Это моя школа - Ильина Елена Яковлевна (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
«Ну а что было бы, если б это была не Стеллина, а моя мама?» — неожиданно мелькнуло у Кати в голове. И ей сразу представилось, как они с мамой вместе неторопливо идут по утреннему морозно поскрипывающему снегу (не за руку, понятно, как Антонина Степановна со Стеллой, а под руку — это совсем другое дело: за руку водят только маленьких). Входят вместе в школьный подъезд, и мама, как всегда, сразу же находит для себя работу: она поправляет на Ирке Ладыгиной большой шерстяной платок, застегивает под горлом у Лены Ипполитовой крючки, переплетает кому-то косу… Смеется, со всеми болтает, шутит…
Да, конечно, если бы на месте Стеллиной была бы ее, Катина, мама, все пошло бы совсем по-другому. И девочки были бы рады и Анна Сергеевна. А уж сама Катя была бы просто счастлива. Только мама ни за что не поехала бы, если другие матери не едут. Разве что в родительском комитете ей бы поручили или Анна Сергеевна очень попросила. А так, только чтобы проводить Катю, ни за что! Ой, что будет, если эта Антонина Степановна и взаправду поедет с ними? Ведь и сейчас уже она не отходит от своей Стеллочки ни на шаг. Бедная Стелла! Лена Ипполитова говорит правду: трудно ей, бедняжке, живется!..
Думая обо всем этом, Катя невольно повернулась и стала по очереди поглядывать то на Стеллу, то на ее суровую и чересчур заботливую маму.
«Ой, что это я? — спохватилась Катя. — Уставилась на них, как на диковинных зверей в зоопарке. Даже невежливо».
И, притворившись, что смотрит вовсе не на Стеллу с мамой, а на входную дверь, громко заговорила:
— Девочки, а где же Наташа? Неужели опоздает, и мы так и уедем без нее?
— Наташа с нами не поедет, — сказала Аня. — Она кашляет, и температура у нее тридцать семь и одна.
— Вот глупо! — сказала Ира Ладыгина. — Уж лучше было бы тридцать восемь и одна.
— Что это ты говоришь? — спросила Катя. — Почему тридцать восемь и одна лучше?
— Ну как ты не понимаешь? Не так было бы обидно. А то что же это за температура — тридцать семь и одна? Вовсе даже и не жар, а ты все-таки сиди дома.
— Да, правда, ужасно досадно, — сказала Катя. — Ну, мы вернемся и все ей расскажем.
Все вышли на улицу, и девочки построились парами. Аня, конечно, сразу же оказалась возле Кати, Настя пошла рядом с Леной Ипполитовой, Стелла — с Ниной Зеленовой, а Валя Ёлкина — с Ирой Ладыгиной. Несколько поодаль, оглядывая всю шеренгу, пошли Анна Сергеевна и Оля. Антонина Степановна шагала рядом с дочкой, но у входа в метро Стелла сказала:
— Мамочка, ну иди же, иди домой!
Голос у нее был робким и просительным. И Антонина Степановна, чуть поколебавшись, помахала всем рукой и отстала.
После ее ухода девочкам сразу стало как-то легче и свободнее. Все заговорили громче. Ира Ладыгина и Валя Ёлкина, схватившись за руки, обогнали Стеллу с Ниной и зашагали во второй паре вслед за Катей и Аней. Когда же раздвижная дверь вагона метро с мягким шумом закрылась за ними, они уселись все в ряд на кожаное сиденье, и у них началась такая веселая болтовня по всякому поводу и даже без повода, что вся компания чуть не проехала станцию «Курская».
В вагоне поезда
Поезд стоял у перрона. Увидя стайку школьниц, проводница приветливо крикнула им с площадки одного из вагонов:
— А ну-ка, дочки, заходите!
Она была одета в черную шинель с медными пуговицами, из кармана у нее торчал желтый флажок.
— С Новым годом вас! — приветливо сказала она, сойдя на платформу.
— С Новым годом! — ответили девочки хором и одна за другой быстро вскарабкались по крутым, узеньким ступенькам.
Вагон и в самом деле оказался такой, какие бывают в поездах дальнего следования — со спущенными верхними полками, со столиками возле окон и занавесками. Сквозь двойные стекла виднелся другой поезд, но не паровой, а электрический — с широкими окнами и целой сетью проводов над крышами.
В вагоне было как-то по-домашнему тепло. Анна Сергеевна велела девочкам раздеться, а шубки, платки и шапки повесить над скамейками возле окон.
