Когда у нас зима - Дьякону Мирча (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗
Только к обеду я вспомнил про ученого, когда пришел дедушка. Он приходит каждый день и рассказывает маме, что нового. Ходит за ней по двору и рассказывает. Я тоже хожу за ними, и так мы носим воду, кормим корову, кур, моем посуду, за разговорами.
Сегодня дедушка пришел очень веселый. И вот что он рассказал. Одна наша соседка, Мария, по прозвищу глухая тетеря, прибежала в милицию с воплем, что дедушка утонул в колодце. Дедушка как раз проходил мимо милиции — с тех пор как он на пенсии, он все время ходит по улицам и грызет орехи,— и милиционер подозвал его, чтобы предъявить Марии, а у той, как она увидела его живым, еще и язык отнялся от страха. Тогда они позвали доктора, и он написал ей справку на курорт. Ее муж сначала — ни в какую, а потом все-таки пошел продавать поросенка, чтобы выручить деньги ей на дорогу. Дальше я не слышал, я побежал за ученым, а то еще у кого-нибудь язык отнимется. Я так спешил его вытащить, что веревка от спешки лопнула, и ученый пошел ко дну.
Мне было жалко ученого, но еще жальче себя: что я скажу завтра учителю, когда и так завтра затмение на нашу голову. Я жалел нас с ученым до тех пор, пока не вспомнил, что в сарае есть большой портрет дедушки, его нарисовали на ярмарке, и побежал стирать с него пыль. Потом я нашел в учебнике по географии подходящее имя и подписал под портретом. Получилось ничего. По бороде дедушка тянул на очень великого ученого.
Вечером я спокойно выучил урок про затмение, закоптил стеклышко и лег спать, думая про Алуницу Кристеску и про дом с окошками на потолке.
Утром, поскольку дул такой же, как вчера, ветер, означавший весну, мы с братом пошли в лес, забрать домой счастья и перепрятать их в сарай. На зиму мы оставляли их в дупле, чтобы кто-нибудь не нашел и не украл, украсть счастье проще простого. Мы держим оба наших в одном месте, потому что мы братья.
Тропинки были все в паутине, и Санду пустил меня вперед, прорываться. Пахло, как в зимнем доме, когда первый раз выставляют рамы. Старые буки стали еще корявее, зато молодые упирались в небо, как свечки,— черный лес с проседью от моих берез. Их сто пятнадцать штук, берез, я считал, и все мои. Не все они прямые и красивые, но сквозь все видно небо, других таких сквозных деревьев нет на свете. Одна береза уже несколько лет борется с молодым буком, он прижался к ней стволом, обхватил ветками и душит. Мы с братом поспорили: он за бук, я за березу, но я, наверное, проиграю. Береза не победит, она слишком красивая. Мы прошли мимо них, но они замерли, как и положено в это время. Это такое короткое время года, ни зима, ни весна, а просто пора, когда повсюду секреты, когда все замирает, как будто стоит и думает, когда быстро устаешь, когда гуляют болезни и солнечные затмения. И люди какие-то пуганые.
Мы нашли счастья на месте, в дупле, и каждый обтер свое от пыли: это два камня, белых и круглых, как два яйца, не знаю чьих, потому что таких больших яиц я никогда не видел. Мы их раскопали на речке, в гальке, после сильного дождя. У каждого мальчика есть счастье. Если находишь какую-нибудь красивую штуку, надо сказать: «Чур, мое счастье». Никто не знает, какие у кого счастья, мы их прячем друг от друга. Я слышал, что и у взрослых так же.
Когда мы шли обратно, мы встретили нашего соседа, он тащил за женой вещи на станцию, провожал ее на курорт и ворчал:
— Кабы у тебя какая болезнь была, ты б с собой столько не волокла!
— Так, так, твоя правда.
— Да ты слышала, тетеря, что я сказал-то?
— Чего там слышать, спешить надо, а то упустим поезд.
— Поезд... я вон поросенка упустил по твоей, дуреха, милости...
Мы с ними поздоровались.
И пока они нам не отвечали и ругались дальше, мне пришла в голову мысль: раз все равно затмение и несколько минут будет темно, мы сможем оттуда удрать и посмотреть на ружье в сундуке. Мой брат кое-что добавил, чтобы выглядело так, как будто это он придумал, и потом согласился.
