Праздничные истории любви (сборник) - Лубенец Светлана (серия книг .txt) 📗
Учительница отошла к классу, а Саша повернул свое пылающее лицо к Ольге и сказал:
— Ты видишь, я сегодня в синем свитере, а Пашка — в сером. Это чтобы ты нас не путала…
— Я никогда больше тебя с ним не спутаю… — тихо ответила Ольга. — И ваша одежда тут абсолютно ни при чем… Я тебя чувствую…
— Видишь, как все здорово получилось, — сказала Ольге уже дома москвичка Маша. — Ты нам с Александрой не поверила, а Добровольский действительно оказался в тебя влюблен.
Ольга ничего не ответила ей, только смущенно покраснела и отвернулась к телевизору. Она сделала вид, что очень заинтересовалась программой питерских новостей, хотя совершенно не могла сосредоточиться на том, о чем вещала молоденькая ясноглазая телеведущая. Ольге не хотелось ни с кем обсуждать свои дела. То, что произошло между ней и Сашей Добровольским, больше никого не касалось. Сидя перед телевизором, она еще раз прокрутила в памяти сегодняшние события, происшедшие после того, как они сбежали с ним из кафе от одноклассников и московских гостей.
Они пошли на какой-то фильм, названия которого Ольга не смогла бы вспомнить даже под самыми жестокими пытками. Весь сеанс Саша держал ее руку в своей, и от этого сладко замирало, периодически падало вниз и, трепеща, вновь возвращалось на исходную позицию ее сердце.
Потом Добровольский проводил ее домой, и на лестничной площадке возле двери в квартиру Ларионовых развернулся практически вариант номер три, о котором Ольга мечтала как раз перед тем, как ей приснилась многоголовая чешуйчатая гидра. Саша, путаясь, запинаясь и безжалостно терзая пуговицу на куртке, признался ей в любви. От счастья и испуга одновременно Ольга сначала напрочь лишилась дара речи, потом задавленно всхлипнула и спрятала свое лицо в его шарфе, выбившемся из куртки, которая перед этим как раз окончательно и навсегда лишилась одной из своих пуговиц. Саша резко выбросил ее в лестничный пролет и поцеловал Ольгу в щеку куда-то возле носа. Ларионовой показалось, что ее пронзило электрическим током высокого напряжения, что было и мучительно, и сладостно одновременно. Она могла бы стоять так возле Добровольского вечно, но, как назло, к площадке подъехал лифт и из его разъехавшихся в стороны дверей вышли московские близняшки. Они с самыми непроницаемыми лицами прошли мимо Ольги с Сашей, позвонили в дверь квартиры, и Ларионовой, чтобы не объясняться с мамой, тоже пришлось идти домой вслед за ними…
Ольга очнулась, когда на телевизионном экране вместо новостей пошла реклама о новых, необыкновенно вместительных памперсах. Вид этих гигиенических изделий настолько не соответствовал возвышенному настроению Ларионовой, что она раздраженно выключила телевизор и тут же услышала, как Маша, смеясь, говорит Саше:
— А ведь не хотела ехать! Еле уговорили!
— Ты не хотела ехать? — удивленно посмотрела на Александру Ольга.
— Я не про нее, — отмахнулась Маша. — Я — о нашей Оксанке, о Панасючке!
— А почему она не хотела ехать?
— Представь себе: ей, видите ли, трудно было оторваться от книжных полок, от любимой библиотеки и от Третьяковки. А тут ее, оказывается, прямо-таки поджидал Петр Казбеков — чистый Клондайк по части живописи и прочих искусств. Ну, теперь она его разработает по полной программе, будьте уверены!
— Вот и хорошо! — Ольга улыбнулась, вспомнив восторженные взгляды, которые бросала на Телевизора Оксана. — Наш Петюня — отличный парень. Здорово, что он Оксанке понравился. Он прямо-таки расцвел при вашей Панасючке. Надо же, сегодня полмузея за ним ходило! А он в своем костюме и очках — прямо как академик и лауреат какой-нибудь премии… — Потом Ольга еще раз вспомнила светлые прозрачные глаза Саши, и у нее неожиданно вырвалось: — До чего же счастливый сегодня день!
— Пожалуй, я с тобой согласна, — рассмеялась Маша. — Тебе, конечно, трудно в это поверить, но Павел Добровольский — тоже отличный парень. И я, между прочим, завтра вместе с ним иду в ваш Октябрьский концертный зал. Вот так!
— А Александра? — спросила Ольга.
