Пимокаты с Алтайских (повести) - Берггольц Ольга Федоровна (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
— Можно вопрос? — вдруг крикнул Смолин.
— Да хоть сотню.
— Товарищ…
— Начотр, — подсказал Лёня, — начальник отряда.
— Да, товарищ начотр… Вот мы третий раз кричим: всегда готов… Ведь это же скаутский лозунг… Почему же мы его?
Мы подтолкнули друг друга локтями и насторожились. Начотр пристально посмотрел на Смолина.
— Ты молодец, — сказал он, — соображаешь… Хорошо. Так мы с этого и начнём… Скаутская организация… Я сам был скаутом… Ну, смешная, в общем, организация. Например: придёшь, каждому салютуй тремя пальцами правой руки, а здоровайся только левой: левая рука, видите ли, к сердцу ближе… Сердечная теплота при этом разливается… Путаницы с этими рукопожатиями было — не сосчитать. Бывало, дёргаешь, дергаешь руками, забудешь, где правая, где левая…
Мы улыбнулись.
— Да ещё называй каждого «брат». Скука! Недолго я ходил туда. Скоро выгнали. Было это так. Повели отряд на молебен — праздник какой-то был. Идём мы это в полной форме, с кучей значков, нашивок, посохами о землю стучим, верёвок на каждом чуть не с километр накручено.
— А верёвки-то зачем? — перебил Сашка.
— А вот в том-то и дело — скауты девиз «всегда готов» понимали так, что надо каждую минуту быть готовыми к происшествию какому-нибудь; к пожару, к наводнению, к крушению там… Слышишь, Смолин? И вот ходи как целая спасательная станция и жди: вдруг крыша обрушится? Вдруг задавит кого-нибудь? Вдруг загорится где-нибудь?.. Конечно, такие события на каждом шагу не случаются. Ну, зато уже юные разведчики (это скауты так себя называли) на каждое приключение целым стадом кидались. А уж если скауту действительно удавалось помочь кому-нибудь, так он сейчас же себе на галстуке узелок завязывал, чтобы каждый прохожий знал: ага, этот скаут доброе дело сделал. Помню, скауты все друг перед дружкой из кожи вон лезли, чтоб побольше узелков на галстуке навязать. За добрыми делами прямо погоню устраивали. Некоторые до чего доходили: поднимут на улице какой-нибудь барыне носовой платок — и узелок завяжут: мол, доброе дело сделал. Надо сказать, что узелок у меня на галстуке был всего один… Я щенка из канавы вытащил…
— Тебя за это и исключили? — опять перебил Сашка.
— Да нет, не за это, — покачал головой Лёня. — Ты слушай. Ну значит, пришли мы на молебен, на площадь. А молебен был необыкновенный. В честь Георгия Победоносца, так сказать, скаутского шефа. Ну, стоим, попов ждём. Вот мой товарищ Мишка — мы с ним вместе в отряд вступили — и говорит мне: «А как с неверующими?» Тут наш скаутмастер увидел, что мы разговариваем, как гаркнет: «Молчать в строю!» Тогда мы с Мишкой переглянулись, и говорим чуть не в один голос: «Мы в бога не верим, не хотим на молебне торчать». Все ребята глаза на нас выкатили. Скаутмастер сдержался, а сам позеленел от злости. «Юные разведчики, говорит, никому не навязывают своих убеждений… Кто в бога не верит — шаг вперёд!» Шагнул Мишка, шагнул и я, а за нами из нашего отряда ещё один парень. Вышли мы из строя.
Обалдел наш скаутмастер. Побежал по фронту, останавливается перед каждым отрядным знаменем и орёт: «Кто в бога не верует — шаг вперёд!» Вышло человек двадцать. А народ кругом хохочет; скандал получился. Но совсем конфузно вышло у отряда герлскаутов-гимназисток. Самая маленькая после команды вышла на полшага. «Почему команды не исполняете?» — орет мастер, а она шепелявит: «Я… я не знаю, верю я в бога или нет. Я сомневаюсь». Тут уж такой хохот поднялся, что мы с Мишкой плюнули, воткнули на наши места свои посохи да и пошли из строя… Потом нас «суд чести» решил исключить — за то, что мы дружину опозорили. Ну, да мы не очень горевали.
— Вот дураки! — воскликнул Ванька.
— Кто? — крикнуло сразу несколько ребят.
— Да скауты, конечно, дураки… А то кто же?
