Это было на Ульяновской - Ленкова Антонина (читать книги регистрация txt) 📗
— Что ли ты нарочно подкладываешь? — допытывалась она у тети Нади. А та только посмеивалась:
— Ну вот еще, разве есть у меня время?
Она и впрямь едва успевала щелкать своей машинкой — таким оно вкусным было, это мороженое, что каждому хотелось его попробовать… Хорошо было до войны!
Девочка улыбнулась от приятных воспоминаний, да так и заснула. Личико ее было таким просветленным, что Нина Нейгоф, войдя в комнату, не стала будить свою маленькую подружку. Она положила на край стола — тот, что был поближе к кровати, — кусок хлеба и вышла, тихо притворив за собой дверь. Спи, девчушка, пусть ничто не потревожит твой сон.
Но пожелание ее не исполнилось: едва опустились на землю сумерки, вокруг завыло, загрохотало, засвистело. По соседней крыше гулко застучали кованые Яшкины ботинки. «Воздушная тревога! Воздушная тревога!» — надрывалась черная тарелка. Не дадут поспать… Валя накрылась с головой и уползла в самый дальний угол кровати. Влетевший в комнату Коля не сразу отыскал ее в куче тряпья. Схватил в охапку вместе с одеялом, вынес на улицу.
— Говоришь, большая, а сама не соображаешь, куда бежать при бомбежке, — выговаривал он сестренке, засовывая ее вместе с одеялом в щель, вырытую посреди двора. — Ищи тебя по всему дому!
— Чего меня искать? Я никуда не девалась, — хрипловатым со сна голосом оправдывалась Валя. — Это ты неизвестно где пропадаешь.
— Ну ладно, не ворчи, — миролюбиво говорил Коля. — Спи дальше. Мы так — на всякий случай прячемся. Они мост бомбить летят, сюда не достанут…
Раздвинув прикрывающие щель доски, он выглянул наружу. Черное ноябрьское небо было расцвечено звездопадом трассирующих пуль; испуганными птицами метались голубые лучи прожекторов; хлопали зенитки, рвались бомбы; рев фашистских бомбардировщиков сливался с гулом падающих стен.
— Только бы они не вошли в город, — вслух подумал мальчик.
Но через несколько дней наши войска оставили Ростов.
V
Город казался вымершим. Люди заперлись в домах, чтобы оттянуть миг ничего хорошего не сулящей встречи с врагом. Ледяной, пронизывающий ветер бушевал на безлюдных улицах, яростно хлопал ставнями полуразрушенных, оставленных людьми домов, будто задался целью сорвать их с петель, пригибал к земле почерневшие стволы деревьев, швырял колючей крупой в лица редких прохожих, заставляя их ускорять и без того быстрый шаг.
Семья Кизимов, ставшая теперь совсем маленькой, была в сборе.
— Ты галстук спрятал? — спросила Мария Ивановна у сына.
Тот, не оборачиваясь, кивнул. Он стоял у окна, выходившего в соседний двор, где жили Яшка, Витя, Игорек, две Нины — Нейгоф и Пилипейко; там жили и взрослые, а двор казался вымершим: все боялись выйти.
Коля подошел к матери и увидел, что она держит в руках фотографию. В прошлом году какой-то чудак-фотограф, пробегая по перрону, вдруг резко остановился возле Коли, только вышедшего из вагона и окруженного толпой встречавших его ребят. Трудно сказать, что привлекло его внимание — мальчуган ли в широкополой панаме, с рюкзаком за плечами и развевающимся на ветру алым галстуком, прильнувшая ли к нему девочка лет девяти в ярком украинском костюмчике, с ромашками в руках, или строгая красота девочки постарше с голубыми, как небо, глазами, державшей за руки двух мальчишек, только он установил вдруг свою громоздкую аппаратуру — огромный треножник, увенчанный «фотокором», — и попросил минуточку внимания. Потом спросил у ребят, где они живут, и услышал короткое «мы с Ульяновской!»
Через несколько дней старый мастер пришел на эту улицу и увидел девочку со скакалкой.
— Ты кто такая? — спросил он у нее.
— Я — Валя Пронина.
— Скажи-ка, Валя Пронина, где живут вот эти ребята?
Он показал ей фотографию. Девочка махнула рукой в сторону Буденновского и завертела скакалкой.
