Цирк Умберто - Басс Эдуард (серии книг читать бесплатно txt) 📗
— С помощью цифр мы точно устанавливаем, каково положение на сегодняшний день. Но цифры молчат о том, что было бы, если бы… Может, ничего бы и не изменилось. Или, сэкономив на рекламе сотни, мы потеряли бы в результате тысячи. Трудно сказать что-либо определенное.
Время, когда Вашек мог предаваться такого рода занятиям, и впрямь было нелегким. Насколько дождливым было лето, настолько суровой и затяжной выдалась зима. Даже в марте они еще не знали наверное, когда смогут выехать. Каждая неделя ожидания поглощала часть сделанных осенью сбережений. Вначале они не обращали на это внимания, ибо господин Гаудеамус подал в январе идею, которая вселила радужные надежды.
— Давайте поедем в Швецию, — предложил он на семенном совете. — Я выяснил, что это — единственная страна, избежавшая дождей и наводнений. Страна богатая и совершенно девственная в цирковом отношении. Двенадцать лет туда не приезжало ни одного крупного цирка. Двенадцать поколений детей ждут нас как чуда, а старики жаждут, чтобы мы вернули им молодость. Успех там обеспечен колоссальный.
Жизнь в цирке пошла под знаком приготовлений к предстоящей поездке в Швецию. Инспектор Карас распаковал и привел в надлежащий вид сине-желтые знамена и флаги с крестом, Стеенговер вывесил в канцелярии карту Скандинавии, а госпожа Гаммершмидт училась считать — en, tva, tre, fyra, fern, sex, sin, atta, nijo, tio. Но радостное волнение постепенно иссякало, парализуемое катастрофическими убытками гамбургской зимы. И когда господин Гаудеамус приехал за окончательным ответом и осведомился, на какой день назначен выезд и каким путем решено двигаться на север — через Копенгаген или через Любек, Бервиц просто-напросто накричал на него, яростно вопрошая: не надумал ли еще господин барон устроить турне по Камчатке, Гренландии или вообще где-нибудь у черта на куличках. То был первый взрыв ярости из-за постоянных неудач, и Агнессе потребовалось время, чтобы успокоить мужа и все объяснить оторопевшему Гаудеамусу.
— Господин барон, мы не можем ехать в Швецию… У нас нет денег на перевоз.
Господин Гаудеамус поклонился.
— Понимаю, мадам, это неприятно, но чего не случается в жизни. Мешок золота иногда напоминает мешочек с блохами: только диву даешься, через какую щелку умудряются выпрыгнуть эти шустрые твари. Но ведь не коверкать же себе из-за этого жизнь! Нет у меня — найдется у других. Если угодно, я обеспечу вам кредит — есть немало людей, которые охотно дадут вам ссуду под скромные проценты.
— Благодарю вас, барон, но лучше не надо.
— Я никому никогда не был должен, — хмуро процедил Бервиц.
— А вот я был, — игриво заметил господин Гаудеамус, — и жил, пожалуй, веселее, чем вы без долгов. Поймите, Швеция — это абсолютно верное дело, она сторицей вознаградит вас за расходы на переезд.
— Возможно, — упорствовала Агнесса, — но я предпочитаю синицу в руках, нежели журавля в небе.
— Швеция — золотое дно, мадам, в Европе же вам повсюду придется трудно. Последствия прошлого года до сих пор дают себя знать, а в Швеции вы поправили бы свои дела. Не поедете туда вы — это сделает кто-нибудь другой, выкачает весь мед, и соты снова на несколько лет опустеют.
— Что поделаешь. Лучше промучиться год без надежды на прибыль, чем вести дело с долгами.
Господин Гаудеамус пожал плечами. Он понял, что ему не одолеть старосветских предрассудков этих простых, честных людей, и ему стало жаль их. Хватаясь за соломинку, начали вспоминать, какие города бывали для них самыми прибыльными. Вскоре Гаудеамус уехал, увозя с собой набросок маршрута, а через несколько недель сообщил Бервицам, что предсказание его сбылось: Швеция для них потеряна. Туда едет Кранц. О том, что он получил от Кранца за совет тысячу марок, Гаудеамус в письме умолчал.
