На качелях между холмами - Самарский Михаил Александрович (книги серии онлайн .TXT) 📗
— Значит, говорите, гибнут кошечки, собачки?
— Гибнут! — ответили мы с Юркой хором.
— Жалко, говорите?
— Жалко! — снова хором ответили мы.
Начальник снова сел в свое кресло и опять умолк на сто часов. Что за манера такая у этих начальников — молчать сутками. Потом он долго мял сигарету, закурил, тяжело вздохнул и тихо говорит:
— А сегодня ночью на шестьдесят седьмом километре семья погибла. Муж, жена и двое маленьких детей. И знак висел «сорок», а он летел сто шестьдесят. Скажите, нормальный человек? И сам погиб, и семью погубил. А вы говорите, знак нужно повесить.
Мне вдруг захотелось встать и уйти. Я вскочил со стула и выпалил:
— Извините, мы пойдем. Спасибо, что нас выслушали.
— Сиди-сиди, — махнул рукой милиционер, — чего уж. Ты же пришел вопросы решать, а сам убегаешь…
— Как-то неловко, — пожимаю плечами.
— А чего ж тут неловкого, — снова тяжело вздохнул начальник. — В общем, пацаны, давайте так договоримся, я сейчас ничего обещать не буду, но постараюсь что-нибудь придумать. Гоняют, говорите?
— Еще как, — подтвердил я. — Как бешеные. Словно это и не улица вовсе, а какая-то «Формула-1».
Начальник ухмыльнулся и протянул нам руку, давая тем самым понять, что разговор окончен:
— Ну, будьте здоровы! Думаю, еще увидимся.
Мы вышли из кабинета расстроенными.
— Ничего он не сделает, — заключил Юрка. — Так, по уху нам стрельнул, чтобы мы отстали от него, и все.
— Нет, — не согласился я, — дед говорит, что чем выше начальник, тем он крепче держится за свое слово.
— Ерунда все это, — возразил Юрка. — Я по его глазам видел, что мы ему надоели, и он просто отделался от нас.
— Не согласен, — снова говорю. — Нормальный мужик.
— Ну, посмотрим, — ответил Юрка, и до самого нашего дома мы больше не разговаривали.
Домой мы добирались на огромнейшем оранжевом мусоровозе. На нашу удачу, он как раз ехал в наш поселок. Странно, но почему-то на всех больших машинах работают нерусские водители. В этот раз водитель и его помощник оказались азербайджанцами. Веселые ребята, но нам было не до шуток. Помощник водителя даже спросил у меня:
— Зачем такой грустный, да?
— Родственники в аварии погибли, — говорю, чтобы больше не приставал с вопросами.
— Извини, братко, не знал, да, — зацокал языком азербайджанец и больше не пытался шутить и разговорить нас.
И вы знаете, кого я представил во время этого вранья? Не смейтесь, но Ириса и Тайсона. Так мне их стало жалко, так защемило в груди, что я едва не всплакнул. А еще я подумал, если мы не спасем остальных жителей нашего поселка, то это будет на нашей совести.
Только сейчас (лежа в больничной палате) я осознал, что имел в виду Владимир Набоков в «Защите Лужина», говоря о детстве, как о поре, «когда нюх у души безошибочен; выискивать забавное и трогательное; постоянно ощущать нестерпимую, нежную жалость к существу, живущему беспомощно и несчастно, чувствовать за тысячу верст, как в какой-нибудь Сицилии грубо колотят тонконогого осленка с мохнатым брюхом».
Это ж надо так сказать! Как хорошо, что я умею читать. А ведь были времена, когда даже не все взрослые умели читать. Дед говорит, что советская власть всех людей научила. В нашей стране. Может, папа зря спорит с дедом? Научить всех читать — это какое нужно терпение? Я помню, как меня мама учила. И смех, и слезы. Нервничает, злится, потом целует. Снова нервничает, снова злится, снова целует. Но, мамочка, милая моя Анна Михайловна, как я тебе благодарен, что ты все это выдержала и я теперь читаю такие поразительные книги. Впрочем, досталось всем: кто меня только ни учил — и дед, и бабушка, и папа, и даже Лилька. Но Лилька хитрая. Мама скажет ей: Лиля, позанимайся с Мишкой. Она кивнет, берет книгу и читает мне сказки. Я слушаю и наслаждаюсь. Она читает, а я мультик смотрю. Серьезно, когда мне в детстве читали сказки, я мысленно крутил в голове мультики, свои, ни на какие другие не похожие. И даже, когда потом, по прочитанной сказке смотрел настоящий мультик, почему-то мне казалось, что мой — гораздо лучше, красочнее и интереснее. Хотя по телику все равно смотрел с удовольствием, потому как, чтобы свой прокрутить, нужно же было снова сказку читать. В общем-то, я так и поступал, когда киношные надоедали и когда сам научился читать…
Из воспоминаний меня вырвал визг тормозов и крик водителя:
— Ай, сволочь, да куда же ты бежишь? Зачем сам под колеса лезешь?
