«Мечта» уходит в океан - Почивалов Леонид Викторович (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Карабойчев чуть его отстранил:
— Значит, ты помнишь, что мне сегодня, мне сегодня…
— Пятьдесят! — закончил Абу. Он сделал движение рукой в нашу сторону: — А это мои юные друзья — Антон и Леночка, экипаж нашей яхты, и Бойчо, наш новый ДРУГ.
Карабойчев еще шире распахнул дверь:
— Заходите, дорогие друзья, будете сегодня моими самыми дорогими гостями. Я так счастлив, что вы приехали!
Он познакомил нас со своей женой, с дочкой, с разными родственниками, молодыми и пожилыми, которых оказалось великое множество. По обстановке в квартире сразу было видно: у хозяина большой праздник. В комнатах накрытые для гостей столы. На столах, полках, сервантах, тумбочках в вазах стояли огромные букеты цветов, все были нарядно одеты, все сияли улыбками, особенно хозяин.
Я не очень-то мог понять, почему они так радуются, когда человеку исполнилось пятьдесят. Полвека — это же очень много! Но Тодор Карабойчев не был похож на пожилого человека. Хотя его черная шевелюра, его пышные усы отдавали заметной проседью, хотя из-под его пиджака выпирал довольно солидный животик, наш новый друг оказался человеком веселым, заводным, вертелся по квартире как волчок, бросал распоряжения, на ходу обменивался фразами с Абу: «А помнишь тогда?..», «А встречал ли ты?..», помогал расставлять на столе тарелки и блюда.
Дверь в квартиру почти не закрывалась. Приходили все новые гости — нарядные, сияющие улыбками, обнимались с Карабойчевым, вручали ему цветы, свертки, перевязанные яркими шелковыми ленточками, говорили по-болгарски всякие торжественные слова, которые мы почти не понимали. Когда собрались все — человек пятьдесят, не меньше, — хозяин позвал гостей к столу. Столов было три, во всех трех комнатах, потому что в одной гости поместиться не могли.
Когда наконец все уселись, в бокалы было разлито вино, кто-то из самых седых и пожилых покручивал усы. Ждали первого торжественного тоста. Вдруг раздался еще один звонок — длинный, настойчивый. Все решили, что пришел запоздавший гость. В дверях стоял юноша в кожаной куртке, в одной руке держал шлем мотоциклиста, в другой — конверт. Протянул конверт Карабойчеву. Тот взял его с улыбкой, должно быть, считал, что пришло очередное поздравление, не торопясь вскрыл, вынул листок с текстом, пробежал текст глазами и вдруг нахмурился. Некоторое время молчал, потом поднялся и сказал:
— Дорогие гости! В молодежном лагере на Золотых Песках случилась беда с югославским юношей. Меня срочно вызывают на консилиум. Может быть, придется делать операцию.
Он обвел взглядом сидящих за столом встревоженных гостей, улыбнулся и бодро провозгласил:
— Праздник не отменяется. Считайте, что я с вами. Вернувшись, надеюсь вас еще застать здесь.
Абу поднялся из-за стола вместе с хозяином.
— Мы поедем с тобой, Тодор, если не возражаешь. В Варне у нас только один день, и утром нужно отправляться в путь. А я так давно тебя не видал.
— Конечно! — обрадовался Карабойчев. — У меня вмашине хватит места для всех.
Машина мчалась на полной скорости по шоссе, которое тянулось вблизи моря. За рулем сидел Карабойчев, рядом с ним Абу, а мы с Леной — на заднем сиденье. Ехали по знаменитому на весь мир болгарскому черноморскому побережью. Мы глядели во все глаза, стараясь как можно больше увидеть и запомнить. Даже на ходу из окон старенькой машины Карабойчева увидели много неожиданного. Казалось, что попали в мир счастливых и веселых людей.
Повсюду встречались загорелые мужчины, женщины и дети с приветливыми, беззаботными лицами.
— Это отдыхающие, — пояснил Карабойчев. — Курорты у нас международные, приезжают со всех концов мира. Нравится им болгарское побережье.
Нам с Леной оно тоже понравилось. Рябило в глазах от ярких красок — желтые пески пляжей, синие, красные, оранжевые зонты от солнца на пляжах, пестрые купальники отдыхающих, белые стены огромных, уходящих в небо корпусов санаториев и гостиниц в зеленых волнах садов и парков, синие горы где-то в глубине страны и ярко-голубое море, торжественное, праздничное, зовущее к себе.
— Ох, как хочется искупаться! — вздыхала временами Лена.
Я пытался увещевать ее:
— Какое купание, когда человек в беде!
