Ростик и Кеша - Токмакова Ирина Петровна (чтение книг TXT) 📗

— Сказал уж… — опять вступил в разговор сердитый голос. — Псарню в саду разводить не позволю! У меня в саду клубника. И в доме у меня чистота.

Лейтенант толкнул калитку. Где-то к калитке был приделан звонок. Калитка открылась — звонок позвонил,

На узкой садовой дорожке стоял Дмитрий Глебович — Глебов дедушка.

— Ошибка, — сказал он лейтенанту Грошеву. — Сюда милицию не вызывали. Вам нужен дом семь, а наш — девять.

— Зачем мне дом семь? — удивился лейтенант Грошев. — Мне дом семь совершенно ни к чему. Мне Глеб нужен.

— Глеб? Когда же это он накуролесил? Он и за калитку-то вчера не выходил!

— А где он?

— Нету. Увезли. Заболел, и увезли.

— Куда?

— На аэродром, — сказал Дмитрий Глебович с раздражением. — Фокусы.

— Какие фокусы?

— Лечить.

— Как — лечить?

— Так вот. Новомодные фокусы. Парень коклюшем заболел, кашляет, так ему вместо тёплого молока с медом самолёт прописали. На самолёте, мол, если, мол, по воздуху полетать, кашель, мол, проходит. Фокусы и один пустой расход.

— А, по-здорову ли, милок!.. — Это лейтенанта Грошева приветствовал возникший из-за куста акации дедушка Колдырь. — Ну, дак, то и сё, бывай, Митрнй Глебыч.

Он обошёл Глебова дедушку, сойдя с узкой дорожки — на ней было не разойтись, — и вместе с козырнувшим Дмитрию Глебовичу лейтенантом Грошовым вышел за калитку. Калитка опять позвонила.

Кеша, не дозевав очередной нервный зевок, подбежал к ним.

— Вот ты где — собака-пёс! — поразился дедушка Колдырь. — А цыплачок то уж какой иск из-за него принял.

— Тут что-то все друг друга обыскались, — усмехнулся Грошев. — Я тоже насчёт всяких «цьшлачков» розыск веду… Фома Никитич, тороплюсь, хочу до пристани дойти.

Лейтенант Грошев и дедушка Колдырь, слегка прихрамывая, пошли рядом, а Кеша за ними сзади — шаг в шаг.

— Так что это за «цыплачок»?

— Да тут один из-за собаки-пса из детского сада вбежки убежал.

— А кто такой? Из какого сада? Как фамилия?

— А я не пытал фамилию. Из льнокомбинатского сада. А что, хватились?

— Одного какого-то хватились, запутаешься тут с ними! Их тут вроде бы целых два бегают.

— Ну, я этого-то назад наладил. Ванюшку с ним к парому послал.

— Так. Съезжу-ка я на ту сторону, узнаю.

Вышли на дорогу, ведущую к пристани. Показалась купа бузинных кустов. На дороге никого не было, но Кеша насторожился. Он остановился, его чёрный нос заходил из стороны и сторону.

Ветер, долетевшим от бузины, принёс знакомый запах. Кеша помчался к кустам:

— Ростик! Ростик!

В ту же минуту дедушка Колдырь взмахнул руками, удерживая равновесие. Он споткнулся о колесо искалеченного мопеда. Лейтенант Грошев сделал шаг к нему. В этот момент из бузинных кустов выполз на дорогу перепуганный Ростик, а в противоположную сторону, прочь от дороги, шастнул Иван.

— Ванюшка! Ах ты, ботало коровье, стой-ка! — Голос у дедушки Колдыря был необычный, сердитый.

— Так, — сказал лейтенант Грошев. — Это что, марсиане тут приземлились? — Он показал на разбитый мопед.

— На Марсе воздуха в восемь раз меньше, чем в земной атмосфере, — мрачно сказал Иван. — Там человеческие существа обитать не могут.

— Да? Поди ж ты! Так это, может, кто-то чужой мопед разбил, а?

— Ты чего ж это в сад-то не вернулся? — спросил Ростика дедушка Колдырь.

— А ты кто такой? — одновременно спросил его лейтенант Грошев.

— Ростик.

— А Харитонов кто? Он с тобой?

— Харитонов — это я, — прошептал Ростик.

— Ты?

Лейтенант Грошев захохотал.

— Хвостик! Дежурный-то не понял! Ростик, значит, а не хвостик, как это я не догадался! Ну, небеса проясняются. Значит, вместо двух пропаж — одна, и та нашлась.

Он опять засмеялся, а потом строго сказал Ивану:

— Ну, вот что. Ты давай транспортируй мопед домой, получай за это порцию благодарности, а завтра чтоб в отделение пришёл.

— Зачем? Я ничего не сделал… — заканючил Иван. — Это Федькин мопед, не чужой.