Вокруг было совсем свободно. Все скамейки оказались пустыми. Видно, в это раннее новогоднее утро мало нашлось охотников путешествовать.
Настя пристроилась у столика, и сейчас же на нем оказалась вышитая салфетка, а у Насти в руках — вязанье и крючок.
Катя села у окна с другой стороны, напротив Насти. Рядом с Катей примостилась Аня Лебедева.
Стелле Анна Сергеевна велела сесть подальше от окна и от дверей. Все девочки невольно переглянулись. А у Стеллы на лице появилось такое же, немножко обиженное, выражение, какое было у нее в школе перед самым отъездом.
— Эх, жалко, что совсем нет пассажиров! — сказала Ира Ладыгина. — Мы одни, и больше никого…
Но в эту самую минуту с площадки донеслись голоса, смех, и в вагон ввалилась целая ватага лыжников — парней и девушек, одетых в одинаковые теплые, мохнатые куртки и брюки. Лыжники расставили по стенкам вагона свои лыжи и палки и принялись рассаживаться, занимая все свободные места. Вагон сразу заполнился до того, что одному из лыжников даже не хватило места.
— Товарищи, — сказал он, оглядываясь вокруг. — А ведь мы, кажется, попали в детский вагон!
— Вот еще, «детский»! — обиделась Валя Ёлкина. — Они, наверно, думают, что мы первоклассницы.
— Да нет, какой же это детский вагон, — отозвался басом один из лыжников, сидевший на краешке скамьи у дверей. — Разве не видишь, что здесь старушки едут? А впрочем, садись ко мне на колени, сойдешь за ребеночка.
Со всех сторон так и посыпались шутки:
— Папаша, смотри, как бы сынок тебя не раздавил! Ребеночек крупный. Верных семьдесят два килограмма.
— Папаша, дай ребенку покурить, а то он заплачет.
— Дал бы, да вагон для некурящих.
Уже промелькнули мимо широкие окна стоявшей на соседнем пути электрички, и в вагоне стало светлее. А поезд, который должен был увезти из Москвы девочек с их учительницей и лыжников, казалось, и не думает двинуться в путь. И вдруг, совсем неожиданно, мимо окна медленно и плавно пошли назад отцепленные вагоны, низкие крыши, высокие трубы, кирпичные стены, дощатые заборы… Под вагоном с гулким рокотом уже начали свою работу колеса. Поезд ускорял ход, и все быстрее бежали в обратную сторону телеграфные столбы. Протянутые между ними провода были похожи на линеечки в школьной тетрадке. Расстояние между линеечками делалось то уже, то шире, линеечки то будто выпрямлялись, то становились волнистыми. Поезд шел все быстрее и быстрее.
Кто-то из лыжников затянул песню «Где ж вы, где ж вы, очи карие?», и в вагоне стало еще веселее.
А где-то далеко впереди гудел паровоз, и по этому доносившемуся издалека гудку чувствовалось, что впереди еще много, много вагонов.
Девочки то смотрели в окна, то снова оглядывались на веселых пассажиров. Даже Анна Сергеевна с интересом посматривала на этих здоровых, жизнерадостных парней и девушек и чуть заметно улыбалась. Может быть, ей вспомнились собственные студенческие годы…
Но особенно понравилась эта веселая, громкоголосая компания Ире Ладыгиной. Каждая шутка вызывала у нее настоящий восторг. Она даже подпрыгивала и хлопала в ладоши.
Из разговоров молодых людей нетрудно было догадаться, что они едут на лыжную вылазку в какое-то очень хорошее место, где есть и холмы и крутые обрывы.
— Вот бы и нам на вылазку! — с завистью сказала Ира, на всякий случай краешком глаза поглядывая, не слушает ли ее Анна Сергеевна. — А то собирались, собирались — и на тебе: собрались в детский дом. Это почти все равно что в школу.
— Ну и не ездила бы, если тебе неинтересно, — сказала Настя Егорова. — Никто тебя силком не тянул.
— Да я же не говорю, что неинтересно, а только на лыжной вылазке, конечно, веселее.
Ира отвернулась и прижалась лбом к стеклу.
А за окнами простирались снежные поля, мелькали дощатые высокие платформы дачных поселков. Но поезд, не обращая на них внимания, несся мимо, мимо, и опять за окнами вырастали то снежные насыпи, то белые березки с черными ветками, то молодые сосенки с топкими, словно покрасневшими от мороза и ветра стволами. Казалось, эти березки и сосенки только что выбежали к рельсам, чтобы посмотреть на проходящий мимо поезд.
