Детство и юность Катрин Шаррон - Клансье Жорж Эммануэль (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Она ощутила одновременно счастье, тревогу и грусть, открыв, сама того не подозревая, какое место занимает в жизни Орельена, Они уселись у подножия старой акации, простиравшей свои ветви над пенящимся водопадом.
— И это колесо крутит все машины на фабрике?
Как будто это не было и без того ясно! Но Катрин чувствовала, что должна во что бы то ни стало заговорить, нарушить тяготевшее над ними молчание.
— Ну да… Потому-то король и приказал построить фабрику у воды. Только вот машин у нас не так уж много. Говорят, в Лиможе есть фабрики в пять, десять раз больше нашей, с огромными паровыми котлами, которые вертят множество машин.
— А правда, что сам король приезжал раньше сюда?
— Может, и не сам король, но его люди…
Катрин знала: вскоре после того, как жена аптекаря из Ла Ноайли нашла близ города белую глину — каолин, прапрадед Эмильенны Дезарриж основал в Ла Ноайли фарфоровую фабрику, назвав ее Королевской. Более ста лет фабрика принадлежала предкам Эмильенны. Катрин жалела, что этому теперь пришел конец, а то молодая барышня приезжала бы хоть изредка на фабрику и обходила мастерские; наверное, она обратила бы внимание, как ловко приклеивает Катрин тоненькие, изящно изогнутые ручки к дорогим чашкам.
Однажды утром Эмильенна и ее мать оделись во все черное. Катрин удивилась этому неожиданному трауру. И тогда Эмильенна объяснила ей:
— Мы идем на заупокойную мессу по Людовику Шестнадцатому. Каждый год мама заказывает мессу за упокой души короля.
Когда Катрин принесла полдник, Эмильенна, блестя глазами, сказала маленькой служанке:
— В этом году народу в церкви было гораздо больше, чем обычно. Мама говорит, что это добрый знак. Король скоро вернется на трон и вернет нам фабрику.
«Странно, — подумала Катрин, — разве может мертвый король, по которому служат заупокойную мессу, вернуться на трон?» Она поделилась своим недоумением с Франсуа, но брат ничего не смог разъяснить ей. В ближайшее воскресенье он, не обращая внимания на яростные знаки, которые делала ему Катрин, рассказал всю историю дядюшке Батисту. Старый рабочий расхохотался:
— Я не над вами смеюсь, ребятишки! Я смеюсь над этими бедными барыньками с их глупыми мечтами. Нет, он не вернется больше, их возлюбленный монарх, ни мертвый, ни живой! Помолчав немного, дядюшка Батист продолжал: — Людовик Шестнадцатый — тю-тю! — наши предки оттяпали ему башку! В детстве я знавал старого сапожника, который в тот день стоял на часах у гильотины. Не может быть и речи о том, чтобы этот Людовик снова вернулся в наш мир. Но знатные дамочки с Верха надеются, что один из его внучатых племянников когда-нибудь захватит власть. Если такое произойдет, я в тот же день обязуюсь подарить им белую ворону, такую же белую, как их королевское знамя!
Насмешливые слова старика возмутили Катрин, и даже теперь, вспоминая их, она не может удержаться от негодования. Откуда дядюшке Батисту знать, что белому знамени не суждено в один прекрасный день взвиться вновь над Королевской фабрикой, как было когда-то?..
— Кати, нам пора возвращаться!
Катрин положила руку на колено Орельена. Луч солнца упал на ее пальцы, и они просвечивали розовым на темном фоне потертого и заплатанного вельвета, обтягивавшего колено мальчика.
— Да, пора возвращаться, — ответила она, но даже не шевельнулась, убаюканная теплым воздухом летнего вечера и монотонным шумом воды, падавшей на фабричное колесо.
Она продолжала сидеть без сил, без воли, любуясь игрой солнечного света на своих пальцах и темном вельвете. Постепенно ей начало казаться, что ногти ее превратились в драгоценные камни, а темный вельвет — в черный бархатный футляр для этих драгоценностей. Но солнечный луч переместился вправо — и чары рассеялись. Осталась полудетская рука с обломанными ногтями, уже обезображенная тяжелой работой, и дешевая поношенная материя, заштопанная и залатанная.