Бервиц снова неистовствовал: Кранц воспользовался «его идеей». Но изменить что-либо был уже не в состоянии, и цирку Умберто не оставалось ничего иного, как двинуться тернистым путем по стране, истощенной экономическими трудностями. Последствия плохого урожая только теперь начинали сказываться в городах, торговля замирала, производство свертывалось, люди расходовали деньги расчетливо, осторожно — их далеко не всегда хватало на развлечения. Господин Гаудеамус лез из кожи вон, стараясь с помощью всевозможных приманок преодолеть сдержанность зрителей. «Вышлите двести слонов, триста тигров, двести львов», — гласили его телеграммы, в которых он требовал прислать ему цветных литографических плакатов в тройном и более, по сравнению с прошлым, количестве. Вашек нередко сам отправлял их и видел, с какой быстротой тает запас, сделанный в лучшие времена, — скоро придется заказывать в литографиях новую партию, но денег на оплату счетов, по всей вероятности, не хватит. А ведь это была лишь одна из расходных статей цирка. Познакомившись с коммерческой стороной дела, Вашек ужасался тому, сколько у большого цирка постоянных и непредвиденных расходов, как дорого обходятся веселые странствия и как жизненно необходимы для цирка полные сборы.
Этого, однако, достичь не удавалось — амфитеатр редко бывал полон, но и в этих случаях изрядное количество билетов сбывалось за полцены, так что цирк продолжал путь, подобно птице с подбитым крылом.
Самое скверное было то, что Бервиц упрямо отказывался от каких бы то ни было аварийных мер. Он смолоду брал своим твердокаменным упорством, и теперь, когда ему перевалило за шестьдесят, по-прежнему шел напролом, упрямился как баран, не внемля никаким резонам. Франц, Агнесса, Вашек, госпожа Гаммершмидт — все сходились на том, что в этот напряженный период нужно экономить, и прежде всего за счет уменьшения зверинца. Но Бервиц упрямо отвергал их доводы — мол, нынешнее турне ничем не отличается от его азиатских странствий, все это они уже испытали, и он по опыту гастролей в Царьграде знает, сколь важно сохранить цирк в полном блеске, а не разъезжать с жалкими крохами. С тщетной надеждой на новый Царьград продвигались они вперед, постоянно терпя убытки, пока вновь к концу лета не очутились в гамбургском здании — оно так и не было отремонтировано, а очередной год существования не прибавил ему ни красоты, ни прочности.
Несмотря на столь неблагоприятные обстоятельства, Вашек все же не терял головы. Человеку, который ежедневно исполняет смертельный прыжок — сальто-мортале, а затем входит в клетку к ревущим львам, тиграм, белым и бурым медведям, нервничать недосуг. Настоящий страх Вашек испытал лишь в те дни, когда висела на волоске жизнь Елены и новорожденного. Когда же Елена, улыбаясь, снова села на своего скакуна, когда выяснилось, что маленький Петер Антонин — существо слабое, но обладающее волей к жизни, когда таким образом все вошло в норму, Вашек сносил удары судьбы с невозмутимым спокойствием и трезвостью. Только глаза его приобрели то сосредоточенное выражение и заостренность, о которых Карас-отец говорил, что они у Вашека от матери; глаза Маринки тоже начинали светиться холодным блеском, когда ее охватывало предчувствие беды. Вашек внимательно наблюдал за происходящим и прилагал свою энергию повсюду, где мог хоть как-то облегчить участь цирка. Но главного, что могло бы спасти цирк, он не в силах был сделать. Получался заколдованный круг. Увеличить сборы было невозможно, для этого требовалось здание больших размеров, а купить его было не на что; уменьшить же расходы не позволяло упрямство Бервица. Не оставалось ничего более, как противодействовать ударам судьбы и ждать, когда спадет волна экономических трудностей.
Обо всем этом Вашек часто беседовал со своими испытанными друзьями из «восьмерки». Они не знали, каким находят положение цирка Умберто хозяева, но видели «снизу» многое, что могло бы ускользнуть и от самого внимательного директора. Самым старшим из них уже доводилось переживать годы упадка, и они верили в счастливую звезду цирка, хотя даже Керголец не мог припомнить столь трудной полосы. Для Вашека, таким образом, вопрос сводился к тому, как долго продлится всеобщий упадок. Сам он определить этого не мог и потому стал сводить в Гамбурге знакомства с людьми, связанными с экономическим миром, стремясь, как говорил он в шутку, набраться у них ума-разума. Особенно полезным оказалось для него общение с Гагенбеками. Их магазины были разбросаны по всему континенту, закупки они производили чуть ли не во всех концах мира. Некогда скромный магазин по продаже тюленей и обезьян превратился в солидную фирму, которая расплачивалась валютой двадцати государств, не считая стеклянных бус и прочих примитивных платежных средств. Гагенбеки поддерживали связь с крупнейшими банками и знали конъюнктуру.