Так появилась в доме Кизимов эта фотография. Вместе с доброй памятью о человеке, который не только взял на себя труд отыскать их, но и отказался от денег, заявив:
— Меня ведь никто не просил. Просто очень уж они мне понравились, ваши ребятки. — И улыбнулся широко и открыто, как улыбаются очень хорошие люди.
Мария Ивановна поставила тогда фотографию на самое видное место. И вот теперь, когда в город вошли враги, ее нужно было спрятать. Спрятать только потому, что на ней был мальчик в пионерском галстуке. Неужели мама тоже боится фашистов? Нет, это они, фашисты, боятся, даже детей, если на груди у них пионерский галстук! А может, правильно, что боятся! Но об этом после, сейчас главное — выйти на улицу, посмотреть, что там делается. Был бой, была бомбежка — вдруг кто-нибудь ранен, лежит, истекая кровью, ждет помощи, а они все попрятались. Может, кого-то завалило и он не может сам выбраться?..
Коля подошел к матери, бережно обнял ее за плечи, сказал тихо:
— Пусти меня, мама. Я скоро вернусь. Ты ведь понимаешь — так надо.
Она понимала. Кивнув головой, проговорила:
— Будь осторожен, сынок.
Проводив взглядом сына, подошла к столу, расправила лежащую на нем газету, завернула в нее фотографию. Потом обернула пакет клеенкой, перевязала суровой ниткой и сняла с вешалки пальто.
— И ты уходишь? — всполошилась Валя. — Пожалуйста, мамочка, не уходи, мне страшно!
— Не бойся, доченька, я не ухожу. Я тут, возле дома.
Прихватив стоявшую у дверей лопату, Мария Ивановна вышла во двор. Слева от двери вдоль окон коридорчика, служившего кухней, густо разрослись цветы. Розовые и темно-красные георгины еще не успели сбросить листья, и они висели почерневшими, безжизненными клочьями, глухо шумя на ветру. Отводя рукой обледеневшие ветки, Мария Ивановна пробиралась вдоль стены к середине окна, чтобы легче приметить место. От короткого сильного удара тонкий ледок хрупнул, и лопата глубоко ушла в мягкую, влажную землю…
Зарыв пакет, она вернулась в дом, присела, не раздеваясь, к столу, задышала глубоко и ровно, стараясь унять сердцебиение. И чего она так разволновалась? Все будет хорошо. Враги пришли ненадолго. Их обязательно прогонят. Может, с войсками придет Антоша. Как она истосковалась по нему за эти полгода, как изболелось за него сердце! Зима, холодно, как-то им там, в окопах?..
— Мам, иди ко мне.
— Сейчас, доченька. Только печку затоплю. Ветром все тепло повыдуло. Да и кушать, небось, тебе хочется. Сейчас картохи наварю, Колюшка придет — сядем и покушаем. Правильно я говорю?
— Правильно, — повеселела девочка. — Давай я тебе помогать буду.
— Давай, быстрее управимся. Бери-ка вот водичку, ставь на огонь. А в эту кастрюльку картошки набери. Чтоб на всех хватило.
— Хватит, нас ведь теперь мало. Это раньше целое ведро надо было.
Мария Ивановна старалась отвлечься, отогнать тревожные мысли о сыне…
Коля вышел на улицу не один. Рядом, стараясь поплотнее запахнуть широкую отцовскую телогрейку, шагал Витя, за ним, ругая на чем свет стоит фашистов, — Яшка.
— Это ж надо, паразиты, куда добрались. Чего они тут не видели, гады ползучие! Вон, домов понарушили сколько — по ихним бы бомбой шарахнуть!
— Не бойся, Яшка, придет время — шарахнем, — обернулся к нему Коля. — А сейчас давай потише, к Буденновскому подходим.
— Стоп, ребята, это еще кто? — замедлил шаг Витя, заметив среди развалин фигурку мальчишки, собиравшего обгорелые доски. — Никак Коля Петренко, тот, что шпиона ловить помогал. Эй, пацан, ты чего тут делаешь? Беги домой, замерзнешь!
— Дома тоже х-х-холодно, — подходя к ним, произнес Коля. — Мать болеет, протопить надо… Вот и собираю дровишки.
— Тоже мне, дровишки, — улыбнулся Коля Кизим. — А ну, братва, поможем тезке. Вон бревнышко подходящее торчит, рядом еще одно. Раз-два, взяли!..
Через несколько минут за высоким дощатым забором раздался пронзительный визг пилы и стук топора.
— Что это вы шуму-то понаделали?! — прикрикнула на ребят большеглазая девушка. — Немцы ведь… страшно.