— Я уж понял, что Федькин.

— Так я что? Я его в детский сад вёз, я не виноват, это центр тяжести сместился…

— Разговор у меня с тобой завтра будет, профессор.

Хмурый Иван поднял машину. Ни на кого не глядя и ни с кем не простившись, стал толкать упирающийся мопед вверх по дороге. Маленькая аккуратная птичка трясогузка, которая в этот момент переходила дорогу, отлетела в сторону и опять зашагала, недовольно покачивая хвостиком.

— Ну что, милок? — обратился дедушка Колдырь к лейтенанту Грошеву. — Я, может, пойду? Завтра утром смолу курим, там разобраться надо бы.

— Идите, Фома Никитич. Я сейчас на катере его отвезу.

Кеша поглядел на Ростика, потом па лейтенанта Грошева.

«А что же будет со мной?» — спрашивали его глаза.

Глава десятая

У КАЖДОЙ СОБАКИ ДОЛЖЕН БЫТЬ ХОЗЯИН

Елизавета Елизаровна не отрываясь глядела на дорогу, которая вела через луг к реке. А мама всё ходила взад и вперёд, от кривой сосны до пенька и обратно. Елизавета Елизаровна держалась за щёку, как будто у неё только что вырвали зуб.

На дорожке показалась возбуждённая Мария Васильевна:

— Нашёлся! Звонили! Сейчас привезут.

И все трое, как ребята, когда играют в салочки, побежали вниз и через луг — к реке. Маму осалить мог бы разве что только ветер — так быстро она неслась к берегу. Вот и берег. Милицейская моторка гонит волны сразу вверх и вниз по течению и шумит, и кричит что-то неразборчивое. Вот уже видно всех, кто сидит в катере. «Они нашли его с ищейкой, — думает Мария Васильевна, — Вот паршивец!»

«Наконец-то нашелся! Но откуда и зачем с ними собака?» — думает Елизавета Елизаровна.

«Сыночек, целый, живой!» — думает мама и не замечает ни милиционера, ни собаки.

Мотор замолкает. Катер наполовину наползает на берег. Прибрежные волны и мокрый песок приветствуют Ростика по-своему: песок шуршит, а волны плещут, точно хлопают в ладоши.

Первым перешагивает через борт улыбающийся лейтенант Грошев, следом спрыгивает Кеша — хвост ещё колечком, но колечко свесилось. А потом, ухватившись за руку лейтенанта Грошева, из лодки выбирается Ростик. Он минутку стоит на сыром песке, сандалики подмокают, потом он бросается к маме и устраивает рёв — громкий, безутешный, очень дошкольный рёв. И мама берёт его на руки, как маленького, и все идут к детскому саду. И сосны чуть-чуть расступаются, чтобы все могли идти рядом. Мама, не спуская с рук, несёт тяжелого Ростика. Он перестал реветь и теперь только иногда вздрагивает и всхлипывает, лейтенант Грошев рассказывает, как всё было, и Кеша — нога за ногу, нос опущен — ковыляет рядом с ним.

* * *

Елизавета Елизаровна и Мария Васильевна ушли к ребятам. Ругали Ростика. А как же! Столько заставил всех волноваться. А потом — простили. Успокоились, что цел, и простили. Они ведь обе добрые.

Елизавета Елизаровна спросила:

— Но ты определённо не кашлял?… Нет, это не пертуссис.

Теперь Ростик сидит у мамы на левом колене, а Кеша — рядом с правым, и мама гладит его правой рукой.

— Может быть, я сама виновата, — говорит мама лейтенанту Грошеву. — Я не выношу чёрствости в людях. Я сама приучила его оказывать помощь тем, кто слабее. Читала ему книжки, и когда мы гуляли… Сама виновата, — перебивает она себя. — Вот он что натворил.

Мама издыхает и гладит сразу двумя руками — Кешу и Ростика.

— У вашего сына был трудный выбор, — говорит лейтенант Грошев. И, помолчав, добавляет: — У каждой собаки должен быть хозяин. Каждая собака имеет на это право.

— Да, — согласилась мама, — Да, конечно. Но что же будет с этим хорошим псом?

Кеша насторожил уши. Оглядел каждого по очереди.

— У меня их четверо, — сказал лейтенант Грошев, почему-то смущаясь. — Прямо ума не приложу. Что делать, ласковый, а?

Кеша вильнул хвостом, моргнул, ничего не ответил. Глеб уехал. А больше Кеша ничего не знает.

— Эх… — сказала мама. — Во-первых, я работаю, Во-вторых, квартира маленькая. — Ростик не понял, зачем мама про это говорит. — Но, — продолжала она, — сын у меня растёт, помощник. А квартиру в завкоме уже обещали. Значит, дадут. А? — обратилась она к Ростику.