Она покорно кивала:
— Я ведь просто так…
Всю дорогу Карабойчев и Абу разговаривали о чем-то своем, часто смеялись. Карабойчев вел машину быстро, временами довольно смело обгонял попутные машины, два раза на перекрестках проехал даже на красный свет и не остановился, когда нам вдогонку милиционер пронзительно засвистел.
Наконец мы остановились возле красного двухэтажного здания больницы. Карабойчев так резко затормозил перед подъездом, что я чуть не ударился грудью о переднее сиденье. У дверей его ждала женщина в белом халате. Я увидел, как вдруг изменилось лицо хирурга. Теперь оно стало суровым.
— Ждите здесь! — приказал он нам. — Об обстановке сообщу.
И тут же скрылся за дверями. Мы вышли из машины, сели на скамейку в тенистом саду. По дорожкам бродили люди в одинаковых зеленых больничных халатах. Лица у них были совсем не такими, как у тех, кого мы видели на пляжах и приморских скверах, — бледные, худые, вовсе не беззаботные. Не очень-то весело попасть в больницу даже в таком прекрасном месте.
Меж стволами деревьев больничного сада проступала сияющая синь недалекого моря, в ветвях звенели воробьи, из окон соседнего дома доносилась музыка — кто-то заводил радиолу, было нежарко. Мы молча сидели на скамейке и думали о югославском юноше.
— Хочу верить, что все с ним будет в порядке, — сказал Абу, задумчиво набивая табаком свою старую трубку. — Тодор Карабойчев — отличный хирург, он может делать чудеса.
— А что же все-таки с югославом случилось? — в который раз спросила Лена и, снова не получив от нас ответ, вдруг предложила: — Может быть, нам пойти узнать? А?
Я разозлился: то ей купаться хочется, то не терпится узнать о том, что ей не считают нужным говорить.
— Помолчи! — обрезал я, и она, надув губы, затихла.
Через полчаса из больницы вышел торопливой походкой Карабойчев, повертел головой, отыскивая нас в саду. Обнаружив на скамейке, приветственно махнул рукой. Мы поспешили ему навстречу.
— Ну что? — спросил Абу.
Карабойчев улыбнулся одними глазами:
— Парня спасем! Хотя потрепало его крепко. Приехал из Югославии на мотоцикле. Живет в Дубровнике. Студент исторического факультета. Изучает довольно интересную проблему — древние связи между Дубровником и Варной. Оказывается, еще в восьмом веке из Дубровника в Варну заходили торговые корабли…
— А что же все-таки с ним случилось? — тихо спросила Лена.
— Обычное дело, — вздохнул Карабойчев. — На полном ходу врезался на мотоцикле в дерево. Несколько переломов и кровоизлияние в желудок. Сейчас готовят к операции.
— Оперировать будешь ты? — спросил Абу.
— Нет! Приехал профессор Стоянов. А я ассистентом. Операция не простая. — Карабойчев взглянул на часы: — У меня в распоряжении пятнадцать свободных минут. Давайте-ка заглянем в ближайшее кафе, перекусим немножко. Что-то есть хочется.
— Ой, как хорошо! — обрадовалась Ленка, но, взглянув на меня, тут же затихла.
Недалеко от больницы в конце тенистой липовой аллеи пряталось небольшое кафе, построенное под крестьянскую избу, — стены бревенчатые, крыша дощатая, столы и скамейки тяжелые, из грубых брусков, на стенах полки, и на них красные глиняные кувшины и чаши.
Мы заняли один из свободных столиков. Карабойчев попросил официанта принести «что-нибудь быстрое», и нам принесли блюдо, похожее на наш шашлык, только очень перченное, целый кувшин холодного, со льда, виноградного сока и вкусные, хрустящие корочками белые лепешки.
— Вот наконец я и встречаю свое пятидесятилетие! — усмехнулся Карабойчев. — У нас, у хирургов, всегда не так, как у людей. Хсчу надеяться, сегодня все пройдет удачно. Такой славный парнишка! В сознании. Мужественно терпит страшную боль. Переживает, что катастрофа сорвала его планы. Ехал в Варну, торопился к отходу югославского теплохода. Через два дня в Дубровнике открывается международная историческая конференция, посвященная древним связям народов, населяющих южные европейские моря. Благоевич должен был выступать на ней. И вот все сорвалось. Попросил меня отослать рукопись в Дубровник на конференцию — пусть друзья хотя бы почитают. Почтой отправлять боится. Вдруг пропадет. Ведь единственный экземпляр. Просил позвонить в Варну в порт: не идет ли в Дубровник попутное судно. Мы звонили — нет таких судов и не ожидается. Что делать с этой рукописью — не знаю. Студент говорит, что от этого доклада зависит его диплом и научное будущее. — Карабойчев вдруг решительно схватил вилку: — Заговорил я вас, а вы голодные!
