Тебе посвящается - Бременер Макс Соломонович (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
Так неуютно...
Все тревожит.
Ты мир не можешь заменить!
Но ведь и он тебя – не может...
Виктор смолк и почти сразу услышал, как Глеб Анисимович произнес, точно про себя: «Любопытно!» – а затем отчетливо и церемонно:
– Благодарю вас.
Виктор, не поднимая глаз, вернулся на свое место. Старков сильно похлопал его меж лопаток, словно распрямляя, после чего показал ему большой палец.
– Что же... Обменяемся мнениями о последних двух стихотворениях, с которыми нас познакомили Семенова и Громада, – сказал Глеб Анисимович. – Та-ак. Кто же у нас окажется самым отважным и сломает лед молчания?
После короткой заминки решительно встал Матвеев:
– Я, пожалуй, скажу. – Он заглянул в блокнот и веско начал: – Во-первых, мне понравились стихи Люды Семеновой. Я их слышу, по правде говоря, во второй раз. Мне их Люда показывала недавно, советовалась, поскольку я член литературного объединения при газете. (Михаил Матвеев был членом литобъединения при газете «Комсомольцы впереди», о чем к слову охотно упоминал.) Тогда у нее не ладилось с ритмом. Теперь наладилось. Теперь с этим благополучно. А было... Я думаю, Люда на меня не обидится, если я напомню, как было:
Нам в будущее все дороги открыты,
И все пути к счастью нас ведут,
О счастье шепчут колосья пшеницы,
И птицы песню счастья нам поют.
Теперь же, когда Люда поработала, стихи стали хорошие. Я считаю, их стоит передать по школьному радио и напечатать в спецвыпуске стенгазеты. Люда выразила то, что мы все думаем и чувствуем...
– Не все. Я лично вовсе этого не думаю, – перебил вдруг Старков.
– Интересно!.. – произнес Матвеев ошарашено и сейчас же добавил иронически: – У Старкова особое мнение. Ну, выскажешься потом.
– Лучше сейчас, – отозвался Старков чуть громче прежнего. У него был тон человека, преодолевающего лень. – Вот мы часто думаем – и педагоги с нами об этом говорят – о выборе пути в жизни. Чего ж думать и выбирать, если Семенова пишет: «Все пути к счастью нас ведут»?..
– «Все дороги» у меня теперь... – поправила Люда Семенова.
– Ну, все дороги. Все равно. «Все дороги к счастью нас везут» – это, что ли, дороги вроде эскалаторов: сами везут, и ногами передвигать не надо?
– Во-первых, не «везут» а ведут, – вмешался рассерженно Матвеев. – А во-вторых, Семенова так чувствует! У поэта такое чувство. Понял, Старков?
– Понял. И пожалуйста. – Старкову, казалось, надоело уже спорить. – Только ты же сказал, она выразила то, что все мы думаем!.. – И вдруг таким голосом, каким говорят о своих причудах, Женька закончил: – Ну, мне чего-то не захотелось, чтоб кто-нибудь решил, будто и я так думаю!
Он прикрыл рукой зевок и снова спокойно опустился на стул рядом с Виктором.
– Это как раз в духе Старкова, – пояснил Матвеев Глебу Анисимовичу и повернулся к залу: – А насчет стихов Громады скажу... В них, правда, тоже ритм соблюден, но чувства... очень странные! На самом деле: Виктору Громаде кажется, что девушка может ему заменить весь мир.
Он улыбнулся, слегка разведя руками, и Виктор увидел улыбку человека, которому это не покажется никогда.
– Весь мир, товарищи! – повторил Матвеев. – Выходит, любовь может заменить ему и учебу, и общественную работу, и культурные развлечения, и дружбу, и занятия спортом.
– «Занятия спортом», а спортплощадка не оборудована! – крикнул из зала парень в лыжном костюме. – Ответственный кто – физкультсектор? Так? А кому физкультсектор поручен?
– Мне, – ответил Михаил Матвеев.
– Физкультпривет! – крикнул парень в лыжном костюме, и собравшиеся зашумели, а кто-то захохотал, тыча пальцем в сторону Матвеева.
– Тише! – Матвеев повысил голос. – Вот тоже... Как будто это поехал и взял инвентарь! Меня направляют на склад, а на складе говорят: жди. Что ли, вы не помните, как с духовыми инструментами было? Когда...
– А кто был ответственный за культпоход в Малый? – перебила девочка с бантами из нейлона. Тон у нее был на редкость язвительный.
