И грянул гром, услышь крик мой… - Тэйлор Милдред (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
– Стыда не знают, что творят, – вступил в разговор отец Т. Дж., тщедушный, болезненного вида человек, лаявший сухим кашлем. – Слышали небось, несколько дней назад в Крестоне они линчевали одного парня?
– Да, и ничего им за это не будет, – заметил мистер Лэньер. – Вот в этом-то и беда! Когда Генриетта поехала к шерифу и рассказала ему, что видела, он обозвал ее лгуньей и отправил домой. А теперь говорят, будто один из тех белых, что натворили это, ходит и хвастается. Грозится, что они опять такое сделают, если какой наглый ниггер выйдет за рамки.
– Господи, помилуй нас! – воскликнула миссис Эйвери.
Пока супруги Лэньер и Эйвери говорили, папа сидел молча и только наблюдал за ними очень серьезно. Под конец он вынул трубку изо рта и сказал такое, что показалось мне и моим братьям ни к селу ни к городу.
– Лично мы, вся наша семья, не собираемся больше покупать ничего в лавке Уоллесов.
В комнате вдруг воцарилось молчание. Мальчики и я уставились на взрослых, не понимая ничего. Лэньер и Эйвери выглядели какими-то растерянными, и, когда снова все заговорили, тема разговора перешла на сегодняшнюю проповедь.
Как только Лэньер и Эйвери ушли, папа позвал нас к себе.
– Мама мне рассказывала, что старшие дети, во всяком случае многие из них, после школы ходят к Уоллесам в магазин потанцевать, выпить контрабандного спиртного, выкурить сигарету. Она сказала, что уже предупреждала вас, но я хочу еще раз напомнить вам. Слушайте и зарубите себе на носу: мы против того, чтобы вы туда ходили. Все ребята, которые туда ходят, рано или поздно схлопочут большие неприятности. Там пьют, а это запрещено, и вообще мне все там не по душе, особенно сами Уоллесы. Если я узнаю, что вы там хоть раз были, неважно, зачем и почему, я вас выпорю, вы слышите?
– Да, папа, – выпалил с готовностью Кристофер-Джон. – Я никогда туда не пойду.
Мы все его поддержали: папа всегда выполнял то, что говорил, плетка была не пустой угрозой.
3
В конце октября полили дожди, прибивая всей своей тяжестью шестидюймовый слой пыли, которую последние два месяца ничто не тревожило. Сначала дождь лишь испятнал эту пыль, и она, казалось, веселится и радуется, принимая и отражая удары тяжелых капель, но в конце концов пыли пришлось сдаться на милость победителя, и она превратилась в роскошную красную пенистую грязь, которую мы месили ногами, забрызгивая себе лодыжки, когда, чувствуя себя совершенно несчастными, тащились в школу и обратно.
Чтобы защитить нас от дождя, мама раздавала нам высушенные телячьи кожи, которые мы набрасывали себе на голову и на плечи, словно непромокаемые плащи. В восторге от этих шкур мы не были, потому что, намокая, они распространяли прокисший запах, проникавший в нашу одежду и в нас самих, словно прилипая к нашей коже. Мы предпочли бы обходиться без них, но, к сожалению, мама не очень-то пеклась о том, что бы мы предпочли.
Впрочем, так как в школу мы выходили позднее мамы, эту проблему мы легко разрешили. Из дома мы выходили, послушно накинув телячью кожу, а как только орлиный глаз Ба терял нас из виду, мы сбрасывали эти накидки, так что нам оставалось лишь надеяться на низко свисающие ветви деревьев густого леса, чтобы они укрыли нас и не дали промокнуть до нитки. А у школы мы опять облачались в свои накидки и входили каждый в свой класс в полной форме.
Если бы нам грозила встреча только с дождем, который и утром и вечером упорно пробивался сквозь нашу одежду, мы бы легче переносили путешествие от дома до школы и обратно. Главная опасность заключалась в другом: автобус школы Джефферсона Дэвиса, вот кого надо было бояться. Он неожиданно вырастал у нас за спиной и обдавал жидкой дорожной грязью. Нам было прекрасно известно, что водитель автобуса очень любил развлекать своих пассажиров, заставляя нас бежать опрометью к почти неприступному лесному склону, скользкому и гладкому, отполированному постоянными дождями. Поэтому, когда мы оказывались между первым и вторым перекрестками дорог, нам приходилось то и дело оборачиваться, чтобы добраться до опушки леса прежде, чем автобус настигнет нас. Но порой дождь лил как из ведра, и тогда мы должны были идти вперед, не останавливаясь, и не могли достаточно часто оглядываться или внимательно прислушиваться, а потому оказывались предметом жестоких насмешек тех, кто ехал в автобусе и был совершенно безразличен к нашему жалкому положению.
