Метели ложаться у ног - Ледков Василий Николаевич (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
— Всю ночь ворочался, — говорит Лида.
Я поднял голову. В чуме уже было светло. Жарко и даже душно от раскалившейся времянки.
Сложив ладошку к ладошке, передо мной на корточки присела Лида.
— С добрым утром, каюр! А я вот совсем хозяйкой чума стала.
— Утро-то доброе, — говорю я. — Спасибо. Я малость проспал… А чай-то у тебя готов, хозяйка?
— Всё готово, и даже обед. А скоро мы олешка будем резать! Вот. Это, Иван сказал, в честь моего приезда.
Лида встала, гордо шагнула раз, другой и упорхнула в глубину чума.
А после завтрака, уже на улице, она остановила меня.
— Мы уйдем в сторонку, когда начнут резать?!
А молодой олешек метался на конце тынзея из стороны в сторону, пытаясь всеми силами вырваться на свободу. Вокруг него безумолчно тявкали собаки. Они не скрывали своей радости, зная, что положенная доля от олененка скоро достанется и им.
Вели олешка к чуму Иван, Авдотья и молодой пастух Егор Явтысый. Я смотрел через плечо Лиды на бедного олешка и говорил:
— Какие картины идут в Ленинграде?
— Много хороших… Перед отъездом я «Ричарда Третьего» смотрела. По Шекспиру. В двух сериях.
— Да?.. В двух сериях?
— Да. А что?
— Тру-удно…
— Да ты что?
— Да так.
— Странный ты какой-то, Вася…
Я видел, как разделывали оленя, как в чашу налили кровь, посолили её, и Иван крикнул:
— Будьте к столу, гости! Кровь остынет!
— Ну вот… и готово, — трогательно сказала Лида, повернувшись. — Пошли.
Вокруг туши суетились люди с длинными ножами, которыми ловко подсекали куски нежного мяса у самого носа.
— Господи, как они носы-то не отрежут? — промолвила тихо Лида и подтолкнула меня, шепнув: — Иди тоже ешь.
Я взял острый охотничий нож и с удовольствием, как все, начал есть сладковатое оленье мясо, а моя синеглазая спутница торопливыми шагами ходила вокруг нас, словно мы за заколдованной чертой. Наконец, набравшись храбрости, она подошла ко мне и попросила:
— Дай попробую.
Я отрезал не очень жирный кусок, макнул его в кровь и подал с кончика ножа прямо в зубы. Лида долго ходила с ним, жевала его и всё же выплюнула, сказав:
— Очень знакомый вкус… Я часто разбивала нос в детстве.
Она хотела добавить что-то ещё, но тут подошла Авдотья — подала нам дымящиеся, поджаренные на огне ребра.
Теперь Лида ела, не глядя ни на кого, а когда упало на землю голое ребрышко, она выпрямилась, вытерла платком губы и… ничего не сказала.
— Значит, сказки собирать приехали? — обратился к нам Иван.
И нам показалось, что в голосе его прозвучала ирония.
— Утром мясо, днем мясо, вечером мясо — надоедает… — сказал он и угостил нас нельмой. — Небось, вкусная рыба? Я из поселка привез. Говорят, один план наши рыбаки уже выполнили.
Вскоре мы убедились, что не совсем правильно поняли отношение хозяина чума к сказкам. Песня Ивана была длиннее, чем августовский день в тундре. Он пел негромко, но так задушевно, что казалось, героем легенды был сам поющий.
Хорошо пел Иван. Песня его — что река в половодье. Разве оторвешься хотя бы на миг, если что ни слово, то образ, что ни предложение — оригинальная мысль.
Все люди стойбища собрались в чуме Ивана. Певец умел заинтересовать слушателей. Песнь его лилась стройно. Все слушали с напряженным вниманием. Порой, казалось бы, встречалась совсем незначительная деталь, но затем, когда в жизни героя проходил целый период времени с массой событий, эта же деталь становилась центром повествования и в то же время исходной вехой к новым подвигам героя.
Иван пел и время от времени пояснял непонятные, уже устаревшие слова и выражения. Тогда он, обращаясь к нам, ронял задумчиво:
— Это чтобы было понятно вам.
Лида ревниво следила за бобинами и индикатором «репортера». А я был рад и горд за пути-дороги родной мне Большеземельской тундры, которые вели нас с Лидой к людям, к их сердцам с чудесными песнями. А песен в любом чуме — что куропаток в тундре.
Песня Ивана Лагейского текла плавнее, чем реки по Варандэйской равнине, которая казалась шире неба, и звучала сильнее, чем прибой Баренцева моря. Герой сюдбабца [82] — Нохо Нгацекы. Он, батрак трех братьев-многооленщиков, пустозеров, пас оленей недалеко от Болванской губы. Нохо пел о пережитом:
И вот однажды вдоль берегов рек потянулись на север аргишами проталины. Нохо увидел на льду Болванской губы живые темные точки. «Не часть ли оленьего стада отбилась?» — подумал он и выехал с четырьмя прицепами грузовых саней на лёд залива. Но там были не олени — нежилось под весенним солнцем стадо морского зайца. Не упускать же такой случай! Нохо решил поохотиться. Он так увлекся, что не заметил, как тронулся целиком весь лед залива и вместе с ним вынесло его в море.
Два с половиной года Нохо Нгацекы жил на плавучей льдине. Когда было съедено мясо всех шестнадцати оленей, он спасался от голодной смерти мясом морского зайца и нерпы [83]. К счастью, льдину прибило к припаю, и Нохо добрался до людей, до тепла живого огня где-то за морем Тетивы — Енисеем. Но куда деться человеку, если у него только две руки, две ноги и голова на плечах? И Нохо батрачил у новых хозяев. Он готовил дрова, носил воду, караулил оленей и пел об этом в своих песнях:
Так шли дни, месяцы и годы. И всё же через десять лет Нохо Нгацекы отправляется в путь к родным печорским местам.
Но вот взвихрился снег, и выросла на просторе оленья упряжка. Она летела прямо на Нохо. А в ста саженях до Нохо ясавэй [84] остановил оленей и выхватил из-под амдера боевой лук.
Достал свой лук и Нохо Нгацекы. Запели стрелы. Стреляли день, два дня… три недели. Нохо Нгацекы ловил летящие в него стрелы левой рукой и отправлял их обратно. Левой рукой же хватал летящие в него стрелы и отправлял их обратно и противник Нохо Нгацекы.
Наконец неизвестный бросил на нарты свой лук и пошел к Нохо. Бросил лук и Нохо. Завязалась борьба не на жизнь, а на смерть. Дернет на себя Нохо противника — земля под ногами того обнажается до мертвых трав. Дернет на себя Нохо противник — под ногами Нохо сугробы ползут вместе с мёрзлым дёрном. На исходе седьмой недели под ногами бойцов хлынула из-под земли на снег голубая глина…
82
Сюдбабц — героическая, богатырская песня, былина.
83
Ненцы ели мясо морского зверя только от большой нужды.
84
Ясавэй — в данном случае управляющий упряжкой и хозяин земли. Я — земля, савэй — суффикс обладания. Я + савэй = обладающий землей.