямо от берега. Ступив шаг, Утенок погрузился сразу по горло; он остановился, повертел головой, в последний раз оглядывая розовый от зари мир, который он покидал, сделал еще шаг и вдруг ухнул с какого-то подводного обрыва, чуть не зачерпнув воды в трубку.
Голову сдавила вода. Утенок выдохнул воздух.
— Бум-булюм-булюм-бум! — сказали воздушные пузырьки, вырываясь из «выдыхательного клапана» и устремляясь вверх. Они шумели так громко, что водолаз оглох и ничего больше не слышал, кроме еще какого-то бульканья, которое производили потревоженная вода и непонятные колючие пузырьки, поднимавшиеся со дна по ногам… Очки сразу запотели. Вывернув пальцем «нос», Утенок протер стекла.
Видно было плохо. Вернее, ничего не видно, кроме темной пелены. Утенок включил фонарь и обрадовался: в луче света проплыла стайка мальков и закачались водоросли — как в настоящем море!
— Ничего, усовершенствуем! — сказал Утенок вслух, и его голос раздался глухо и странно, как чужой. Отважному водолазу вдруг сделалось отчего-то так страшно, что он чуть не выскочил обратно на берег. Но потом он отправился дальше в темноту, светя перед собой фонариком и осторожно двигая ногами.
«Дыхательная трубка», преодолевая сопротивление воды, гнулась и не давала свободно идти. Ноги ступали то по колючим водорослям, то по липкой тине, как по мокрой вате. Потом, непонятно откуда, на дне появилось огромное количество камней, щепок и пустых раковин, — Утенок вспомнил, что он и сам всю жизнь кидал с моста всякую дрянь, и воспрянул духом: значит, он близко от цели!
Вдруг он ударился ногой о какое-то громоздкое железо, скрытое в водорослях, споткнулся, чуть не упал и тут различил очертания огромных темных предметов. Подойдя к ним вплотную и протерев очки как следует, водолаз разглядел в свете фонарика, что это были разбитые полусгнившие повозки с большими колесами.
Их почти совсем занесло грязью, и они обросли тиной и водорослями.
Утенок обошел их кругом, на каждом шагу спотыкаясь о какие-то бревна и железки, увязшие в ил. Потом стал искать, что бы вытащить сначала — для пробы. Он вернулся к той громоздкой железке, о которую споткнулся, осторожно присел, стараясь, чтобы трубка стояла прямо, ощупью обмотал вокруг какого-то выступа конец веревки и пошел к берегу, торопясь, потому что дышалось все труднее, а пот стекал по лицу уже не каплями, а струйками.
Как только Утенок почувствовал, что голова его высунулась из воды, он сорвал маску и всей грудью вдохнул воздух. Так все дышал бы и дышал! Оказывается, воздух можно пить, как воду!
А кругом трава, небо, цветы, солнце, кузнечики стрекочут, стрекозы трещат над камышом — как прекрасно!
— Эй-ей-ей! — заорал Утенок на всю речку, выскочил на берег, расстегнув, сбросил на траву пояс, осторожно снял и положил скафандр и, растопырив руки, как крылья, помчался кругами по мягкой траве-мураве, крича от переполнившего грудь беспричинного восторга:
— Эй-ей-ей-ей!
Отдохнув немного, он ухватил конец веревки, потянул изо всей силы. С радостью почувствовал: движется! Идет! Идет!
Блок скрипел, вертелся туго, и веревка медленно, но двигалась. И вот из воды появилось что-то черное от ила, зеленое от водорослей и застопорилось у берега. Бросив веревку, Утенок вбежал в воду и руками выволок тяжелый предмет на берег. Потом присел на корточки: что бы это могло быть? И вдруг узнал, сначала даже не поверил глазам, — пулемет! Настоящий пулемет, хоть и насквозь ржавый, но пулемет! Утенок оттащил его подальше от воды, долго ощупывал и разглядывал.
Вот это да! Это не какая-то там паршивая швейная машина! Лечь бы сейчас за него и — тра-та-та-та-та! Но только слишком проржавело оружие от долгого лежания в воде: по мере того как высушивало его горячее солнце, оно делалось от ржавчины желтым и пористым, как песочное пирожное.
Первый раз полез — пулемет! Надо скорее опять лезть и вытащить еще что-нибудь. Эх бы — пушку! Скорее, пока нет ребят. Они не нужны. Без них обойдется.
Один. Никому не даст даже за веревку подержаться. Вот удивятся: придут, а на берегу—повозки, пулеметы, всякие такие штуки, а на дне — чисто! Ну-ка, кто тогда Мюнхгаузен?
Но тут на берег пришел пастух. Фамилия его была Брыкин, а прозвище — Гыр-Гыр. Так его Горька прозвал неизвестно за что. Мальчишки его не любили, а он мальчишек терпеть не мог, потому что думал, что они потихоньку воруют рыбу из сетей и вентерей, которые были расставлены у него по всей реке. А на самом деле эту его рыбу никто и не думал воровать — очень нужно!
Где-то далеко на заросшей кустами вырубке во все горло орал на коров и хлопал кнутом подпасок Тишка, белобрысый, весь какой-то облупленный, но такой же, как Гыр-Гыр, вредный и ехидный.
