Кутерьма - Котовщикова Аделаида Александровна (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
— Струсил? — поглядев на него, усмехнулся Севка.
— Странно как-то… Откуда эти… Васька Большой и Семен Рыжий? Мы никогда о них не слыхали.
— А теперь услышали. Все бывает когда-нибудь в первый раз. Но, ребята, никому ни слова! Это наша тайна. Разболтаете, нам же хуже будет. Слово командира — приказ! Ясно?
— Ясно! — сказал Вартан.
— Ясно! — крикнула Ирка.
— Ясно, — неуверенно, вразброд повторили Коля и близнецы.
Двор, знакомый каждым деревом и кустом, каждой выщербинкой ка каменных плитах, стал как бы чужим. В сущности, он перестал быть двором, а стал «территорией», «местностью». «Территория» эта, как объяснил Севка, принадлежала им и никому больше, но ежеминутно и совершенно неожиданно на нее могли ворваться неизвестные, таинственные и тем более устрашающие Васька Большой и Семен Рыжий. Злоумышленникам было легко совершить нападение, так как ограда существовала только с двух сторон. Всегда это казалось очень удобным: не проходя в ворота и не перелезая через ограду, можно было выйти на соседние улицы. А сейчас никого это не радовало: «их территория» оказалась плохо защищенной.
Возвращаясь из школы, Вартан и Коля настороженно оглядывались по сторонам: побывали здесь враги или нет? Грозных этих личностей мальчики не видели ни разу. Но натворить кое-что те уже успели.
Дня три назад была развалена дровяная кладка. Ванны в доме топились дровами, установить газовые колонки еще только собирались. Во многих квартирах, несмотря на паровое отопление, сохранились и печи, которые нередко протапливали весной и осенью. Словом, дровами люди пользовались, а сараев не хватало. Дрова просто складывали у стенки сарая, обшивая их кое-где листами железа.
Увидев покосившуюся кладку и расшвырянные по земле поленья, тетя Мотя крикнула Вартану с Иркой, бегавшим по двору:
— Это кто не вам разрешил дрова рушить? Вот я вас метлой, пострелята! А ну, помогайте складывать!
Вартан, Ирка и Коля подавали тете Моте березовые полешки и горячо уверяли, что они даже близко к дровам на подходили.
— А кто ж это набезобразничал? Кроме вашей братии, некому озорничать. Севочка-то новый, такой чистенький, аккуратненький, он по дровам лазить не станет.
— Ой! — вдруг сообразил Коля. — Да ведь это, наверно…
Вартан дернул его за рукав.
Другое злодейство произошло вчера. Кто-то бросил ком твердой земли в окно Крахмальниковых. Извилистая трещина разукрасила стекло. На всякий случай мать отодрала за уши ни в чем не повинного Юрку. Рев стоял трубный, носовой и возмущенный.
— Неужели это тоже они… те самые? — страдальчески кривя лицо от жалости к Юрке, спросил Коля.
Севка пожал плечами.
— Разумеется. Хулиганят, чтобы нам попало. Но дрова, стекло — это все ерунда. Такое ли может случиться! Ведь они охотятся за нашими головами.
— Но что мы им сделали? — недоумевал Коля.
— Ты же читал бумагу, — сказал Вартан. — Объявили нам войну до конца!
— Но за что объявили войну? — не унимался Коля. — Мы же их не трогали, не видели даже…
— Во-первых, я видел! — заявил Севка. — Они оба высокие, сильные… Да что ты вообще понимаешь в стратегии?
— В стра-те-гии, Коля, ты и правда не понимаешь. — Вартан погладил друга по плечу.
Коля замолчал.
Как-то няня сказала Тине:
— Что-то у нас с Вартиком подеялось? Все озирается, будто чего потерял.
— Ничего я не потерял, — покраснев, быстро сказал Вартан. — Так просто…
Трудновато было Коле. Он привык обо всем рассказывать баб-Ане. А тут нельзя…
Баб-Аня поглядывала на него с беспокойством:
— У тебя ничего не болит, Коленька? Что-то ты часто вздыхаешь.
— Нет, у меня ничего не болит, — со вздохом отвечал Коля.
— А вздыхаешь почему?
Снова тяжкий вздох:
— Нельзя говорить… Тайна!
— А хочется, поди, рассказать? — улыбнулась баб-Аня.
— Терпеть приходится. — Коля перевернулся через голову на диване.
