Трофейная банка, разбитая на дуэли - Крапивин Владислав Петрович (читать книги регистрация .txt) 📗
Компания была не в полном составе, старшие не пришли (оно и понятно, готовятся к институтам). Не оказалось и Славика Тминова — не пустили его без Лешки. И Цурюк не появился — он терпеть не мог ходить далеко, говорил "утомляюсь". Зато был среди ребят Витька Каранкевич. Он не таил обиды на "герценских" после весеннего случая у колонки, даже наоборот — все чаще отирался в этом обществе. Наверно, со "смоленскими" у него не ладились отношения. А еще пришла с мальчишками Раиска Каюмова!
Лодька ребятам обрадовался. И они обрадовались Севкину. Хлопали по спине и спрашивали: "А чё ты ничуть не поправился, стал еще тощее, чем раньше? Плохо кормят?" Он отвечал, что кормят как на убой, только толстеть не получается, если целыми днями носишься с аппаратом, как заведенный.
Тут же Лодька несколько раз щелкнул "Комсомольцем", снимая всю компанию. Борька при этом отвернулся и стал смотреть назад, будто увидал за спиной что-то ужасно интересное...
Да, он, Борис Аронский, тоже оказался здесь. И был он единственный, кто не подошел к Лодьке, смотрел на него, как сквозь толстое стекло. И Лодька смотрел на Борьку так же (или не смотрел вовсе).
Толька Синий, который любил прямоту в отношениях, спросил у Лодьки:
— Вы чё, так и не помирились?
— Да мы, вроде бы, и не ссорились, — шевельнул плечом Лодька. — Просто... разошлись по сторонам. А он чего это с вами сюда намылился? Казалось ведь, вовсе забыл про Стрелку, с "дворцовскими" водой не разольешь...
— Не склеилось у него с "дворцовскими", — объяснил Гоголь. — Ему в поликлинике ухогорлоносая врачиха петь запретила, говорит, что голос порваться может. А без песенок своих нафиг он им нужен?..
Борька тем временем бродил поодаль с Райкой и что-то старательно объяснял ей, показывая вокруг. Будто на экскурсии...
— Я ему говорил, что они его отошьют, — с угрюмым удовольствием вспомнил Лодька.
— Это и понятно, — поддержал беседу Валерка Сидоркин. — Арон среди них, как слон среди балерин. Они же все артисты, друг с дружкой чуть ли не на "вы" разговаривают. Старушкам в автобусе место уступают...
— А ты разве не уступаешь? — вмешался справедливый Фонарик. — Я же видел...
— А ты тоже! Я тоже видел! — не стерпел такого разоблачения Сидоркин.
Фонарик засмеялся:
— Я и не отпираюсь! Мне их жалко. Чего хорошего, когда стоят над тобой и дышат...
— Вы, парни, уступайте кому угодно, — рассудил Фома (сейчас он был явный командир). — Только не "сталинцам", когда играть начнем... — И вдруг обратился к Лодьке: — Севкин, ты за кого будешь играть? За нас или за лагерь?
— Ни за кого, — без раздумий отозвался Лодька. — За вас... то есть за нас я бы хотел, но нехорошо как-то: я же пока в здешней дружине. А против своих — это уж совсем никак... — Лодька умолчал, что в лагерную сборную его и не приглашали, были игроки поопытней, особенно для такой важной встречи.
Словно оправдываясь, он объяснил:
— Буду снимать фоторепортаж. Для истории мирового футбола.
— Жаль, — сказал Фома (без особой, впрочем, жалости). — У нас народу мало. Даже если Райку засунуть в команду, все равно неполный состав.
Однако вопрос решился легко. Фома и капитан "Ирокезов" Стасик Юрашкин быстренько договорились, что будут играть команды по девять человек. И таймы решили сделать сокращенные — тридцать минут.
— А то ведь вы и так умотанные, вон сколько пилили от города и по лесу, — заботливо рассудил Стасик. Фома бодро ответил, что "ништяк, прорвемся, как матрос Железняк".
...И пошла игра!
Футбольное поле располагалось на дальнем краю лагеря, было оно неровное, с двумя торчащими посреди площадки соснами. Но колдобоины и сосновые стволы никого не смущали.
Судить матч взялся вожатый старшего отряда Николай Сергеич. Судил справедливо. Никто на него не обижался. А играли крепко, было даже несколько свалок — правда, без драки и взаимных обвинений. Вожатая Маша взволнованно переступала на краю "стадиона", держала наготове санитарную сумку. Но обошлось...
Первый гол влепил хозяевам поля Фонарик. Видимо, вратарь "сталинцев" не ожидал, что этот похожий на девочку пацан способен на такие удары издалека! Мяч со свистом прошел у вратаря по пальчикам, болельщики взревели. Впрочем, очень скоро Стасик Юрашкин вколотил гостям ответный гол...
Лодька в своей выцветшей тельняшке носился вдоль поля и даже выскакивал на него, выхватывая из игры лихие кадры. За ним носился Жора. Давал советы, переспрашивал у Лодьки имена "герценских" и голосом Вадима Синявского кричал в мятую жестяную трубу репортажные фразы:
— Нападающий лагерной сборной Анатолий Кравченко лихо обводит полузащитника гостей Каранкевича и... ах, досада! Он упускает мяч под встречным напором городского капитана Неверова, известного также под героической кличкой Фома. Тот мчится к воротам "сталинцев". Опасное положение! Однако защитники сборной лагеря отбивают атаку, передают мяч своим нападающим, которые атакуют в ответ... Прорыв к воротам гостей!.. Удар!.. Го-ол!
С неприятным для гостей счетом "один — два" закончился первый тайм. Фома собрал взмыленных игроков и начал им что-то негромко втолковывать. Не ругался, не укорял. Упрекать кого-то за плохую игру у "герценских" было не принято. Атос часто говорил: "Лучше один раз сказать "спасибо", чем пять раз "хромая обезьяна". Обезьяне это прибавит сил..."
В начале второго тайма рванулись вперед Гоголь, Витька Каранкевич и Костик Ростович (хотя он был защитником). Костик умело паснул мяч Гоголю, а тот не стал бить по воротам, как все того ждали, и уступил это дело Витьке — того никто не "сторожил". Витька и вкатил мяч в ворота — аккуратно так, в сторонке от опешившего вратаря "сталинцев".
Дальше команды вляпали друг другу еще по одному голу, а потом игра стала увядать. Умаялись не только гости, но и хозяева поля. И скорее всего, матч окончился бы с ничейным счетом, если бы не глупость Аронского. Когда игроки лагеря снова пробились к "герценским" воротам, защитник Ростович ловко увел у них мяч и передал Борису. У того и дела-то было — отдать мяч Синему, своему вратарю. Тот бы выпнул его на середину поля — а там и конец игры. Но Борьку, видать, заело спортивное самолюбие. Решил сам ломануться в контратаку. Ну и налетел прямо на Стасика Юрашкина. А Стасик ведь не новичок в таких делах! Мяч сразу оказался у него. Стасик обвел обалдевшего Бореньку как деревянного, и вмазал Синему в левый угол кривых сосновых ворот. А тут и свисток...
"Герценские" собрались под сосной — чтобы малость отдышаться, а потом и двигать домой. Подошел Жора, сказал:
— И чтобы такие симпатичные мальчики и девочка мерили пёхом еще десять верст? Как говорят у нас на Привозе, мы не имеем здесь выгоды размером даже с одну маслину...
Оказалось, что скоро пойдет в город колхозная полуторка, на которой Жора собирается в магазин за фотопленкой для своего "ФЭДа". В кузове достаточно места, чтобы, коме него, Жоры, там поместилась доблестная команда гостей. Это прибавило "герценским" сил и смягчило горечь поражения. Однако вратарь Синий не сдержался, выговорил Борьке:
— Не мог мне, что ли, мячик отдать? Геройство заело, да?
Борька вскочил, раздулся, чтобы ответить Синему полновесно и красочно. Однако Фома тут же возвысил голос:
— Кончайте! Знаете правило: в команде без ругачки!
И тогда дернуло за язык Лодьку. Потому что столько накопилось у него против Аронского, а тут еще этот проигрыш!
— Я сейчас не в команде, значит, могу сказать... Если уж захотел в атаку, надо двигать ногами. А то встал перед Юрашкиным, как афишная тумба на перекрестке...
Борька тяжко задышал, сощурился.
— Кое-кто заткнулся бы, когда не спрашивают. С аппаратиком бегать, это не по мячу бить. Забоялся играть, вот и не пикай...
Лодька засмеялся механическим смехом:
— Ладно, пусть я забоялся. Зато и не лез в игру, как некоторые, команду не подводил...
— Боря не подводил, он не нарочно, — сказал Костик Ростович.
