Журавленок и молнии - Крапивин Владислав Петрович (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗
– Ну… – сбился Журка (письмо лежало у него под рубашкой). – Он же завещание написал…
– Что ж… конечно. У него было уже два инфаркта, и последний год каждый день болело сердце…
"А таскал меня на плечах", – подумал Журка и через рубашку погладил письмо.
В это время приехал папа, злой и веселый. Злой потому, что контейнером с багажом на станции "еще и не пахло", хотя отправили из Картинска месяц назад. А веселый потому, что заехал в мебельный магазин и "ухватил" там две модные деревянные кровати и неширокую поролоновую тахту – для Журки. Кровати маме понравились, а про тахту она сказала:
– Ничего. Только цвет скучноватый.
– Зато недорого. Да и не было других. Не спать же парню на полу…
Грузчики и отец втащили тахту в комнатку. Журка скинул кроссовки, вскочил на нее, попрыгал. С тахты можно было дотянуться до верхних полок, куда Журка еще не добирался. Теперь он подпрыгнул и выхватил из ряда книг томик в желтой облезшей коже. Неловко повернулся и чуть не полетел на пол. Папа его подхватил.
– Не скачи, шею свихнешь… Дай-ка взглянуть. – Он взял у Журки книгу и открыл ее с конца. Покачал головой:
– Ну, насобирал дед музейных ценностей. И где только деньги брал?.. Юля, ты глянь…
Мама подошла, и он показал ей и Журке на обороте обложки лиловый штамп и размашисто написанные цифры: 65 р. Провел глазами по полкам.
– Это еще ничего. Есть томики – по полторы сотни стоят… Вот наследство! А, Юрка? Я спрашивал знающих людей, они говорят, что есть специальный магазин, где эти книжки за такие суммы продают и покупают…
Журка испуганно встал спиной к полкам.
– Папа, не надо…
– Что не надо?
– Не надо в магазин… Дедушка мне оставил.
Отец сказал с легким удивлением, но терпеливо:
– Я понимаю, что тебе. Но тебе они зачем? Это же не детская литература.
Журка упрямо проговорил:
– Все равно. Это книги…
– Ну какие книги! – уже раздражаясь, воскликнул отец и открыл титульный лист у той, что в руках держал. – "Экстракт штурманского искусства из наук, принадлежащих к мореплаванию, сочиненный в вопросах и ответах для пользы и безопасности мореплавания…" Что это тебе, "Дети капитана Гранта"? Тут и буквы-то такие, что не разберешь…
– Я разберу.
– Ну ладно. А к чему? Если моряком захочешь стать, не по этой же книжке будешь учиться. Она устарела на двести лет!
– Не хочу я моряком… Не в этом дело…
– В дурости твоей дело! – в сердцах сказал отец. – Ну, оставил бы "Робинзона", "Мушкетеров", это я понимаю. А к чему архивные сокровища? Они только специалистам нужны.
– Мне тоже нужны, – негромко, но четко сказал Журка и поднял заблестевшие глаза.
– Саша, не надо об этом. Потом… – тихо и торопливо сказала мама. И за локоть повела отца к двери.
– Я и потом не дам. Это мои! – звонко сказал Журка вслед. И сам удивился: никогда он с мамой и папой так еще не разговаривал.
Отец обернулся, вырвал локоть, присвистнул и медленно сказал:
– Ты смотри-ка… "Не дам", "мои"… Ну, давай посчитаем, у кого здесь чье… У тебя вон штаны из моих перешиты…
– Саша…
– Да подожди ты! "Саша", "Саша"! – взорвался отец. – У сыночка вон что прорезалось. Воспитали буржуйчика! Наследник…
Журка прижался лопатками к полке и сморщил лицо, чтобы не разреветься. Мама сжала губы, опять взяла отца за локоть и утянула из комнаты. За дверью она что-то тихо сказала ему. А отец опять заговорил негромко и зло:
– Да брось ты! Вон Пушкин стоит, Гоголь, Стивенсон – я их сам ни на какое барахло не сменяю. Даже Диккенса твоего, хоть и занудно он писал! Но у Юрки-то блажь!