– К твоему сведению, не я! – ответил, торжествуя, Матвеев.
– Погоди, Михаил, – вмешался на этот раз Гришка Мигунов. – По-моему, турник, кольца можно сейчас безо всяких...
Виктор, холодея, слушал эту перепалку насчет инвентаря. Он предпочел бы самые суровые слова о своих стихах.
Наконец Рома Анферов постучал карандашом по горлышку графина:
– Отвлеклись, ребята!
– Да, вернемся, друзья, к нашей теме, – поддержал его Глеб Анисимович. – Стало быть... – И он жестом предложил Матвееву продолжать.
– Значит, насчет стихов Громады... – вернулся к теме Матвеев. – Плохо то, что Виктору кажется, будто любовь может ему заменить весь мир, – я уже говорил про это. Кроме того... Черт, потерял мысль. Сейчас вспомню... – Он потер лоб. – Ну, только что из головы вылетела! Минутку...
– Можно, я пока скажу? Я совсем коротко... – подала голос Люда Семенова.
– Пожалуйста, если коротко, – кивнул Глеб Анисимович.
– Ребята, я считаю – такое мое личное мнение, – Люда в этот раз не поднялась на сцену, а просто встала, – что нам еще рано писать о любви... ну, такой – мальчика к девочке или, наоборот, девочки к мальчику. Лучше пока что в нашем возрасте писать о дружбе. Не нужно забывать об этом прекрасном чувстве. А по окончании школы можно будет взяться и за стихи о любви. Такое лично мое, конечно, мнение...
И Люда Семенова, потупясь, села.
Ребята оживленно зашушукались.
– О чем вы, если не секрет? – строго осведомился Глеб Анисимович у двух девочек, сидевших к сцене ближе других и заметней других шептавшихся. – Поделитесь с нами.
– Это так... Не имеет отношения... – ответила, привстав, девочка с бантами из нейлона.
– Но все-таки?
Девочка с бантами промолчала, а ее подруга ответила, смущаясь:
– Она говорит, в прошлом году две девочки прямо с выпускного вечера ушли... замуж.
Эти слова вызвали бурный отклик. В зале возникли шум, движение, раздались возгласы с мест и звон председательского колокольчика – словом, прозвучало одновременно все, что только упоминается в скобках в стенографических отчетах, кроме аплодисментов.
– Ребята, я хочу продолжить! – прокричал Михаил Матвеев, перекрывая шум. – Я не согласен, совершенно не согласен с Людой Семеновой! Люда права в том, что нам нужно много стихов о чистой дружбе. Но неправильно то, что вопросы любви в стихах нам не надо поднимать. Я с этим не согласен! Эти вопросы в жизни встают, если две девочки из нашей школы прямо с выпускного вечера уходят туда, куда... – Матвеев смешался, – тут об этом сказали. Стихи Громады не потому неудачные, что они про любовь, а потому, что в них грусть, тревога, какая-то робость...
– По-моему, если мальчик... или вообще человек... и тем более поэт...
Виктор узнал голос Инны Петровой. Она заговорила, не беря слова. Вдруг оказалось, что она сидит совсем рядом – на два ряда ближе к сцене и немного левее, чем Виктор со Старковым.
– ...и тем более поэт, – повторила Инна Петрова, – влюбился, он обязательно... непременно должен робеть... и тревожиться.
Виктор замер, вслушиваясь. Он буквально отшатнулся от Женьки, попытавшегося было что-то шепнуть ему на ухо, с силой сжал его локоть...
– Ведь ему неизвестно еще, взаимно ли... – негромко продолжала Инна. – Может быть, девочка... или вообще женщина... не ответит взаимностью?
Эту вскользь высказанную мысль о том, что последнее слово остается за ними, девочки встретили бурно-одобрительными криками:
– Правильно, Инка!.. Конечно!.. А то мальчишки воображают, будто очень нужны!..
Ободренная поддержкой, Инна обратилась к Матвееву:
– А по-твоему, значит, мальчик всегда должен быть спокоен и уверен?
– Да. У нас это в любом деле, Петрова: «Кто хочет, тот добьется!» – ответил Михаил Матвеев. – Так мы все думаем и чувствуем... – добавил он и сейчас же с опаской покосился на Старкова.
Но Женька уже не следил за тем, кто что говорит. Ему было неинтересно. Он продолжал тут сидеть только из-за Виктора...
