Похождения Вани Житного, или Волшебный мел - Кунгурцева Вероника Юрьевна (книги онлайн полностью TXT) 📗
Старой тропой шли, Шишок говорил, что вот–вот на дорогу выйдут, а после — пойдут потихоньку и дотемна ещё придут к путям, к станции, и–и скорёхонько домой, на печку.
Ваня молчал.
— Ну что ж теперь делать — на нет и суда нет!.. Придётся вертаться без мела… Да что?нибудь придумаем: Бог не выдаст, свинья не съест.
Ваня молчал.
— Скорей бы уж дойти, пока не стемнело, а то куриная слепота?то моя не дремлет, — беспокоился Перкун, — шагу надо прибавить…
Ваня молчал.
И вдруг остановился, споткнувшись: налетел на засыпанный снегом камень… Огляделся: камень стоит возле огромной, побелённой снегом ели, темно-зелёные вислые ветви проглядывают сквозь белизну… Ваня смёл снеговую верхушку с камня и увидел, что походит он на голову обернувшегося коня. И тут Ваня понял, где находится… Все детали разрезанной на куски картины наконец восстановились — и она полностью встала перед ним. Этот камень спас его, вернув их с бабушкой Василисой Гордеевной домой, на 3–ю Земледельческую улицу, когда лесная лихоманка пристала к нему… Сюда?то, на Бурановскую поляну, и ходили они с бабушкой за плакун–травой… И поляна эта, выходит, — и есть то обидящее место, где пролилась невинная кровушка… Значит, бабушка знала, какое это место!.. А теперь там, на осиновом суку, висит эта старуха…
Ваня сел тут на камень — и завеньгал, не хуже плакун–травы… А–а да а–а, никак не может остановиться… А товарищи стоят над ним, не знают, что делать…
— Хозяин, да хозяин же, — бормочет Шишок, — кончай слёзы лить… Не весна ведь ещё — ручьи?то тёплые побегут, спутают полесовых… Пробудишь ведь травы, потянутся к солнышку, а солнышка?то и нет! А соки в корнях почуяв, и лешаки зачнут просыпаться… Как выпрыгнут, как выскочат из?под земли! Аль ещё подарка захотелось от Березайки?то, а, хозяин?..
Ваня сквозь слёзы улыбнулся. Рукой он опирался о камень — и надавил ладонь, больно стало, поглядел — а на ладони буква отпечаталась: Н. Что такое? Это на камне слова вырезаны. Вот ещё буква — Т. А что за слова? Почему слова? Соскочил с камня и принялся снег из прорезей буквенных вычищать… «Что там такое?» — спрашивает с беспокойством Шишок, заглядывая через плечо. И Перкун курью морду высунул. А Ваня с замиранием сердца разбирает каменные слова… Где в прорези еловые иглы набились, выковыривает иголки, ладошками ощупывает буквы, пытаясь понять… Шишок говорит: «Не надо бы читать?то! Шли бы лучше…» Но Ваня упёрся — читает… И прочитал ведь!.. По левую сторону камня, на гриве каменного коня, зарытого по шею в землю, выбито: «Налево пойти — себя найти». Посредине, на лбу, между каменных наростов–ушей: «Прямо пойти — всё потерять». И около каменного рта, с правой стороны: «Направо пойти — новый град найти».
— Вот те и на! — Шишок тоже прочитал надписи и стал чесать башку. — Теперь придётся дорогу выбирать… Прочёл каменны слова — всё–о…
— А куда лучше пойти, Шишок? — спрашивает Ваня.
— Кто ж его знает! — вздыхает домовик.
А Перкун говорит:
— Я подобный камень видел на Воробьёвых горах… Только я назад ведь вернулся…
— Втом?то и дело! — воскликнул Шишок. — А нам назад никак нельзя — не та это дорога… Выбирай, хозяин!
Новый град найти — конечно, хорошее дело… Но ведь неизвестно, сколь опять проходишь, чтоб найти этот новый град. Снова — в путь!?. Нет уж! Себя найти — вот это будет лучше…
Налево пойти — себя найти…
Ваня обошёл камень слева, и по сугробам, проваливаясь в своих больничных ботинках по колено, потопал куда?то, пытаясь найти тропу среди нависших со всех сторон еловых веток. Шишок с Перкуном — шли за ним. Потом Шишок выскочил вперёд, и, поплутав совсем немного среди деревьев, оказались на проезжей дороге.
Пришли на станцию — ещё и не смеркалось. «40–й километр», — прочитал Ваня название из бетонных букв. Шишок подбежал к окошечку станционной кассы и что-то стал говорить кассирше — и пальцем в лес тыкать… Кассирша взвизгнула, принялась звонить по телефону… Ваня отвернулся.