Играя во дворе, ребята теперь особенно не разбегались. В кучке чувствовали себя увереннее. В присутствии Севки они опасались меньше: командир ведь, защитит в случае чего.
Но Севка стал играть с ними гораздо реже. Он уже поступил в школу, в пятый класс, сразу записался в несколько кружков и был очень занят. Случалось, по два-три дня не гулял во дворе.
Ребята по очереди качались на качелях, когда их окликнула тетя Мотя:
— Ну, что, ребятня привольная, уроки-то приготовили?
Толстая дворничиха сидела на скамейке под домом. Когда вот так сидит тетя Мотя, отдыхая, и спицы мелькают в ее руках, любит она поговорить. И можно от нее всякого наслушаться.
Ребята подошли.
— Успеем выучить, — сказал Вартан. — Задано мало.
— Я по музыке урок уже выучила, — сообщила Ирка.
— А нам завтра задано идти к зубному врачу, — сказал Юрка.
— Вре-ешь! — испуганно протянула Светка. — А почему я не слышала?
— Болтала, вот и не слышала.
— Я думала, просто ничего не задано, обрадовалась. К зубному врачу-у! — пропищала она. — Врешь ты все! — И уже замахнулась на брата сжатым кулачком.
— Я т-тебе! — погрозила ей спицей тетя Мотя. — Чего не поделили? Балуют вас, как Бее равно принцев каких. Чего вам, в самом-то деле, не хватает? Вот хоть бы Ирочка: сытенькая, здоровенькая, щеки, как яблочки. Ведь это какое же счастье, что дитё такое передо мной! Посмотрю на нее иной раз и так и вижу другую девочку, не намного Ирочки постарше. Стоит закутанная среди сугробов, а морозище — слезы на щеках вмиг в ледяшку. Личико у нее под платком маленькое-маленькое. А глаза… такое в них… и сказать не могу, сколько горя.
— Это где такая девочка? — спросила Ирка.
— Где? В этом самом дворе, у этого самого подъезда, где мы сейчас сидим. Бреду это я с завода, через плечо сумка противогазовая, а в сумке самое что ни на есть ценное — хлеба пайка. Бреду, ноги слабые чуть подымаю.
— Заболели? — спросил Коля.
— А все тогда так ходили, милый. С голоду. Еды вовсе не было. Блокада. Слыхали такое слово?
— Я слышал, — сказал Вартан.
— И я по радио слышал, — сказал Коля.
— А мы радио мало слушаем, — бестолковым хором признались близнецы.
— А как это — блокада? — спросила Ирка.
— А вот обступили наш город вражьи дивизии, обложили вокруг, что и заяц не пробежит, и не стало питания. Склады с продовольствием от бомб сгорели… Так вот посмотрела на меня девочка из-под платка, что аж пронзило меня, пошевелила озябшими губенками, голосок чуть слышный. «Тетя Мотя, — говорит, — моя мама за водой пошла и давно нету. Она… в прорубь не упала? Я, — говорит, — хочу пойти поискать и не знаю — куда…» Водопровод-то тогда, само собой, не работал, воду в Невке из проруби брали. «Зачем же, — говорю, — в прорубь? Скажешь тоже!» А про себя думаю: очень даже просто — не в прорубь, так где-нибудь в сугроб от слабости свалится и подняться не сможет. Вот стоим мы друг против друга. И вдруг померещилось мне, что ничего на свете нет — ни города нашего, ничего, одни сугробы, деревья застылые, я да эта махонькая. Взяла я ее за руку и домой к ним повела. Вошли, печурка железная еще теплая, на диване малыш под одеялом спит. День был, а в комнате сумерки: окно-то льдом заросло, свет не пропускает. «Вы посидите со мной?» — спрашивает она тихонько. Села я на стул квашней. Потом полезла в свой противогаз, отщипнула от пайки и в рот положила. А крошка на пол и упади. Девочка сразу на колени, под стол полезла, крошку нашарила и мне подаёт. А сама слюну глотает. «Ах вы, фашисты-гады, — думаю, — будьте вы навеки прокляты, до чего людей довели!» Я тую крошку взяла, а взамен чуток отломила от пайки и ей протянула…
Тетя Мотя замолчала, задумалась.
Ирка давно моргала и швыркала носом. Тут она громко всхлипнула и спросила:
— И что… потом?
— Что ж потом? Ясное дело, мы победили. Фашистов от Ленинграда отогнали, в плен позабирали. Кончилась эта страсть на нашей земле!