Я вздрогнул, зажмурился, весь сжался. Но, услышав облегченный вздох водителя, открыл глаза и посмотрел в окно. На обочине стояла собака с высунутым языком и довольно виляла хвостом.
Помощник водителя высунулся по пояс из окна и прокричал ей, словно она могла понять его:
— Дура, э! Зачем пиригаешь под колеса?
Я улыбнулся. Думаю, я сам тебя с трудом понимаю, а ты еще с собакой разговариваешь. «Пиригаешь…» Сам ты пиригаешь. Говорю же, ездить нужно аккуратно. Хотя к этому водителю никаких претензий у нас не было. Он действительно ехал степенно. Вот так бы все…
Добравшись домой, мы с Юркой стали думать, что делать дальше. И вдруг мне в голову пришла гениальная идея.
— Юрец! — заорал я. — Я знаю, что делать.
— Что? — вытаращив глаза, подпрыгнул Юрка.
— Мы сами этот знак нарисуем.
— Как? — удивился друг.
— Очень просто! — говорю я. — Выпилим из фанеры треугольник и нарисуем знак. Ты же умеешь рисовать?
— А размеры? — выпятил губу Юрка.
— Ерунда какая, — говорю я. — Знаки, они же все одинаковые. Вон на перекрестке знак стоит и за переездом штук пять. Что нам стоит их измерить?
Через полчаса с помощью стремянки и школьной линейки мы выяснили, что стороны треугольников у разных знаков имеют разную длину. Есть знаки со стороной в шестьдесят три сантиметра, а есть — и по восемьдесят три.
— Какой размер будет у нашего знака? — спросил Юрка.
— Давай сделаем средний, — предложил я, — пусть будет семьдесят сантиметров.
— Правильно, — согласился Юрка. — Ни нашим, ни вашим.
Осталось найти кусок фанеры и краску. И это мы все разыскали без проблем. У деда в мастерской (так он называет свой сарай), если захочешь, хоть черта живого отыщешь. Дед, конечно, с подозрением отнесся к нашей идее. Но мы наврали ему с три короба. Пояснили, что были у начальника ГАИ, и он лично сам нам разрешил повесить на въезде этот знак. По выражению лица деда было заметно, что он нам не поверил, однако почему-то не стал нас переубеждать и отговаривать от этой затеи. Только предупредил, что, если власти пойдут на принцип, отцу придется платить штраф.
— Что будем делать? — нахмурился Юрка.
— Отступать некуда, — шучу я, — позади Москва.
— А ты не боишься, что отец всыпет тебе? — спрашивает Юрка.
— Нет, — соврал я, хотя и сам уже об этом подумал. Но отступать действительно было некуда. Что ж мне теперь из-за страха взять и все дело погубить? Нет, как говорит бабулька. «Взялся за гуж, не говори, что не дюж». И зачем я привожу все эти дурацкие выражения? Ну, вот вы, например, знаете что такое «гуж»? То-то и оно. Ладно, полез снова в Интернет. Все-таки Интернет — полезнейшая штука. Не представляю, как раньше люди писали свои книги. Не могли же они все слова знать? А может быть, они те слова, которые не знали, не использовали? Или в библиотеках днями просиживали? Да, не позавидуешь им. Наверное, потому и каждую книгу писали по двадцать лет…
Вот тупица! Как же я сразу-то не догадался? Спасибо Вам, господин Ушаков.
Оказывается, гуж — это в лошадиной упряжке такая петля, которой соединяют хомут с оглоблями и дугой. Взявшись за гуж, не говори, что не дюж. Вот вам и пословица получилась. Видимо, нужно иметь силу, чтобы браться за гуж. Отсюда, скорее всего, и гужевой транспорт пошел. Да, действительно, век живи, век учись.
Треугольник для знака мы вырезали только часам к десяти вечера. Что-то я в тот день так умаялся, еле до кровати добрался. А тут еще Юрке родители позвонили, сказали, что завтра заедут за ним с утра пораньше и заберут домой. Юрка пытался отпроситься еще на день, но родители оказались непреклонны.
