Аня из Инглсайда - Монтгомери Люси Мод (бесплатная регистрация книга txt) 📗

— Мне говорили, у вас семь детей, — сказала Кристина, обращаясь к Ане, но глядя на Гилберта.

— Только шесть живы, — сказала Аня. Ее лицо дрогнуло. Даже теперь она не могла думать о маленькой беленькой Джойс без боли.

— Какая семья! — сказала Кристина.

Мгновенно стало казаться неприличным и нелепым иметь большую семью.

— У тебя, я полагаю, нет ни одного, — заметила Аня.

— Ты знаешь, я никогда не любила детей. — Кристина пожала своими великолепными плечами, но ее голос звучал немного резко. — Боюсь, я не из тех, у кого есть этот материнский инстинкт. Я, право, никогда не думала, что единственное предназначение женщины — приносить детей в этот и так уже переполненный мир.

Затем они пошли в столовую. Гилберт повел Кристину, доктор Муррей — миссис Фаулер, а доктор Фаулер, маленький толстый мужчина, который не мог вести беседу ни с кем, кроме коллеги-доктора, повел Аню. Аня чувствовала, что в комнате довольно душно. Ощущался какой-то таинственный, немного дурманящий запах. Возможно, миссис Фаулер жгла какие-то благовония. Меню было великолепным, но Аня ела машинально, без всякого аппетита, и улыбалась, улыбалась, пока не почувствовала, что от нее не осталось ничего, кроме этой улыбки. Она не могла отвести глаз от Кристины, которая не переставала улыбаться Гилберту. Ее зубы были так красивы… даже слишком красивы. Они выглядели как реклама зубной пасты. Кристина очень выразительно играла руками, когда говорила. У нее были прелестные руки, довольно, впрочем, крупные.

Она говорила Гилберту что-то о циклических скоростях жизни. И что она только имела в виду? Знала ли это она сама? Затем они как-то неожиданно перешли к мистериям, представляющим Страсти Господни.

— Ты когда-нибудь была в Обераммергау? [20] — спросила Кристина Аню, хотя она отлично знала, что Аня там не была! Почему самый простой вопрос звучал как дерзость, когда его задавала Кристина? — Конечно, семья ужасно связывает тебя, — сказала Кристина. — Ах, как ты думаешь, кого я встретила в прошлом месяце, когда была в Галифаксе? Ту твою маленькую подружку, которая вышла за ужасно некрасивого священника… как это его звали?

— Джонас Блейк, — сказала Аня. — Филиппа Гордон вышла за него. И я никогда не считала его ужасно некрасивым.

— Неужели? Конечно, о вкусах не спорят. Ну, короче, я встретила их. Бедная Филиппа!

В устах Кристины слово «бедная» звучало весьма впечатляюще.

— Почему бедная? — спросила Аня. — Я думаю, она и Джонас очень счастливы.

— Счастливы! Моя дорогая, если бы ты видела, где они живут! В жалкой рыбачьей деревушке, где большое событие, если свиньи заберутся в сад! Мне говорили, что этот Джонас имел хороший приход в Кингспорте, но оставил его, так как счел, что его долг переехать к рыбакам, которые нуждаются в нем. Терпеть не могу таких фанатиков! "Как можешь ты жить в таком отрезанном от мира месте?" — спросила я Филиппу. Знаешь, что она сказала?

Кристина выразительно взмахнула своими красивыми, со множеством колец, руками.

— Возможно, то же самое, что я сказала бы о Глене святой Марии, — ответила Аня. — Это единственное место в мире, где я хотела бы жить.

— Подумать только, что ты так довольна своей деревней, — улыбнулась Кристина. («О, этот ужасный рот, полный зубов!») Неужели у тебя действительно никогда не возникает желания расширить горизонты твоей жизни? Ты была довольно честолюбива, если я правильно помню. Разве ты не писала довольно талантливые вещи, когда была в Редмонде? Немного фантастические и причудливые, конечно, но все же…

— Я писала их для людей, которые все еще верят в сказочную страну. Их на удивление много, и они любят получать известия из той страны.

— И ты совсем забросила это занятие?

— Не совсем, но теперь я пишу «живые послания» [21], — сказала Аня, думая о «Джеме и компании».