Резким движением Катрин сняла руку с колена Орельена и, вскочив с места, принялась бегать, прыгать с ноги на ногу, громко приговаривая веселые детские считалки, которые так любили Клотильда и Туанон.
Некоторое время Орельен молча ускорял шаг, едва поспевая за бежавшей Катрин. Но скоро ее безудержное веселье передалось ему, и он тоже запрыгал, засвистел. Запыхавшиеся, ошалевшие от бега, они выскочили на опушку каштановой рощи как раз у края откоса, круто спускавшегося к красно-белой дороге.
Отдышавшись немного, Катрин и Орельен сбежали по откосу на дорогу.
Катрин попыталась сделать еще одно танцевальное па, но, смутившись, тут же остановилась. Словно угадывая ее мысли, Орельен тоже подтянулся и обрел привычный серьезный вид.
— Как бы нас не увидели… — пробормотал он, — сторож, а то и сам хозяин, или какой-нибудь горновщик, заступающий в ночную смену… — И, выпрямившись, Орельен степенно добавил: — Мы с тобой теперь рабочие, понимаешь?
Глава 46
Катрин тоже испытывала чувство гордости от сознания, что трудится на фабрике. Но первые дни достались ей нелегко. Она так мечтала о работе, которая обеспечила бы нужды ее близких и не разлучила бы ее с Эмильенной. И вот теперь…
Всей этой истории могло и не быть, если бы не Матильда, краснолицая горничная, и ее покровительница, мадемуазель Рашель. События разыгрались через пять или шесть дней после того майского вечера, когда Катрин застала Орельена на церковной паперти. Открытие это произвело на девочку тягостное впечатление, и, быть может, поэтому послеобеденное время, которое она проводила ежедневно в обществе Эмильенны, казалось ей еще прекраснее, чем прежде.
Смолистый запах голубого кедра смешивался с густым ароматом роз из соседнего розария. Время от времени Катрин поднимала глаза от простыни, которую вышивала, и бросала взгляд на Эмильенну, сидевшую напротив. Молодая девушка держала в одной руке кружевной зонтик, а в другой открытую книгу, которая поглощала все ее внимание, так что она порой даже задерживала дыхание. Катрин испытывала восхищение и зависть перед книгой, целиком захватившей строптивое воображение Эмильенны. Какое неведомое очарование таилось в этих страницах — очарование, которое ей никогда не суждено узнать?..
Наконец Эмильенна захлопнула книгу и некоторое время сидела молча, словно видела перед собой события и героев прочитанного романа. Затем снова открыла книгу, рассеянно перелистала ее и вдруг резким движением швырнула в траву. — Жизнь совсем не похожа на книги!
Она сказала это с гневом, сквозь стиснутые зубы. Кому были адресованы ее слова? Брату, который старательно выскребал ложкой варенье из вазочки, или Катрин? Помолчав, Эмильенна продолжала:
— Они путешествуют, эти люди из книг, они переплывают моря, пересекают пустыни, чтоб соединиться с любимой.
Катрин опустила шитье на колени.
— Вы тоже будете путешествовать, — сказала она. Эмильенна порывисто обернулась к ней:
— Что ты сказала? Я буду путешествовать? С какой стати я буду путешествовать?
— Потому что вы богаты.
Эмильенна зорко взглянула на Катрин, словно опасаясь уловить в ее словах скрытую иронию.
— Когда я была маленькой, мы с братом часто мечтали о путешествиях.
Куда только мы не собирались поехать, когда вырастем! Теперь-то я знаю, что мне не придется путешествовать, увидеть разные страны и города… Но тогда, в детстве, мы в это верили… Мы даже собирались прорыть сквозь всю землю глубокий туннель в каолине и выйти на другой стороне земли — в Китае. — Она грустно покачала головой: — Это были глупости, детские выдумки, только и всего!..
Катрин расправила на коленях полотно, тщательно разгладила его…
— Но если бы мы были богатыми, мы уж наверняка отправились бы повидать белый свет.
Вздохнув, девочка снова взялась за работу. Она заметила Матильду, вышедшую из дому с корзиной мокрого белья. Катрин не хотелось, чтоб горничная наябедничала госпоже Пурпайль, будто «маленькая Шаррон бездельничает». Матильда проследовала со своей ношей мимо голубого кедра, остановилась в нескольких шагах и поставила корзину наземь, делая вид, будто перекладывает выстиранное белье.
