Эта милая Людмила - Давыдычев Лев Иванович (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
Отличнейшее его настроение объяснялось не только тем, что он был обильно накормлен, ублаготворен и обласкан сверх всякой меры, но и тем, что рядом находился Пантя — такой же хулиган, такое же гонимое существо, как сам он, Кошмар. А если ко всему добавить присутствие здесь благодетельницы, то у него имелась полная возможность и блаженствовать, ничего не опасаясь, и возможность покапризничать, похулиганить, побезобразничать, но не очень, конечно.
Не подозревал Кошмар, с каким отвращением нёс его Пантя, вернее, уже почти Пантелей. Во-первых, кот с корзинкой — не такой уж лёгонький груз, во-вторых, кому он в многодневном походе нужен, безобразник, какой от него, хулигана хвостатого, толк?
Ну, а всё остальное было — лучше некуда! Пантя ни о чем не думал, ничего не загадывал, ничего не переживал— просто наслаждался. Временами он даже забывал, кого несёт в корзине, а тяжеленный рюкзак лишь придавал гордости: вот он, Пантя, нужный участник многодневного похода!
Однако у остальных участников похода настроение было неопределенным, радость в нём перемешалась с невесёлыми думами о Герке. Все жалели его и в то же время бранили его.
Шли молча.
Первой не выдержала тётя Ариадна Аркадьевна, остановилась и возмущённо заявила:
— Мы бессердечные люди! Мы самые обыкновенные эгоисты! Моя совесть лишает меня удовольствия от похода! Я не могу без большого стыда думать о том, как мы бросили бедного мальчика одного!
— Присядем, товарищи, — предложил дед Игнатий Савельевич. — Вот тут в тени и отдохнём.
— Я имела в виду не отдых, уважаемый сосед!
— А я, уважаемая соседушка, имею в виду именно отдых. Но можно и потолковать. Хотя проку от наших толкований не будет. Я лично иду и дойду туда, куда мы решили идти!
— Нам предстоит, товарищи, — строго произнесла эта милая Людмила, — выбрать командира похода, передать всю власть в его руки и слушаться его беспрекословно.
Иначе у нас будет много времени уходить на споры и ненужные обсуждения.
Все с удовольствием расположились в тени на опушке леса. Тётя Ариадна Аркадьевна осталась на дороге и оттуда крикнула жалобно:
— Ведь что получается! Нет, вы только подумайте, что же такое получается! Ведь получается, что к коту мы отнеслись более человечески, чем к мальчику!
— А! — громко и требовательно позвал дед Игнатий Савельевич. — Риадна Аркадьевна! Покиньте солнцепёк и пройдите в тень!
Когда уважаемая соседушка выполнила его предложение и опустилась на траву, конечно, рядом с корзиной, в которой блаженствовал её любимец-проходимец, эта милая Людмила заговорила:
— Командиром может быть выбран любой участник похода, который пользуется авторитетом, твёрд и принципиален, которого все согласны слушаться беспрекословно.
— Фактически организатор и командир похода у нас уже имеется, — сказал дед Игнатий Савельевич. — Кто за то, чтобы им официально утвердить Людмилушку, прошу голосовать. — И он первым выбросил вверх прямую правую руку.
Вслед за ним проголосовала Голгофа. Ну, а раз она подняла руку, Пантя проделал то же самое.
— Кто против?
Тётя Ариадна Аркадьевна даже не пошевелилась.
— Кто воздержался?
Не пошевелилась даже тётя Ариадна Аркадьевна, но сказала осуждающим тоном:
— И всё-таки печально. И весьма жестоко.
Дед Игнатий Савельевич бодро поднялся с места, встал по стойке «смирно» и торжественно объявил:
— Большинством голосов командиром похода выбрана Людмилушка. Какие будут приказания?
— Приказаний не будет, — глухо отозвалась эта милая Людмила. — Тётечка поставила перед нами очень серьёзный вопрос. И мы должны решить его. Что вы конкретно предлагаете, тётечка? Вернуться?
— Ничего подобного я не предлагала! — нервно ответила тётя Ариадна Аркадьевна. — Просто я беспокоюсь о судьбе брошенного нами мальчика! И считаю, что мы с вами плохие воспитатели, если не сумели на него воздействовать!
— Как — не сумели?! — поразился дед Игнатий Савельевич. — Откуда вам известно, уважаемая соседушка, что мы не сумели воздействовать на моего избалованного внука? Ещё ничего неизвестно. И не бросили мы его, а он сам отказался идти с нами. Не могли же мы его, как кота, нести в корзине!
