Праздничные истории любви (сборник) - Лубенец Светлана (серия книг .txt) 📗
После культурной программы объявили дискотеку. Галка с Ольгой разыскали близняшек с Оксаной и с ними вместе заняли места напротив сцены, где ребята устанавливали огромные колонки.
— Ума не приложу, куда он делся! — шепнула Ольге Галка, оглядывая присутствующих в зале.
— Ты про Катаняна? — уточнила Ларионова.
— Ну да…
— Наверняка они с Телевизором видеокамерой занимаются. Договорились же, что они по очереди будут снимать наш вечер, — попыталась успокоить ее Ольга, но Галка, смешно вытянув шею, продолжала озираться по сторонам. Ольга тоже стала обводить взглядом зал и тут же наткнулась на Добровольских. Оба смотрели в их сторону.
— Оля, — ткнула ее в бок Маша, — вижу, что ваши близнецы разные. По крайней мере сейчас они думают о совершенно разных вещах. Ты присмотрись внимательней. У одного в глазах любопытство — он разглядывает нас с Александрой и, возможно, тоже пытается отличить, где кто. А второму мы совершенно неинтересны. У него в глазах тревога, и глядит он, по-моему, только на тебя.
Ольга перевела взгляд на Добровольских и вздрогнула. Маша была права. Один Доброволец смотрел прямо на нее и нервным движением потирал щеку. У Ольги сладко замерло сердце, но она тут же взяла себя в руки. Не раскисать! Она очень хорошо помнит разговор братьев в зимнем саду Аничкова дворца. Им надо утрясти с ней какой-то вопрос, и в этом все дело. Видимо, москвички правы. Сашка — не математик и боится, что Ольга его выдаст Нине Петровне. Если она это сделает, то сгорят синим пламенем Сашкины четверки по математике в аттестате, а на исправление всего полгода осталось. Если Пашка всю жизнь решает за брата задачки, то у Сашки ничего вообще не выйдет. Есть отчего прийти в нервное состояние. Ольга показала Добровольцу язык и отвернулась от него.
Ребята на сцене наконец закончили устанавливать аппаратуру и выключили верхний свет. В полной темноте к микрофону прошла какая-то фигура, и прозвучал голос Сергея Павловича, завуча по внеклассной работе:
— Я, конечно, понимаю, что вам очень нравится сгустившаяся темнота…
Зал одобрительно зашумел, а завуч продолжил:
— Но хочу напомнить, что только-только начался новый год и мы еще находимся в состоянии новогодних праздников. Поэтому предлагаю зажечь елочку. Не забыли еще, как это обычно делается на детских утренниках?
— Елочка, зажгись! — выкрикнул кто-то из глубины зала.
— Совершенно верно! — обрадовался завуч, в школьном просторечье именуемый Палычем. — Только эту замечательную фразу крикнуть нужно всем вместе и громко! Итак, три, четыре…
— Елочка, зажгись! — нестройно и вразнобой откликнулся зал.
— Стыдно! — по-прежнему из темноты донесся голос Палыча. — А еще девятиклассники! Первачки так кричали, что стены дрожали, а вы… Ну-ка, еще раз: три, четыре…
— Елочка, зажгись! — прозвучало уже гораздо стройнее.
— Нет! Так дело не пойдет! — притворно рассердился Палыч. — Если вы сейчас не соберетесь с силами и не рявкнете, елка не зажжется и Новый год у вас пойдет наперекосяк. Незажженная елка — очень плохая примета! Последний раз предлагаю: кричите как следует или… я закрываю эту дистрофичную дискотеку. Итак! Приготовились! Три, четыре…
— Елочка, зажгись! — взревел зал, и тут же зажглись разноцветные лампочки на елке, переливающиеся гирлянды на стенах и сцене, а на потолке закрутился зеркальный шар, разбрасывая вокруг себя световые искры. Из колонок полилась красивая мелодия, и центр зала начал заполняться танцующими парами.
— Все-таки я не понимаю, куда делся Катанян, — по-прежнему вслух переживала Галка.
Ольга хотела еще раз сказать ей что-нибудь ободряющее, но перед ней неожиданно возник Доброволец.
— Можно тебя пригласить? — спросил он.
Чуть помедлив, Ольга все же подала ему руку.
— Мне так и не удалось тогда, во дворце, потанцевать с тобой, — с упреком заговорил этот «из ларца». — Скажи, почему ты ушла? Почему так со мной поступила?