— Дураки? — Лёня прищурился. — Ну нет, они не такие уж дураки были… Они, брат, знали, за что бороться. Как только началась гражданская война, старшие скауты пошли не куда-нибудь, а добровольцами в белую армию, в генеральские банды. И уже там они завязывали себе узелки на память не о поднятых барских платочках, а об убитых рабочих и крестьянах, о расстрелянных партизанах.
Не у одного скаута такие узелочки на шее висят… И каждый узелочек — рабочая жизнь… Они хорошо были готовы… расстреливать революционеров…
Лёня вскочил из-за стола, схватил под мышки костыли и протянул вперёд руку.
— А наш лозунг значит: «К борьбе за рабочее дело будь готов». И пионер отвечает:' «К борьбе за рабочее дело всегда готов». А пять пальцев, поднятых над головой, означают пять стран света, где угнетённые борются за свою свободу… Ну, Смолин, похож наш лозунг на скаутский?
И Смолин не успел ещё открыть рта, как Лёня стал говорить нам, что мы, пионеры, третье поколение революционеров, что мы идём на смену комсомолу и будем завоевывать весь мир и освобождать от буржуазии всё человечество.
Он говорил громко, торжественно, точно был на большой площади, под большим ветром…
А мы сидели очень тихо. Мы слышали наше общее дыхание. Трещали огненные венчики лапм. За окном подвывал вечерний ветер, о стёкла шаркал снег. От треска ламп, от голоса ветра, от слов начотра о мировой революции было даже чуть страшновато, и мне вдруг показалось, что вот сейчас распахнётся дверь и кто-нибудь, в папахе и патронах крест-накрест, весь заваленный снегом, войдёт и скажет: «Ребята, началась мировая революция!» — и мы все схватим винтовки (они пирамидой стоят где-нибудь рядом в губкоме) и закричим, и побежим куда-то в зарево, в людские толпы… Или он крикнет: «Ребята, вы мобилизованы в ЧОН!» — и вот мы сейчас же пойдём по тайге, будем проваливаться по глубоким сугробам. Гудят мачтовые сосны, стреляют бандиты. Ночь. И глуховатый голос начотра командует: «По врагам революции — па-альба!..»
А потом Лёня сел и стал говорить, что мы должны длительно играть, закалять своё тело, прежде чем будем революционерами…
Он говорил, что мы не должны уступать скаутам, что мы будем уходить летом в леса, вести там полную приключений и опасностей жизнь, как в книгах у Лондона или Киплинга…
И что каждый из нас должен стремиться стать таким, как великие люди человечества — завоеватель севера Нансен, древний революционер Спартак, житель джунглей Маугли или Ленин…
— Ты кем будешь? — шепнул я Сашке.
— Лениным, конечно, дурак, — ответил он.
Уже в лампах не хватало керосину, уж в комнате стало почти темно, когда Лёня кончил говорить о нашей будущей жизни.
Он оборвал свой рассказ как-то неожиданно.
— Ну заговорил вас совсем. А время уж за полночь… Ну ясно, кто вы теперь такие?
— Ясно, ясно, товарищ начотр!
Лёня снова поднялся:
— Первый сбор первого городского отряда юных пионеров имени Спартака считается закрытым. «Интернационал»!
Мы встали.
— Товарищи, — торжественно сказал Лёня, — вы будете петь «Интернационал» уже не простыми ребятами, а пионерами… Знайте, что пионер высоко держит салют, когда поют священный гимн пролетариата… Ну?..
Мы сделали салют. Лёня поднял голову и запел гимн. Мы подхватили. Мы чётко, крепко выговаривали каждое слово, и каждое слово звучало для нас по-новому. Наверно, в губ-коме, кроме нас, никого уже не было и мы одни пели во всем большом потемневшем здании…
Вдруг со звоном лопнуло замёрзшее окно нашей комнаты, и обледеневшая бутылка вместе с осколками стекла грохнулась посредине первого городского отряда имени Спартака.
VI. ГРОМЫ И МОЛНИИ
Прошёл ровно месяц со дня первого сбора.
Ровно месяц, три раза в неделю, мы собирались в губкоме к шести часам вечера и возвращались оттуда почти за полночь. Ровно месяц я, Сашка и Ванек не разговаривали и не играли с Женькой, Кешкой и Мотькой. Сашка было пытался заговорить с Женькой после первого сбора, но только что он открыл рот, как Женька повернулся к нему спиной, а Кешка быстро прошипел:
— Окно разбили? Мало вам, да? Погодите, не то ещё будет, ужо придумаем…
