Весенний подарок для девочек. Лучшие романы о любви (сборник) - Иванова Вера (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
— Да, ребята, поиграли и хватит.
Ромка все еще не отпускал Юлю, а она все еще цеплялась руками за его шею, но было ясно — у них не получилось.
— Иди в машину, дочка, — скомандовал Петр Васильевич.
Но Юля все еще медлила, не в силах оторваться от Ромы.
— Сын, нам пора.
Это были уже другие голоса — любящих и усталых родителей. И дети подчинились. Юля оторвалась от Ромы, и теперь они стояли рядом, держась за руки.
— Ты вот что, парень, — Петр Васильевич говорил медленно и глухо. — Извини, что так вышло. Я не знал, что это не твоя картинка испортила мою стенку.
— Да ладно, — буркнул Рома, хотя в душе ему было приятно это извинение.
— И супругу мою тоже извини. Женщины все так близко к сердцу принимают…
С трудом, будто разрывая живое мясо, Юля высвободила руку из Роминой ладони и подошла к отцу.
— И ты, Юля, извини нас, — подал голос Игорь Борисович. — Надеюсь, ты не обиделась на нашу маму. Она такая вспыльчивая! Но и отходчивая. Наговорит в сердцах невесть чего, а потом сама же и переживает.
— Да я ничего и не слышала, — честно ответила Юля. Прижимаясь к отцу, она все еще не могла оторвать глаз от Ромы.
— Вы вот что, ребята, попрощайтесь, — казалось, слова даются Юлиному отцу с трудом. — Юля сейчас уезжает…
— Уезжаю? Куда? — всполошилась девочка.
— За границу. В Германию. Мы с матерью решили, что так будет лучше… Нам всем надо взять перерыв и отдохнуть после того, что произошло. И не спорь, пожалуйста, я прошу! — словно пресекая возражения, Петр Васильевич потянулся к карману рубашки — туда, где держал сердечные таблетки.
Этот красноречивый жест остановил Юлю и охладил Рому. С опущенными глазами, спокойные, словно мертвые, они подошли друг к другу и почти безучастно чмокнули в щечку. А потом разбрелись к своим машинам.
34
Невероятную любовную историю Костя Елочкин выслушал с горящими глазами. В какой-то момент он поймал себя на том, что забыл, кто он и чем занимается: ему было просто интересно слушать об этих удивительных приключениях. Похоже, те же чувства испытывали и усатый пожилой водитель, и лохматый, средних лет оператор, который за все время, пока ребята, перебивая друг друга, выкладывали все новые и новые подробности, так и не расчехлил камеру.
— Ну, жесть! Бывает же! — только и мог периодически выдыхать Костя.
— Да, — вздохнул водитель. — Со стороны посмотреть — ребят жалко. А вот если бы моя младшая вдруг решила не пойми с кем гулять — своими бы руками придушил гада.
— Все вы такие, взрослые, — вздохнула Эмма. — Вроде бы и любите нас, а как дойдет до нормальной жизни — придушить готовы.
— Это ты по молодости, дочка, возмущаешься. А как своими детками обзаведешься, мысли другие в голове появятся. Любовь любовью, а если хочешь с человеком жизнь прожить, смотри, насколько он тебе подходит. Одного вы поля ягоды — уживетесь, а нет — так ничего путного и не выйдет. Поверь. Это — жизнь, и никуда от нее не денешься.
— От такой жизни можно и сбежать куда подальше, — усмехнулся Вася. — Это уже и не жизнь вовсе. Никакого свежего воздуха! Неужели вы свою молодость не помните? Или всегда были такими правильными? И никогда не ошибались?
— Молодость… Эх, молодость… — Водитель мечтательно вздохнул и, задумавшись, вынул из кармана сигарету. — Не возражаете? — обратился он к пассажирам и, когда те кивнули, закурил. — Было, все было. И ошибались, и влюблялись, и из-за девчонок дрались, и пили, и курили… Да что там говорить, как тогда смолить начал — так до сих пор бросить не могу. Отец, как узнал, все отучить пытался. За ремень даже брался! И ничего. Он меня — ремнем, а я — от злости еще больше дымлю. А вот если бы знать, какая это зараза, — он сердито посмотрел на сигарету, — так никогда б и не начинал!
— У меня отец тоже не может бросить, — с пониманием кивнула Эмма. — Сколько ни бьюсь с ним — ни в какую! Сигареты прячу, условия ставлю — ничего не помогает. Максимум неделю без никотина продержится, а потом — снова. И что это у вас за поколение такое слабовольное?
— Это у нас-то слабовольное? — возмутился водитель. — Да мы… Да вы… Поживите с наше, тогда посмотрим, какими вы будете!
Спор «отцов и детей» продолжался всю дорогу.
Взрослые вспоминали молодость и читали «малолеткам» нотации, те пререкались и спорили, в общем, все веселились, как могли. Один лишь Костя не участвовал в общей беседе. Услышанная история вдохновила его. Он почувствовал, что это как раз тот материал, который он искал — вечная тема, интересная всем. И подросткам — потому что это о них, и взрослым — потому что это об их детях и об их молодости. Если это выстроить по-умному, глубоко, то можно выйти на такие потрясающие обобщения, которые вообще никого не оставят равнодушным. Поднять глобальные проблемы: отцы и дети, богатые и бедные, черные и белые… Да такой материальчик и на «ТЭФИ» потянет!
Он принялся продумывать сюжет будущего репортажа, и вскоре вся озвученная драматическая коллизия стояла перед его глазами. Не хватало одного — хеппи-энда. В том, что он обязательно должен быть, Костя не сомневался. Он был из оптимистов и ждал от жизни большого праздника. И, в конце концов, должно же было хоть что-то измениться к лучшему со времен Ромео и Джульетты!
Вот за этим-то хеппи-эндом они и мчались, рассекая ночь светом фар.
35
Поездка в аэропорт проходила в гробовом молчании. Всю дорогу Юля, застыв, смотрела в одну точку. На спидометре было почти двести, но девочка не замечала скорости. Она думала только о том, что через несколько часов окажется в другой стране. И тогда уже они с Ромой точно никогда не увидятся: любая разлука представлялась бесконечной. Она не могла прожить без него и часа, даже неделя казалась огромным сроком, что уж говорить про два-три месяца… Эти дни, недели, месяцы растворялись где-то в тумане мрачного будущего, от которого было нечего ждать. Отчаяние росло вместе с болью — сначала ноющей, тупой, а потом невыносимой. Нужно было что-то сделать с этой болью, как-то усмирить ее. Если бы она могла, она бы сейчас кричала, ломала и крушила что-нибудь, била посуду, кусалась и выла. Юля и делала это — только в душе. Но внешне девочка оставалась спокойной и безучастной. Лишь только ногти с такой силой впились в ладони, что из-под них даже показалась кровь.
Мама словно не замечала состояния дочери. В салоне было темно, а может, Наталье Анатольевне просто не хотелось ничего замечать. Она была довольна — дочку удалось «уломать», оттащить от этого настырного, прилипчивого парня, и это главное.
— Гюнтер пригласил тебя пожить у него до конца лета, — как ни в чем не бывало щебетала она. — Правда здорово? Он покажет тебе Германию, увидишь Баварские замки. Это такое чудо!
Ах, мама, мама! Знала бы ты, что Баварские замки — это последнее, что сейчас хотела увидеть Юля. Для нее эта поездка — как ссылка. Да она предпочла бы оказаться в тюрьме, но только вместе с Ромой!
— Отец оформил визу за два часа. Представляешь? Гюнтер помог, у него связи в посольстве.
Сжавшись на заднем сиденье, девочка тихо глотала слезы.
Впереди показалось здание аэропорта.
«Запорожец» Артемьевых устало тарахтел по шоссе, направляясь в сторону Москвы. В салоне молчали: отец вглядывался в дорогу, мама переживала из-за недавнего срыва, а Рома… Рома умирал.
Он действительно вдруг почувствовал, каково это — умирать. Боли не было — просто организму вдруг стало незачем жить. Сердце забилось с перебоями, дыхание сбилось, на лбу выступил пот. Каждый метр, каждый сантиметр, удаляющий его от Юли, уносил его жизнь.
«Нет! — кричало все его существо, сопротивляясь разлуке. — Нет! Это невозможно! Верните мне ее! Спасите меня! Выпустите из этого катафалка!»
И Рома не сдержался.
— Выпустите меня! — в отчаянии закричал он. — Я больше не могу!
Рванув дверь, он едва не вывалился на обочину. Отец резко затормозил, машина, вильнув, остановилась.