Мама опять заговорила негромко, и опять отец ответил во весь голос:
– Ну ясно, где мне понять ваши тонкости! Мое дело вкалывать. Знаешь, романтика – штука полезная, но жить тоже надо по-человечески. А мы? Вместо мебели рухлядь, холодильник трясется, как припадочный, телевизор почти что этим книгам ровесник… Кстати, Юрке за две такие книги можно мопед купить…
Кажется, мама сказала: "Этого еще не хватало…" А потом опять заговорила неразборчиво. Журка, глотая слезы, прислушивался, но слов ее так и не мог понять. А отец вдруг воскликнул:
– Ну хорошо, хорошо! Не скажу об этом больше ни слова!.. Я пень, я молчу… Только пускай не ревет. Вот дамское воспитание: чуть чего – и сразу сырость из глаз! Недаром всю жизнь с девчонками играл…
На этом все и кончилось. Больше отец ни разу не завел разговора о книгах. Через час они с Журкой как ни в чем не бывало прибивали карнизы и вешали шторы. Журка два раза съездил себе молотком по пальцам, но не пикнул. Чтобы опять не услышать про дамское воспитание.
Отец на это воспитание и раньше любил намекать. Растет, мол, кисейная барышня. И насчет девчонок посмеивался. Но разве Журка виноват, что в том дворе на Московской жили в основном девчонки? Конечно, Журка играл с ними и, надо сказать, всегда по-хорошему. Но настоящим другом его был Ромка.
Кстати, Ромка никогда-никогда не смеялся над Журкой, они оба понимали, что главное в человеке – характер, а не то, что девчонка он или мальчик.
И здесь через три дня после приезда Журка ничуть не жалел, что познакомился в парке с Иринкой, а не с каким-нибудь Вовкой или Сережкой (тем более, что такого, как Ромка, на свете все равно больше нет). Иринка была веселая, хорошая. И мама ее тоже. И дома у них было так здорово – особенно та картина с кораблем. В этом корабле было что-то знакомое… Вот что! Он словно пришел из дедушкиных книг…
Кто такие "витязи"?
На остановке было много людей. Когда подошел троллейбус, они разом кинулись к дверям. Но сердитый голос водителя прокричал через динамик непонятное слово:
– Дрынка!
Будто заклинание какое-то. И почти все отступили. Некоторые ворчали. Но Иринка заторопила Журку:
– Пойдем, пойдем, нам годится. В троллейбусе оказалось много свободных мест.
– Садись к окошку, тебе все видно будет, – предложила Иринка.
Неторопливо – трюх-трюх – троллейбус поехал по бугристому асфальту. Смотреть на незнакомые места было интересно. Сначала Журка видел красивые старые дома, потом за окном потянулся травянистый склон. Журка, выгнув шею, глянул вверх. На крутом холме стояла древняя церковь с облупившейся колокольней…
– Это Макова гора, – сказала Иринка.
– Почему Макова?
– Говорят, на ней раньше маки цвели… А сейчас только одуванчики… Мы зимой здесь на санках и на лыжах катаемся, только с другой стороны, где машины не ходят.
– Хорошая гора, – одобрил Журка.
– А недавно здесь детское кино снимали: про двух мальчиков, которые самодельный самолет построили. Многих наших ребят приглашали на съемки…
– И тебя?
– Да ну… Я и не пыталась. Там не таких выбирали.
– А каких? – удивился Журка и, оторвавшись от окна, взглянул на Иринку.
– Таких… симпатичных. Чтоб смотреть приятно…
"А на тебя разве не приятно?" – чуть не спросил Журка, но смутился и сказал другое:
– В кино всяких людей снимают, не только красавцев. Главное, чтобы талант был.
– Ну да. А если ни таланта, ни внешности?
– Чего ты на свою внешность напустилась? – проговорил Журка с суровой ноткой. – Человек как человек…
– Нет, – вздохнула Иринка. – У меня рот акулий и зубы пилой.
– Какой пилой?
Иринка приподняла верхнюю губу. В самом деле, нижние краешки зубов были скошены на одну сторону и торчали неровно, как зубчики маленькой пилы.
– Ну и что? – сказал Журка. – Это даже… интересно.
– Уж куда как интересно!.. А еще конопушки эти круглые. Не лицо, а божья коровка.
– Да их и не видно совсем.
– Это сейчас не видно, а весной знаешь как…
Журку смущал такой разговор. Но он чувствовал, что Иринка говорит не всерьез. Видно, она просто решила показать: вот, мол, я какая, не жалей потом, что подружился…
Журка хотел сердито сказать, что терпеть не может дамских бесед о красоте. Разве в ней дело? Но в это время троллейбус остановился, двери зашипели, и водитель опять недовольно закричал:
