Метели ложаться у ног - Ледков Василий Николаевич (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
— Здравствуй, Микита Яковлевич!
Микита заулыбался:
— А-а! Здравствуй, Борис Никифорович! Я опять в гости. Не ждал? — пожал руку аэродромщика, помолчал, вытер рукавом малицы пот со лба и сказал. — Тут вот… Лешаки собаки. Не видел, как одна сунулась под копыта…
— Бывает, — отозвался начальник аэроплощадки и застучал длинными пальцами по полевой сумке, с которой никогда не расставался.
Микита Салиндер сидел в доме Бориса. Обливаясь потом, пил чай, а Борис Никофорович разбавлял водой спирт. Аэродромщик удивленно посматривал на своего постоянного гостя: обычно задумчивый и молчаливый, Микита сегодня был весел и разговорчив. Он говорил о долгой зиме, которую удалось прожить на этот раз без потерь, да и песец неплохо шёл на приманку — капканы не пустовали. Зима, словом, была самой лучшей из всех последних зим, по душе оленеводам и охотникам. Удача сама в руки шла. Да и на весну нельзя пожаловаться. Из полутора тысяч народившихся оленят погибло от весенних холодов только двенадцать, и те ранние, апрельские оленята, да троих потравили песцам. Вот, пожалуй, и все потери. Одного олененка искусала собака пастуха, но он выжил, выходили. Словом, Миките было чем похвастать перед хозяином дома. А после второй рюмки он достал из мешка шкуру песца, подул на серебристый ворс и подал Борису.
— Ось крепкая, почти не гнется и не ломается. Это — подарок твоей Шуре от меня и Матро. Пыжика тебе я тоже привез. Будет время — пусть твоя Шура из одного пыжика сошьет мне шапку. Красивую шапку, какую носит самый главный начальник округа. Ладно?
Борис улыбнулся.
— Что смеешься, самолетный начальник?
— Зачем тебе, Микита, шапка-то? У тебя и так из пыжика капюшон малицы.
— На малице-то… ладно. А шапка тоже пригодится. Подарю кому-нибудь.
Микита, уставший в дороге, бодрствовал недолго. После четвертой рюмки он совсем ослабел. Борис это заметил и поспешил расплатиться за пыжики — за белого песца гость отказался взять деньги.
— Это подарок.
После чая Микита отдохнул, потом сходил в пекарню за хлебом, в магазин за продуктами и, выпив с Борисом ещё одну бутылку спирта, стал укладываться спать.
— Так лучше, — меньше языки чесаться будут. А то люди думают, что в тундре у нас одни пьяницы живут. А где в тундре возьмешь спирт? Магазин на нартах не увезешь.
Микита ещё долго рассуждал, но его уже никто не слушал. Борис, разморенный спиртом, спал. Хозяйка была ещё на работе. Миките не спалось. Он надел малицу, вышел из дома и направился к интернату.
Полина лежала на диване и плакала:
— Спрячьте меня, Тамара Михайловна… Спрячьте куда-нибудь, пожалуйста!
Учительница ничего не понимала. Прятать? Зачем? Тамара Михайловна подсела к Полине, погладила по голове, вытерла платочком мокрые щеки, глаза и ласково спросила:
— Что с тобой, Полина? От кого тебя прятать?
— От отца, Тамара Михайловна. От отца спрячьте… Пожалуйста…
Тамара Михайловна покачала головой. Как это прятать дочь от отца?
— Успокойся, Полина, — говорила Тамара Михайловна.
Полина рыдала, билась головой о диван, умоляла:
— Спрячьте! Я не поеду в тундру! Не поеду-у!..
Тамара Михайловна подошла к двери и закрыла ее на ключ:
— Теперь, Полина, к нам никто не войдет. Что случилось?
Недавняя выпускница института, она и впрямь не понимала, что творится с Полиной. В тундре, где всё ещё сохранялись родовые предрассудки, Тамара Михайловна жила недавно.
Полина успокоилась. Она рассказала, как летом прошлого года в чум её отца приехали сваты, как продал её отец за пять важенок.
Девушка рассказывала, учительница слушала, возмущаясь и удивляясь, а тем временем Микита Салиндер ходил по интернату. Стонали и скрипели двери — Полины нигде не было. Спросить, где дочь, он не решался. От выпитого спирта кружилась голова. Так и не найдя дочери, Микита ушел и до утра пил с сидящими без дела рыбаками.
