Концерт для контрабаса с собакой - Антонов Борис Семенович (книги без регистрации txt) 📗
— Не угадаешь.
— А если без загадок.
— На погребе. Стекло потеряли, когда мы сидели в корабле.
— А может, раньше? Откуда ты знаешь?
— Догадываюсь. Оно лежало прямо на крышке. Раньше мы увидели бы его. А если бы не увидели, оно свалилось бы с крышки. Ясно?
— Не совсем. Почему ты в тот же день ничего не сказал?
— В тот день, в тот день, — передразнил меня Алешка. — В тот день не до стеколок было. Да и не я его нашел. Мама подобрала.
Интересно, откуда могло появиться стеклышко на погребе? Да и вообще, откуда оно? Все края у него неровные, острые.
— Мама говорила, что таких много было на крышке. Кто-то что-то разбил, а подобрать не успел. — Алешка неожиданно замолчал, к чему-то прислушиваясь. В этот момент он был похож на индейца, почуявшего опасность.
— Твои идут! — испуганно прошептал Алешка. Скрипнула входная дверь. Алешку словно ветром сдуло с подоконника.
— Дика береги! — крикнул он на прощанье, скрываясь за углом сарая.
В комнату вошли мама и папа. Из-под кровати вылез Васька и бросился маме под ноги.
Мама очень удивилась, увидев, что я не сплю. Она поправила одеяло, дала отвар какой-то травы и немного водички. Папа внимательно осмотрелся.
— Здесь никто не был? — растягивая слова, спросил
он.
— А что? — спросил я, усиленно думая, как мне вести себя.
— Да так, ничего. Впечатление такое, как будто ты с кем-то разговаривал.
— Разговаривал, — неожиданно сознался я.
Васька терся около мамы. Так и хотелось запустить в него подушкой.
Папа стоял надо мной, ожидая ответа.
— Разговаривал, — повторил я. — С большим Таратутой разговаривал.
— Знаю, — кивнул папа. — Знаю, что ты был нелюбезен с ним. Он жаловался на тебя. Говорит, я думал, что ваш сын — это ты, значит, — культурным человеком растет, а он грубиян.
— Так и сказал — грубиян? — Я даже задохнулся от возмущения.
— Да, так и сказал: грубиян! — повторил папа и присел у кровати.
— Что здесь произошло? Объясни, пожалуйста!
— Он обозвал нас сорванцами и паршивцами.
— Кого это — нас? — насторожилась мама, отталкивая Ваську в сторону.
— Меня, — замялся я. — Ну и других мальчишек.
— Каких мальчишек? — продолжала допытываться мама.
— Всех мальчишек. Всех, которые есть на свете! — выпалил я.
— Он, наверно, погорячился, — попытался вступиться за большого Таратуту папа. — Дело в том, что у него пропала собака.
— Дик! — вырвалось у меня.
— Ты знаешь, где он?
Я ничего не ответил. Я сделал вид, что страшно устал. Мне трудно слово сказать. Я могу только смотреть. Смотреть на кота Ваську, который презрительно сощурил свои большие зеленые немигающие глаза.
Папа встал, взял маму за локоть, и они вышли, осторожно прикрыв за собой дверь.
Я схватил коробочку с витаминами и с силой запустил ее в Ваську. Коробочка пролетела мимо, а витамины горохом рассыпались по полу.
Васька неторопливо встал, махнул хвостом и залез под шкаф.
Это еще больше меня разозлило, но под рукой ничего больше не было, и я отвернулся от Васьки.
Неужели Алешка действительно украл собаку? Что же теперь будет?
Странное дело: Дик молчал все время, пока рядом стоял Таратута. Здесь что-то неладно. Во всем этом надо хорошенько разобраться. Пусть что хотят, то и думают, а про Дика я никому не скажу. Не скажет про него и Васька.
Я крепко сжал ладонь и ойкнул. На безымянном пальце выступила кровь. Про стеклышко-то я совсем забыл.
Рассказ шестой
Я ОТКРЫВАЮ ТАЛАНТ
Дик — собака исключительно умная. Днем он тихо лежал под верандой, а ночью убегал за деревню. Ему давно надоело молчать, но он понимал, что лаять нельзя. Не время. И он молчал.
Иногда слышалось его напряженное дыхание и тихое поскуливание. Видно, ему было очень тоскливо, и он думал о чем-нибудь жизненном.