Кристина удивленно взглянула на нее, не узнав цитаты. Что Аня Ширли имела в виду? Впрочем, она славилась в Редмонде своими туманными речами. Она удивительно хорошо сохранилась, но, вероятно, она из тех женщин, что, выйдя замуж, перестают думать. Бедный Гилберт! Она подцепила его раньше, чем он поступил в Редмонд. У него никогда не было ни малейшего шанса освободиться от нее.

— Хоть кто-нибудь еще ест в наши дни миндаль-двойчатку? — спросил доктор Муррей, только что расколовший двойной орех.

Кристина обернулась к Гилберту.

— Помнишь, какой миндаль однажды ели мы? — спросила она.

(«Кажется, они обменялись многозначительным взглядом».)

— Ты полагаешь, я мог забыть это? — спросил Гилберт.

Они нырнули в поток разных «а помнишь», а в то время как Аня сидела, остановив взгляд на натюрморте с рыбой и апельсинами, висевшем над буфетом. Она и не предполагала, что у Гилберта и Кристины так много общих воспоминаний. «А помнишь наш пикник на берегу узкого морского залива?.. А помнишь вечер, когда мы зашли в негритянскую церковь?.. А помнишь вечер, когда мы отправились на маскарад?.. Ты была испанкой в черном бархатном платье с кружевной мантильей и веером».

Гилберт явно помнил все и во всех подробностях. Но он забыл про годовщину своей свадьбы!

Когда после обеда они вернулись в гостиную, Кристина бросила взгляд в окно на восточную часть неба, где за темными тополями уже появилось слабое серебристое свечение.

— Гилберт, давай пройдемся по саду. Я хочу опять постичь значение восхода луны в сентябре.

(«Разве восход луны значит в сентябре что-то такое, чего не значит ни в каком другом месяце? И что она хотела сказать своим „опять“? Она когда-то „постигла“ его прежде… с Гилбертом?»)

Они вышли. Аня чувствовала, что ее очень ловко и мило отодвинули в сторону. Она села на стул, с которого ей был виден сад, хотя она не призналась бы даже себе, что выбрала его по этой причине. Она видела, как Кристина и Гилберт идут по дорожке. Что они говорят друг другу? Говорит, как кажется, в основном Кристина. Вероятно, Гилберт онемел от нахлынувших на него эмоций. Улыбается ли он там, в свете луны, воспоминаниям, в которых ей нет места? Она вспомнила те вечера, когда она и Гилберт бродили по освещенным луной садам в Авонлее. Неужели он забыл?

Кристина слегка запрокинула голову, глядя на небо. Конечно, она знала, что показывает свою прекрасную полную белую шею, когда так поднимает лицо. Когда-нибудь луне требовалось так много времени, чтобы взойти?

Когда они наконец вернулись в дом, в гостиной уже появились новые гости. Были разговоры, смех, музыка. Кристина пела, пела очень хорошо. Она всегда была музыкальна. Она пела для Гилберта о «дорогих минувших днях очарованья». Гилберт сидел в кресле, откинувшись на спинку, и был необычайно молчалив. Смотрел ли он с грустью в прошлое — на те «дорогие минувшие дни очарованья»? Рисовал ли он в воображении свою жизнь, какой была бы она, если бы он женился на Кристине? («Раньше я всегда знала, о чем думает Гилберт. Голова начинает болеть. Если мы не уедем совсем скоро, я, наверное, запрокину голову и взвою. Как хорошо, что наш поезд уходит рано».)

Когда Аня, надев пальто и шляпу, спустилась вниз, Кристина стояла на крыльце с Гилбертом. Она подняла руку и сняла лист с его плеча: жест был точно ласка.

— Ты правда здоров, Гилберт? У тебя ужасно усталый вид. Я знаю, ты переутомляешься.

Аню охватил ужас. Гилберт действительно выглядел усталым, очень усталым, а она не видела этого, пока на это не указала Кристина! Никогда она не забудет чувство стыда, которое испытала в этот момент. («Я воспринимала Гилберта как нечто само собой разумеющееся и винила его за то, что он делает то же самое».)

Кристина обернулась к ней:

— Было так приятно снова встретить тебя, Аня. Почти как в прежние времена.

— Почти, — сказала Аня.