Жизнь и приключения Заморыша (с илл.) - Василенко Иван Дмитриевич (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
Я обещал прочитать.
– Вот-вот, – сказал инспектор и на ходу опять уткнулся в книгу.
С этими двумя указаниями – вести себя строго и спрятаться за доску – я и отправился в деревню Новосергеевку.
Новосергеевка находилась в десяти верстах. Я быстро шагал и скоро вышел за город. День был чудесный: стояло бабье лето, время, когда солнце не печет, а ласкает, небо светится голубизной, в прозрачном воздухе плавают серебристые паутинки. Я шел по мягкой дороге, и мне припоминалось, что все окружавшее меня было описано Чеховым в повести «Огни»: и ветряная мельница на углу городского кладбища, и заброшенное четырехэтажное здание бывшей мукомольни, в котором «сидит эхо», и плешивая роща, и синее море слева дороги, и бесконечная степь справа ее. Мы годами топчем наши улицы, видим одни и те же дома, одних и тех же людей, даже одних и тех же сеттеров и болонок, а оказывается, нужно потратить лишь полчаса и выйти за город, чтобы перед нами открылся совсем иной мир…
За двадцать лет в этой пригородной полосе возникли лишь два кирпичных здания: одно – двухэтажное, с густой сетью проводов над крышей, другое – маленькое, с крошечным двориком. В большом, как говорили, работала радиостанция, но толком мало кто знал, что это за новшество такое, в маленьком жил заведующий с техниками. Оба здания стояли прямо в степи, видны были издалека и вызывали у прохожих и проезжих смутно-тревожное чувство – и тем, что люди обитали в стороне от других жилищ, и тем, что какими-то таинственными способами они переговаривались с невидимыми кораблями. Мог ли я предполагать, что всего четыре года спустя вся эта местность изменится до неузнаваемости, что на ней вырастут огромные заводские корпуса с трубами до небес, что оба здания окажутся на территории завода, а их «таинственных» обитателей просто-напросто вытурят, чтобы разместить здесь главную контору завода. Не знал я, конечно, и того, какие приключения готовила мне здесь судьба.
Я все дальше и дальше уходил от города, миновал ничем не огороженное сельское кладбище, с наклонившимися деревянными крестами, наверно, уже заброшенное. За кладбищем девчата в повязанных по самые брови платках ломали кукурузу. При виде меня они принялись пересмеиваться. Обычно, чувствуя на себе взгляд девушки, я смущался, не знал, куда девать руки, с досадой замечал, что шаг у меня делается неровный, как у пьяного. Но сейчас, под влиянием этого благодатного солнца, свежего воздуха, запаха степных трав, я наполнился какой-то жизненной силой, осмелел и на смешки девчат ответил тоже смехом.
– Девчата, а скоро ли будет Новосергеевка? – спросил я.
– Новосергеевка? А вон она, вон! – дружно ответили они, показывая руками в сторону, где виднелись белые дома под железными крышами. – Вам на какую улицу? Вы до кого? Вы, бывает, не землемер?
– Нет, не землемер. Я учитель.
– Учитель? – Девчата недоверчиво оглядели меня. – Вот у нас был учитель в Лукьяновке: с бородой, в очках, с линейкой. А вы еще совсем хлопчик. Вас диты и слухаться не будут.
«И эти туда ж!» – подумал я и сказал:
– Я тоже бороду отпущу и линейку заведу.
Девчата так и прыснули:
– Та вона ще у вас и не ростэ, та борода! А линейку хлопчики отнимут и поломают.
Я решил уйти от этой темы и спросил:
– Зачем вы платки повязали так низко? Теперь уже солнце не печет. Да и не узнать, какая из вас брюнетка, а какая блондинка.
– А вам яки больше нравятся? – кокетливо спросила та, что звонче всех смеялась – круглолицая и кареглазая.
Чтоб поддержать шутливый тон, я сказал:
– Брюнетки. Но ничего не имею и против блондинок.
Шутка была вознаграждена дружным смехом.
– Так выбирайте! Мы зараз платки поснимаемо. Выбирайте, яка больше по сердцу.
Я сделал вид, что испугался, и быстро зашагал от девчат.
– Тикайте швыдче! – кричали они мне вслед. – А то догоним и оженим!..
Деревня расположилась между берегом моря и шляхом. Дойдя по шляху до средней улицы, я увидел в другом конце ее кирпичное здание, стоявшее чуть особняком от других домов, и догадался, что оно-то и есть школа. По мере того как я продвигался к нему, из дворов выскакивали кудлатые собаки и бросались на меня со злобным лаем, то поднимавшимся до визга, то падавшим до хрипа. Я долго шарахался в разные стороны улицы, пока мне на выручку не прибежал босоногий мальчишка, весь коричневый от загара. Он вытянул из плетня хворостину и, грозя ею собакам, закричал: «Пишлы, шоб вы здохлы, прокляти!»