Как раз пришла электричка — запрыгнули в вагон, а кассирша выскочила из своей будки и замахала рукой, к себе их подгребая, дескать, останьтесь… Ваня понял так, что кассирша позвонила куда надо насчёт старухи, и там велели свидетелям, или кто они есть, задержаться. Шишок тоже махал кассирше — только в её сторону, отмахивался, дескать, прощевай, голубушка. Пройдя насквозь несколько вагонов, нашли пустую скамейку — и уселись. Перкун — у окна, и сразу голову повесил, задремал. За окнами темнело, а в вагоне свет горел, так что кроме себя в окне ничего было не видать. Молчали всю дорогу до города. Что тут говорить — возвращались с пустыми руками… Такой?то путь проделали — и всё зря.
— А мелок?то наш, — сказал Шишок, когда уже подъезжали к вокзалу, — лежит себе да полёживает в карманах у этих навяков…
— Нельзя его было брать, — твёрдо сказал Ваня.
— Да знаю, — вздохнул Шишок, — греха потом не оберёшься… Пусть их…
Выскочили на платформу, Ваня увидел нескольких милиционеров — встречали электричку, и уж, конечно, не безбилетников ловили… Кивнул Шишку, тот только рукой махнул, дескать, пошли скорее. Пришли к трамвайной остановке. Фонари горели через один, — их?то город не Москва, иллюминации мало, — не видевшего в темноте Перкуна пришлось взять с двух сторон под крылья.
Ехали в трамвае опять молча, остановился вагон — а остановка как раз против пустыря. Не разросся ли пустырь?то?.. Стоит ли ещё изба?..
Выскочили из трамвая, а вон и родная улица, самая тёмная. Крайние избы живы, и табличка вон на углу, на глухой бревенчатой стене надпись «3–я Земледельческая». А что там дальше… Входили в улицу с замиранием сердца…
Поглядели: на месте избы! Одна, другая, третья — стоят и слева, и справа… И липы с осинами на своих местах, понакрылись снегом?то… А вот и колодец… И вон — шаг, другой, третий — их изба! Горит свет в окошках! Что?то там бабушка Василиса Гордеевна поделывает, небось, не думает, не гадает, что они к дому подходят… И вот уже — ворота…
Рука потянулась к щеколде. Переступил Ваня на дощатый настил во дворе, перед ступеньками побил ногой об ногу, отряхивая ботинки от снега, поднялся вверх, толкнул дверь в тёмные сени — милый запах дома — натолкнулся на двери, дёрнул на себя, перешагнул высокий порог… Из закутка, из кухни бабушка Василиса Гордеевна выметнулась, хлопает себя по бокам, а руки?то — в муке, потом бросилась к Ване — обняла. Оттолкнёт да опять поглядит — он ли, нет ли… Прижала к себе крепко–накрепко, Ваня спрятал голову на тёплой бабушкиной груди.
— Эх, баньки у меня сегодня нет! — вздыхает бабушка. — Да ничего, завтра — обязательно истоплю. Напарю с веничком?то…
Ваня всему рад.
— А как Мекеша, — спрашивает, — живой?
— Да чего ему сделается!..
Засуетилась бабушка, побежала пирог в печь ставить да скорей на стол собирать, радовалась, что пироги затеяла, как ведь чувствовала! Даже открытый, малиновый состряпала, Ванин любимый.
Ваня сидел на кухне, раскачивался на табуретке и, как кот, жмурился. Пахло поспевающим пирогом… Эх, хорошо дома?то!.. Шишок на второй табуретке сидел. А Василиса Гордеевна, достав пирог, разрезая его на куски, говорила:
— Уж как я себя ругала–проюшнала — отправила вас, а вовсе зря… Не будут ведь нас сносить, робятушки! Поменялись генеральски планы — не на что теперь строить мокры бассейны да прочую чушь… Кончились деньги у начальсгва?то городского, аль разворовали… Говорят ещё, и в стране все деньги кончали… Даром что обобрали народ!.. Остаёмся мы, значит, на своём месте. Постоит ещё изба! Не знаю, сколь — но постоим ещё… Вот так?то, Шишок!
— Эх, Василиса Гордеевна, дорогуша ты моя! — вскочил тут Шишок со своего места, весь расплывшись в улыбке, подпрыгнул, да и поцеловал бабушку — в нос! Видать, в щёку хотел— да промазал!
Василиса Гордеевна засмеялась, стала отмахиваться:
— Ну тя совсем к лешему!
— К лешему не пойду, побывал уж! — смеётся Шишок, подмаргивая Ване. — Разве только на другой год! Домой пойду, спать… — и тычет пальцем в пол…