Мы спрятали счастья в сарае и устроили репетицию, как я стою на карауле и что делаю, если кто-нибудь подойдет, хотя ясно, что если кто-нибудь подойдет, я убегу, потому что во мне страх только и ждет сигнала, особенно в это время года; потом мы хотели перекусить, но мама нас поджидала с новыми ботинками, чтобы мы переобулись: нас, оказывается, пригласили в гости дядя Джиджи и тетя Чичи, в свой двухэтажный дом, до которого идти пять километров. Больше всех удивлялся папа и все спрашивал, не праздник ли сегодня. Мы быстро собрались, чтобы обернуться до затмения. Как обычно, выставили из дому кошку, заперли двери и пошли, прихватив по ломтю хлеба на каждого, заморить червячка.
Мне не нравится идти пять километров, потому что я начинаю ссориться с братом. То есть километра через четыре я устаю смотреть под ноги, мой ум бежит вперед, добегает до тети Чичи и садится есть. Тогда я спотыкаюсь обо все камни, и мой брат говорит, что я иду как дурак. А я ему отвечаю «сам дурак» до тех пор, пока папа не рассердится, что мы так грубо разговариваем, а мама не рассердится, что мы портим ботинки и что она зря взяла нас с собой.
Но как только мы придем в гости и поедим, у нас все проходит. Играет радио, мама говорит с тетей Чичи про фасоны и вышивки, папе не о чем говорить с дядей Джиджи, а мы с братом молчим.
Но сегодня все было по-другому. Стол для нас накрыли в гостиной, после обеда взрослые сели играть в нарды, а нам дали детскую игру, очень раскрашенную, но мы к таким не привыкли и решили лучше смотреть альбом с фамильными фотографиями, на которых все равно никого не узнали. На прощание они завернули нам остатки пирога, и папа, пока шел, все спрашивал, с чего бы это. Через четыре километра я начал ссориться с братом и говорил «сам дурак» без перерыва до самого дома, потому что нас никто не останавливал.
Мы сняли новые ботинки и приготовились к затмению. Пришел и дедушка, чтобы мы были вместе, всей семьей. Мы взяли закопченные стеклышки и пошли на школьный двор, где уже собралось очень много народа. Алуница Кристеску пришла со своей мамой, поэтому мы не могли с ней разговаривать, я не спускал глаз с моего брата, ждал сигнала идти смотреть на ружье. Хорошо, что мы живем близко от школы.
Кто-то рассказал, что две старушки, сестры, написали завещание: раз конец света, они завещают друг дружке имущество, чтоб не попало в чужие руки. Буфетчик, небритый дяденька, закрыл буфет, прикатил целую тачку с пивом и стал продавать вразнос, на два лея дороже,— дескать, все равно завтра конец света. Мне было как-то не по себе, мучили мысли, и я жалел, зачем мы это затеяли, с ружьем. Тот сосед, что проводил жену на курорт, затянул песню, в которой он родился бесталанным, потом прилетала кукушка, он ее спрашивал, почему лист осыпается в лесу, потом снова говорил, что родился бесталанным, и умирал. Мне не нравилось, что это затмение так похоже на свадьбу.
Вдруг я вспомнил, что забыл отнести ученого в школу. Быстро сбегал за ним и успел как раз, когда их развешивали. Хорошо, что учитель торопился, иначе бы он заметил двух ученых с одинаковыми именами, но совсем друг на друга не похожих. Не зря я перенес счастье в сарай!
Началось затмение. Сосед больше не пел. Зато ревел скот. Воробьи и синицы прибились к нам. Совсем рядом завыла собака, и тогда я, чтобы не было страшно, представил себе, что сейчас вечер и все просто забыли накормить свою скотину. Это помогало, пока одна старушка не принялась причитать по солнцу, как по покойнику. Папа велел ей перестать, чтобы не пугать детей. Но только когда ей сказал дедушка, как священник, она перестала. Солнце уменьшилось уже наполовину и убывало почти на глазах. Кто-то сказал, что Плэмэде?ску ушли со скотиной в лес, потому что после темноты будет огонь. Земля на школьном дворе стала мягкая, и я в ней увяз. Попробовал вытащить одну ногу и не смог. Мой брат меня подпирал, а я смотрел на Алуницу Кристеску. Если это правда конец света, хорошо, что мы все вместе. Я чувствовал себя почти храбрым, и даже жалко, что не было конца света. На самом деле для конца света сегодня неподходящее число: конец света может быть только в круглую дату или на крайний случай тринадцатого. Сосед смотрел через стеклышко и говорил, что он ничему не верит, что все подстроено, он знает кем, и что после нас точно соберут на собрание. Слава богу, не было тихо и я не слышал трубу!