— Противно быть в дураках, правда, Сашенька? — ответила Ольга. — Или ты Пашенька?
— Ты прекрасно знаешь, что я не Пашка! — раздраженно ответил Добровольский. — А в дураках любому быть неприятно.
— Неужели ты это понимаешь? Зачем же вы с братцем из меня дуру делаете?
Добровольский помолчал немного, а потом тихо сказал:
— Прости… Я тогда не знал, что ты мне так понравишься…
Ольге в лицо бросилась краска, и у нее вдруг совершенно ослабли ноги. Неужели… Неужели это правда? Но как же тогда… тот разговор в зимнем саду?
— Почему ты молчишь? — спросил Добровольский.
— Свежо преданьице, да верится с трудом, — заставила себя произнести Ольга.
Добровольский хотел что-то возразить, но музыка кончилась, и Ольга, тут же отвернувшись от него, протиснулась сквозь толпу к Галке, Оксане и близняшке Александре. Ей не хотелось поддаваться магии его прозрачных глаз и тихому проникновенному голосу. Она расслабится, а потом выяснится, что с ней разговаривал не Саша, а Паша и что конечной целью этого разговора по-прежнему является поездка в Москву и приличный аттестат с хорошими отметками по точным наукам для гуманитария Сашки.
Москвичку Машу к подругам подвел второй Добровольский и поблагодарил за танец. К своему месту братья возвращались вдвоем, и Ольга услышала, как тот, что танцевал с Машей, спросил другого:
— Ну что, выяснил?
Ответа Ольга не расслышала, но злостью на Добровольских опять налилась по самую макушку.
— Ну, наконец-то! — услышала она удовлетворенный голос Калинкиной. — Где ты, Саня, пропадал?
Ольга отвлеклась от собственных отвратительных размышлений и увидела взъерошенного Катаняна и рядом с ним Телевизора с видеокамерой.
— Да вот… это… пришлось опоздать… Жаль, вашего выступления не видел, — ответил Саня.
— Это ничего. Увидишь. Я все снял, — успокоил его Телевизор.
Как в Аничковом дворце, Казбеков был одет в строгий темный костюм с искрой, который ему очень шел. Ольга поискала глазами Оксану Панасюк. Та, слившись со стендом о патриотической работе, с полной безнадежностью и тоской смотрела на танцующих из-под свисающих на глаза тонких прядей темных волос.
— Петр, дай-ка мне… — решительно заявила Ольга и протянула руку к видеокамере.
Телевизор, как всегда, ослушаться не посмел и тут же протянул ее Ларионовой. Она взяла камеру в одну руку, а другой рукой подтащила Казбекова к Панасюк.
— Петр, познакомься: это Оксана. Она, как и ты, очень интересуется художниками и всякими там… направлениями с периодами в искусстве. И вообще… Я думаю, вам будет о чем поговорить. Пригласи-ка ее, Петр, на танец! — Ольга подтолкнула Телевизора к Оксане, удостоверилась, что они направились в центр зала, и вернулась к Галке и Катаняну.
— А где москвички? — спросила она Калинкину.
— Где надо! — раздраженно ответила Галка. — С Добровольскими танцуют! Я тебя, между прочим, предупреждала, что надо быть все время рядом, а ты шляешься где-то… И что дальше? — без всякого перехода она обратилась к Катаняну, видимо продолжая прерванный Ольгой разговор.
— Пришлось даже… это… «Скорую» вызывать… Вот и опоздал.
— Да что у вас случилось-то? — не выдержала Ольга.
В этот момент в зале забухали ударники, и Галка потащила Катаняна с Ольгой к выходу. В просторном гардеробе было более-менее тихо, и Калинкина, усевшись на длинную скамью, потребовала:
— Рассказывай, Санька, все по порядку и с самого начала, а то я ничего так и не поняла из-за этой дикой музыки.
— Я же уже… это… того… сказал, что у бабушки случился сердечный приступ, а дома никого… Мне пришлось вызвать «Скорую».
— И что, ты после «Скорой» бабушку дома оставил? Одну? — подпрыгнула возмущенная Галка. — Побежали! Вдруг Людмиле Васильевне снова плохо станет?
— Нет… То есть… я не знаю… может, конечно, стать хуже, но мама уже дома. Я ей на работу позвонил.
— Тогда ладно, — успокоилась Галка и снова уселась на скамейку, пригласив сесть рядом и друзей. — А что ты там такое говорил про амфибию какую-то? Я ничего не поняла.