Он не мог объяснить, почему убежал от Таратуты. Не появлялся и Алешка. Родителей моих боялся. Боялся, видно, что его сочтут виновником моей болезни.
А болеть я устал. Так устал, что трудно сказать, как устал. Еле вылечился. Градусник показывал правильную температуру, голова не кружилась, кашель прошел, но из дома меня не выпускали. Рано, говорят. Окрепнуть надо.
Местный учитель пения настроил контрабас, и я по нескольку раз в день играл гаммы.
Мама ходила довольная-предовольная. Наконец-то ее сын стал «художественно развиваться».
Сам. Безо всяких понуканий.
Дивился и папа. Мои музыкальные занятия настраивали его на веселый лад. Он отпускал шутливые замечания и неизменно спрашивал маму:
— Не понимаю, почему вы выбрали контрабас?
— А ты что выбрал бы? — спрашивала она.
— По крайней мере — барабан! — заключал папа, делая выразительный жест, словно в его руках была колотушка. — Знаете, как соседи обрадовались бы?
Мама привыкла к подобным выпадам, не улыбалась и не злилась.
— Тот, кто не любит музыки, потерянный человек, — говорила она. — Медведи и те музыку чувствуют.
— Как же, как же! — подхватывал папа. — Медвежьи ансамбли всех восхищают!
— Так вот, медведи и те музыку чувствуют. Не улыбайся, барабан — тоже музыкальный инструмент. Без него ни один оркестр пе обойдется. В оркестрах они большим уважением пользуются.
Мама раскладывала высушенную траву и делала надписи на бумажках.
— Конечно, первая скрипка есть первая скрипка, — продолжала она. — Но в школьном оркестре все скрипичные места уже заняты. Счастье, что контрабасист в. другой микрорайон выехал. Ну, ничего. Придет время, и Герман сядет за виолончель.
Хотя мама разговаривала, она не переставала работать. А у ее ног растянулся кот Васька. Вдруг он поднял голову и зашевелил ушами.
— Что это? — прислушалась мама.
Я понял, почему задвигал ушами Васька.
Внизу скулил Дик.
Как же он неосторожен! Ведь его тотчас же разоблачат!
Тогда беды не оберешься.
Я соскочил со стула, схватил контрабас и рванул струны.
Папа сморщился, как будто кислое яблоко надкусил, и поспешно вышел из комнаты.
За ним шмыгнул Васька. Мама улыбнулась, погладила меня по голове, сказала:
— Молодец! Я верю в твои способности. — И вышла.
Я остался один. И хотя контрабас гудел на всю деревню и ближайшую березовую рощу, мне казалось, что Дик перебивает его.
Я переиграл все песни, у меня уже болели пальцы, а Дик не умолкал. Казалось, сейчас все сбегутся к нашему дому. Люди увидят такой концерт, какой им и во сне не снился. Представляю, с какой радостью большой Таратута схватит своего Дика. Уж он-то постарается прославить меня. А все Алешка. Это из-за него я потею за контрабасом. Из-за него мне придется краснеть. Из-за него отвечать за Дика.
Все! Больше не могу! Я рванул струну и опустил контрабас. В тот же миг умолкла и собака.
Я прислушался. Дик молчал.
Я взял несколько аккордов. Дик заскулил. Я приглушил струны ладошкой. Замолчал и Дик.
Не зря мама о медведях говорила. Животные тоже любят музыку. Сегодня я открыл еще один талант. Если бы я был композитором, я написал бы концерт для собаки с оркестром. Его с удовольствием слушали бы во всех школах и пионерских лагерях.
Мои музыкальные занятия радовали маму. Она, конечно, ничего не знала про Дика и думала, что у меня появилась любовь к музыке. Но эта любовь пришла вместе с Диком. Я утаивал от обедов и ужинов хлеб, косточки, картошку, по вечерам вылазил в окно и кормил собаку. На день приходилось ставить воду в кастрюльке. Но кастрюлька была нужна маме, и она все время спрашивала то меня, то папу, не видели ли мы светлую кастрюльку. Мы говорили, что не видели.
Папа говорил правду, а вот мне при ответах приходилось краснеть. Хорошо, что меня больным считали. Думали, от температуры краснею.
Однажды вечером на подоконнике снова появился Алешка.