Школа была совсем новой постройки, даже пахло еще известью. На дверях висел замок, и я ограничился тем, что обошел вокруг здания. В окнах виднелись парты, поставленные одна на другую до самого потолка.
– У кого же ключи? – спросил я мальчика.
– А у Кигтенки.
– Он кто, сторож?
– Не. Попечитель. Позвать?
– Лучше уж я к нему. Веди.
До усадьбы Кигтенко было рукой подать. По узенькой тропинке вдоль оврага, врезавшегося в самую деревню, мы прошли к каменному дому с занавесками на окнах. Во дворе и под навесом стояли брички, дроги, веялка, лобогрейка. Через открытые двери добротной конюшни видны были две рослые, до лоска вычищенные лошади. Хозяин, человек с круглым бабьим лицом, без намека на талию в фигуре – прямо мешок муки на двух коротких тумбочках, стоял у кормушки и чинил хомут. Узнав, что я учитель, он приветливо сказал:
– Милости просим. Только не рано ли вы приехали? Дети еще гусей пасут.
В селах нашего края говорят на смешанном русско-украинском языке, он же говорил по-русски относительно чисто.
– Занятия в школах должны начинаться в установленный срок, – возразил я.
Попечитель удивленно взглянул на меня:
– А кто же будет гусей пасти, коз? Покуда с хозяйством не управимся, с календаря хоть и не срывай листки.
Он сходил в дом за ключами, и мы отправились осматривать школу. Кухня, маленькая комната для учителя и большой класс – вот вся школа. А в ней парты, доска, стол и табурет – все некрашеное.
– Вот вам совет, – сказал попечитель: – езжайте домой, а дней через десять мы пришлем за вами подводу. К тому времени и кровать в комнате поставим.
Подошло еще несколько человек, и все подтвердили, что, покуда гуси пасутся, хозяева не пошлют детей в школу.
Мне ничего не оставалось, как вернуться в город.
Дома сидеть было скучно, а ходить по улицам опасно: наткнешься где-нибудь на инспектора – доказывай ему, что, пока гуси пасутся, о занятиях в школе не может быть и речи. Но выйти нужно было обязательно, чтобы поставить Ильку в известность, в какую деревню я послан учительствовать.
Однажды, сидя у окна, я увидел, что мимо прошел Миша Проценко. Он учился в одном со мной классе, участвовал в любительских спектаклях и нередко заходил ко мне загримированный то дьячком, то лихим казаком, то китайцем. Я выскочил на улицу и окликнул его:
– Миша, голубчик, загримируй меня!
– Кем тебя загримировать? – нисколько не удивился он такой просьбе.
– Кем хочешь, лишь бы меня никто не узнал.
– Пожалуйста, ничего не стоит.
К вечеру я уже был ярким блондином с пышными усами и бородкой клинышком. Я так осмелел, что отправился на многолюдную Петропавловскую улицу, где в вечерние часы обычно прохаживался, заложив руки за спину, сам инспектор. И повстречал его, как только сделал несколько шагов среди нарядной публики. Но он едва скользнул по мне взглядом. И вообще никто не обращал на меня внимания, даже знакомые. Лишь двое подвыпивших шалопаев в студенческих тужурках загородили дорогу и принялись разглядывать меня, как какой-то музейный экспонат. Один сказал:
– Как ты думаешь, что это за гибрид?
Другой с видом знатока ответил:
– Это помесь lacerta и arvicola terrestris [36]. Довольно редкостный экземпляр.
Следующие два дня я потратил на то, что прохаживался около металлургического завода в надежде увидеть Ильку. «Должен же он появиться наконец, коль работает на заводе», – рассуждал я. Завод поглощал и выбрасывал сотни рабочих, а Ильки все не было. Показался он только на третий день. В синей блузе, с увязанным в красный платочек завтраком в руке, – ни дать ни взять настоящий рабочий, – он шел прямо на меня. По всем правилам конспирации я сделал вид, будто всматриваюсь куда-то вдаль, то ли в кувыркавшихся в небе голубей, то ли в бумажного с трещоткой змея, а сам настороженно ждал, когда Илька поравняется со мной, чтоб подмигнуть ему и шепнуть два слова. Но ни подмигнуть, ни шепнуть я не успел. Поравнявшись, Илька сказал: «Ну и дурак!» – и прошел дальше тем же ровным шагом к заводской проходной.
36
Помесь ящерицы и водяной крысы (лат.).