Ночь была солнечной. Микита пировал с рыбаками, а в школе в это время шло экстренное заседание педсовета.
Когда в замочной скважине щелкнул ключ, Полина, похолодев от страха, что сейчас заявится отец, спряталась за печку.
— Ушла? — удивился Геннадий Матвеевич, директор школы.
— Куда же она уйдет? — возразила Тамара Михайловна. — Наверное, за печкой прячется.
Полина вышла из укрытия. Ей было стыдно.
— Так вот, Полина, — начал Геннадий Матвеевич. — Наши учителя считают, что тебе нужно учиться. Но пойми, что школа не имеет права отрывать тебя от родного чума против воли родителей. Значит, твой отказ ехать в чум — это твое личное желание. За свои поступки ты отвечаешь сама. А выехать на учебу мы тебе поможем. Ты все поняла?
Полина помолчала немного, подумала, а потом сказала:
— Спасибо, Геннадий Матвеевич. Большое спасибо. Вы меня только от отца пока спрячьте, пожалуйста.
Солнце, большое и красное, за ночь так и не коснулось горизонта. Оно медленно катилось над тяжело дышащим океаном на восток, чтобы вернуться по отрогам Пай-Хоя ввысь. Лучи его, разливаясь широко, ложились на волны и вспыхивали рубиновыми искрами на слюде камней и осколках битых стекол у самых ног Микиты Салиндера. Поселок спал. Тишину ночи нарушали лишь сиплые голоса альбатросов и шелест прибоя. Рыбаки спали на каменистой косе возле лодки с неводом. Микита стоял, расставив ноги, на пластинчатых камнях и боялся шагнуть — загремят, рассыпаясь, камни, а ему не хочется тревожить сон людей. Он ещё долго смотрел на море, дома и спящих рыбаков. Наконец решился, сделал шаг, другой и пошел. Камни под его ногами гремели в утренней тишине, будто осыпался весь каменистый берег.
Он шагал к интернату, к дочери, и ругал себя за то, что приехал в поселок за Полиной, а вместо этого стал заглядывать под рубашку бутылке. «Срам-то какой! Что люди скажут? Что подумают?» — бранил он себя. И вдруг вспомнил: ведь ходил же он вчера в интернат, а Полины там почему-то не было. Почему не было? Наверно, он сам был хорош, не мог отыскать. Там она, куда денется? Микита ускорил шаг. Поднявшись на песчаный бугор возле интерната, он остановился. Отсюда хорошо были видны тундра, поселок и море. Упряжные олени Микиты дремали у нарты. Микита успокоился. Долго ли поселковым собакам разогнать пугливых хапторок? Беспокойные оленихи и сами легко могли запутаться в постромках и передушить друг друга.
В интернате Микита сразу же направился в угловую комнату, где жила Полина. Не раз бывал здесь зимой, когда приезжал за продуктами. Он остановился перед дверью, огляделся, но взяться за дверную ручку не решился. Он прошелся по длинному коридору, унимая волнение, потом снова подошел к угловой комнате: «Кого боишься, Микита?» — и дернул ручку. Комната оказалась запертой. Микита постучал сначала тихо, потом он и сам не заметил, как кулаки его забарабанили по двери. Из комнаты напротив вышла старушка в толстых очках — няня.
— Ты что, Микита, разбушевался? Зачем ломишься в пустую комнату?
— Как в пустую?
— Да так. В пустую. Ребята все по домам разъехались. — Старуха достала ключ и открыла дверь. — Не веришь — гляди.
Микита растерянно смотрел на няню. Потом спросил:
— А Полина?.. Где Полина?
— Полина? — удивилась няня. — Она где-то здесь, в поселке. Разве ты не видел её? В интернате она нынче не ночевала. Дверь-то я уже под утро заперла. Наверно, Полина не хотела спать одна. В пустой комнате.
— В пустой комнате… — повторил задумчиво Микита. — Где же искать Полину?
— Откуда мне знать? Девушки молодые, невесты… может, гуляют где? Я их за юбку не держу.
Микита помрачнел и поспешил к выходу.
Люди в поселке ещё спали. Микита одиноко бродил между домами. На душе было мерзко. Сколько раз он обещал себе не менять дело на вино… «Нельзя тебе верить, Микита. Слово твое — ветер. Язык — без костей». Потом мысли его переменились. Что, собственно, плохого он сделал? Выпил — и только! Никого не оскорбил, никого не ударил. Стоит ли так убиваться из-за пустяка? Разве грешно иногда выпить?