— Извините… — пробормотала Голгофа смущенно, — но мне кажется… я убеждена… я уверена, что Герман будет с нами… Я не представляю, что он именно сделает… как поступит… но он придёт. — У неё вырвался очень тяжелый вздох. — А если он не придёт, значит, не было никакого смысла его уговаривать.
— Значит, он избалован окончательно, до безобразия, — спокойно заключила эта милая Людмила. — Значит, обычные воспитательные и перевоспитательные меры на него не действуют. А если бы мы уступили ему…
— Внук мой! — решительно перебил дед Игнатий Савельевич. — Я за него главный ответчик и главный виновник его безграничной избалованности. Принимай, Людмилушка, командование.
— Вперёд!
Двинулись в путь. Девочки то и дело ныряли в малинник, тянувшийся вдоль дороги, торопливо лакомились ягодами. Уважаемые соседи мирно обсуждали план жизни на берегу Дикого озера. Пантя покорно нёс корзину, но уже на плече — до того ему оттянуло руки.
Равномерное укачивание так убаюкало сытого кота, что он от удовольствия не помурлыкивал, а почти похрюкивал, чем особенно раздражал своего носителя.
В конце концов Пантя остановился, опустил корзину на дорогу, искренне признался:
— Устал. Зря мы его взяли. Сбежать может.
— Передумывать поздно! — из малинника крикнула эта милая Людмила. — Будем нести по очереди!
— Донести-то я донесу, — пробормотал Пантя, — только всё одно сбежит он.
— Куда? Зачем? — поразилась и обиделась тётя Ариадна Аркадьевна. — Он же домашнее животное.
— Всё одно сбежит, — упрямо повторил Пантя. — Я его знаю.
— Я знаю его не хуже тебя и убеждена, что Кошмарик будет вести себя вполне достойно. И больше не расстраивай меня, пожалуйста. Я верю в Кошмарчика.
— Главное, ребята, что уха нас ждет! — от всей души пропел дед Игнатий Савельевич. — Вперёд, вперёд, только вперёд! — И, подхватив корзину, он почти побежал по дороге.
И всем сразу — кому побольше, кому поменьше, но чуть стало веселее.
Леса здесь были распрекрасные. С одной стороны дороги — густой, местами почти непроходимый ельник, сумрачный, сырой, справа — сосновый бор, просторный, светлый, жаркий.
Бор сменился молодым березняком, а ельник — огромной поляной с множеством елочек и кустиков.
— Пантелей! — позвала эта милая Людмила. — Возьми у дедушки корзину! Прибавить шагу! А то получается не поход, а прогулочка!
И пока наши путешественники ненадолго забыли о Герке, мы с вами, уважаемые читатели, как раз и вспомним о нём, посмотрим, чем он занимается и что собирается делать.
Тут нас опять удивит некоторая, предположим, неожиданность: Герка ничем не занимался и ничего не собирался делать. Он до сих пор не верил в случившееся. Точнее, сначала он убедился, что его оставляют одного, а вот когда действительно остался один, то опять не поверил, что все они покинули его одного. Герка до того не поверил в этот невероятный факт, что даже вполне успокоился, сидел в огороде на траве и без малейшего волнения ждал, когда они вернутся. Мысленно он даже разрешил им вернуться не так уж сразу.
Небезынтересно и такое обстоятельство: Герка привык, что его почти всё время воспитывают или перевоспитывают, привык не обращать на это почти никакого внимания. Вот и сейчас ему представилось, что они в многодневный поход ушли не просто для собственного удовольствия, а для его, Герки, воспитания или перевоспитания. Ему не привыкать, можно и подождать.
Однако он начал уже скучать, но вдруг слух уловил звуки автомобильных моторов, а затем Герка услышал негромкие, но явно требовательные, с достоинством, гудки и — бегом через двор на улицу.
Возле дома остановилось две автомашины — серенькая «Волга» и синенький «Запорожец».
Из «Волги» вылез длинный, тощий дяденька в большой плоской кепке, которого Герка сразу мысленно назвал Гвоздем, а из «Запорожца» — как он только там уместился! — толстенный дяденька в красном берете с хвостиком на макушке, которого Герка сразу прозвал Арбузом. Затем из «Волги» выпрыгнула маленькая тётенька, ростом чуть побольше девочки-второклашки, её Герка окрестил Микробой.