— А Александра пусть перестанет валять дурака и помирится со своим Антоном!
— Это… с тем, с которым рок-н-ролл танцевала?
— Нет! Как раз с ним она танцевать не стала, хотя именно он ее партнер. Понимаешь, они с ним, как ненормальные, еще в поезде из-за какой-то ерунды поссорились и до сих пор не разговаривают. Мне вместо Алешки пришлось с ее Антоном танцевать, а это очень трудно без привычки.
— А на чей концерт тебя Добровольский пригласил? — спросила Ольга, потому что ей хотелось опять и опять произносить эту фамилию и заново ощущать Сашины губы на своей щеке.
— Он сказал, но я не запомнила, — продолжала счастливо смеяться Маша. — Честно говоря, мне все равно. Я готова с ним идти даже на лекцию по проблемам кролиководства! И я думаю, что ты, — Маша хитро подмигнула Ольге, — очень хорошо меня понимаешь.
— Понимаю, — смущенно кивнула головой Ларионова и добавила: — Надо же, какие счастливые каникулы у всех у нас получились!
— Кстати, — заметила девчонкам Саша, — что-то не очень счастлива сегодня была Олина подруга Галка. Она без конца о чем-то шепталась с тем молодым человеком… ну… с армянской фамилией…
— С Катаняном, — поняла Ольга.
— Наверно. Оба они казались расстроенными и даже ушли раньше всех из кафе. Ты не знаешь, что у них случилось?
— Точно, конечно, не знаю. Может быть, совсем плохо стало Саниной бабушке… Представляете, она разболелась из-за какого-то человека-амфибии!
— Это как? — Саша улыбнулась виновато, поскольку при сообщении о чьей-то болезни улыбаться вообще-то не принято.
— Ну… не из-за амфибии, конечно, а из-за фотографий… В общем, слушайте… — И Ольга рассказала сестричкам о пропаже фотографий артистов, которые снимались в старом фильме по знаменитой повести Беляева.
— Неужели из-за каких-то старых открыток можно получить сердечный приступ! — возмутилась рациональная Маша.
— Во-первых, это не просто открытки, — возразила ей ее сестра, — а коллекционный материал. Этим фотографиям, по самым приблизительным подсчетам, уже лет сорок. Понимаешь, почти полвека! Кроме того, теперь таких вещей вообще не печатают. И качество у них, наверно, ой-ей-ей!
— Если фоткам сорок лет, то сколько же артистам, которые на них запечатлены? — заинтересовалась Маша. — Наверняка лет по шестьдесят… Да-а-а… Слушайте, а ведь фотографии, где они молодые да красивые, наверняка и денег стоят!
— Какая ты противная, Машка! — рассердилась сестра. — Все на деньги пересчитываешь… Ольга же сказала, что для Людмилы Васильевны эти фотографии — память о муже!
— Да, Санин дедушка в прошлом году умер, — подхватила Ольга. — Но дело не только в этом. Людмила Васильевна так сильно огорчилась еще и оттого, что фотографии утащил не какой-нибудь неизвестный злодей и грабитель, а лучшая подруга… Капитолина Степановна… фрекен Бок…
— Фрекен Бок… Почему? — опять виновато улыбнулась Саша.
— Это Галка придумала. Капитолина Степановна здорово похожа на домоправительницу из мультфильма о Карлсоне. Представляете, у нее даже кошка точь-в-точь такая же! Кстати, эта самая фрекен Бок умудрилась прикидываться лучшей подругой лет эдак пятьдесят. Они с Людмилой Васильевной за одной партой сидели!
— Бывают же такие подлые люди… — покачала головой Саша. — Столько лет выжидать и нанести удар именно тогда, когда человек ослаб от болезни сердца…
— И что, эта подругомучительница теперь фотки зажала и не отдает? К ней ходили? — Решительная Маша жаждала деятельности.
— Конечно же, Саня к Капитолине ходил. Но та утверждает, будто чуть ли не вообще их никогда в глаза не видела. Она Катаняна даже на порог не пустила.
— Ясно. Таких фрекен Бок надо брать хитростью. И это, кстати, хорошо понимал вышеупомянутый Карлсон, — отметила Маша.
— У тебя есть какие-нибудь предложения? — спросила сестру Саша.
— Пока нет, но надо подумать. Что-то у меня тут вертится… — Маша покрутила рукой у виска. — Когда Ольга сказала «из-за человека-амфибии», у меня что-то щелкнуло в мозгу… только я никак не пойму, с чем это связано…