Однако никого так не выводило из себя это унижение, как Малыша.
Хотя он после первого же дня занятий выяснил у мамы, почему у школы Джефферсона Дэвиса два автобуса, а у Грэйт Фейс ни одного, все равно ее ответ не успокоил его. Она объяснила ему, как годом раньше объясняла Кристоферу-Джону и двумя годами раньше мне, что округ не предоставляет автобус черным школьникам. Округ вообще мало что дает, говорила она, главные деньги на содержание школ для черных идут от церковных сборов. Грэйт Фейс не может позволить себе нанять автобус, потому нам и приходится ходить пешком.
Это сообщение крепко засело у Малыша в голове, и с каждым днем, когда он обнаруживал, что школьный автобус опять заляпал красной грязью его чистую одежду, он злился все больше, пока наконец однажды не ворвался с гневом в кухню и не закричал:
– Ба, они опять! Видишь, какой я грязный!
Бабушка поцокала языком, увидев нас.
– Идите, мои милые, сбросьте скорее одежду, чтобы ее выстирать.
Все, все раздевайтесь и сушитесь, – позвала она, возвращаясь к огромной железной печке, чтобы остудить свой гнев.
– Ба, это же несправедливо! – вопил Малыш. – Это очень несправедливо!
Стейси и Кристофер-Джон пошли переодеться в свою рабочую одежду, а Малыш сел на боковую скамью, оскорбленный до глубины души видом своих голубых брюк, запачканных от колен и ниже. Хотя Ба каждый вечер готовила котелок горячей мыльной воды, чтобы Малыш мог выстирать свою одежду, все равно, когда он возвращался из школы домой, штаны его выглядели так, будто их не стирали целый месяц.
Бабушка никого из нас особенно не баловала, но на этот раз она вернулась от печки, вытерла руки о длинный белый передник, присела тоже на скамью и обняла Малыша.
– Не переживай, детка, это еще не конец света. Ты ведь сам знаешь, придет время, и снова засияет солнце, грязь высохнет, и ты будешь ходить чистым.
– Ты не понимаешь, Ба, – возмущался Малыш, – если бы шофер этого противного автобуса ехал чуть-чуть медленней, он бы не забрызгал меня! – Малыш нахмурился и добавил: – Или если бы у нас был свой автобус.
– Да нет, Малыш, не станет он ехать медленней и не будет у вас автобуса, – сказала Ба, поднимаясь со скамьи. – Так что толку нет сердиться. Когда-нибудь у тебя будет много-много всякой одежды, а может быть, и своя машина, на которой ты будешь разъезжать туда-сюда, а сейчас не стоит даже внимания обращать на этих темных белых людей.
Главное, занимайся получше, станешь образованным, и все у тебя пойдет, как надо. Ну, иди же, выстирай свои вещички и повесь у огня, тогда я успею их выгладить, прежде чем лягу спать.
Повернувшись, она увидела меня.
– Кэсси, что тебе, девочка? Беги переоденься в брюки и скорей возвращайся, чтобы помочь накрыть на стол к ужину, пока мама не пришла.
В ту ночь, когда я приютилась на пуховой перине рядом с Ба, дождевая дробь по железной крыше сменилась оглушительными раскатами грома, который громыхал так, словно тысячи гигантских камней катились по земле. К утру ливень сменился моросящим дождичком, однако земля вся разбухла от ночного потока. По глубоким оврагам неслись потоки грязной воды, на дорогах разлились поблескивающие озера.
Когда мы только отправились в школу, солнечные лучи пытались пробиться сквозь грозовые облака, но когда мы повернули на север и приближались ко второму перекрестку, солнце боязливо спряталось за черные тучи. Вскоре по небу прокатился гром, и на наши склоненные головы обрушился дождь, тяжелый, как град.
