Перстень вьюги (Приключенческая повесть) - Колесникова Мария Васильевна (читать хорошую книгу .TXT) 📗
С Кривцовым они оставались на корабле до последней возможности, пока не перетащили в шлюпки всех раненых. На них дымилась одежда. Они заметили барахтающихся в воде моряков, по всей видимости сброшенных за борт взрывной волной. Их охватывало плотное, все расширяющееся кольцо пылающего мазута.
Набрав в легкие побольше воздуха, Бубякин прыгнул в море, стараясь уйти как можно глубже. Когда вынырнул, огонь сразу же остро лизнул его по лицу. Василий снова нырнул. Он нырял так несколько раз, а потом, не обращая внимания на огонь, устремился к старшему лейтенанту Сорокину, который, судя по всему, терял последние силы. К счастью, шлюпка подошла сразу, и Василий передал офицера сидевшим в ней матросам. А сам снова нырнул, заметив над водой чьи-то руки. Он обрадовался, когда рядом увидел Кривцова: вдвоем вылавливать раненых было сподручнее. Когда все было кончено, Василий крикнул Кривцову:
— Поплыли до берега!..
Конечно же, Кривцов не мог сравниться с ним по силе, а потому, пока плыли, Василий поддерживал его. Они часто ныряли, стремясь уйти от горящего мазута, и все-таки их лица и руки были обожжены; брови, волосы, ресницы — все сгорело.
— Держись! — кричал Василий. — До берега совсем близко.
Разумеется, они не знали, что их ждет там, на берегу.
Возможно, бухта захвачена фашистами. «Живым в руки все равно не дамся…» — думал Бубякин. Жизнь сейчас не имела цены. Цену имела стойкость.
Кривцов все чаще и чаще ложился на спину, отдыхал. Море было пустынно. Палило солнце. Но надо было спешить. Ведь могли снова появиться «юнкерсы». Специально. Чтобы добить уцелевших, взглянуть, что сталось с эсминцем.
Удалось ли спастись Макухину? Только б не размокло письмо… В ушах Бубякина стучало, сердце билось непривычно неровно, слабость делалась все сильней, и теперь он начал опасаться, что и сам не дотянет до берега, и Кривцов без его помощи сразу же пойдет на дно. Пенистые гребни то поднимали их, и тогда они отчетливо видели высокий берег, то вновь и вновь погружали в пучину, и берег вроде бы уходил от них все дальше и дальше. «Неужели течение относит нас в открытое море?» — с отчаянием подумал Василий.
Да, то, что их относит, заметил и Кривцов.
— Надо как можно дольше продержаться на воде, — хрипло сказал он. — Плыть не стоит. Нас подберут… Обязательно подберут… Не трать понапрасну силы.
Василий безвольно лежал на спине, его качало, словно в люльке. Сейчас он чувствовал себя бесконечно усталым и не отвечал больше ни за что. Далекий рудник, Катя Твердо хлебова, таежные пади и гольцы — все это было так далеко, так нереально, будто всего этого никогда и не было. Волны с развевающимися седыми кудрями гнались друг за дружкой, им, наверное, было весело. Никогда раньше Бубякин не страшился моря, но сейчас оно было враждебным, «себе на уме». И казалось, никаких сил не хватит его одолеть…
Собрав волю, он поднял голову и увидел шлюпку, идущую прямо на них…
Те, кому посчастливилось добраться до берега на шлюпках и вплавь, сидели и лежали на мокром песке, а возле них суетились жители поселка, перевязывали раны, поили водой, тяжело обожженных уносили в поселок. Таких было не меньше сотни, обгорелых, черных.
К Бубякину подошел его старый знакомый Юри, которого он совсем недавно учил играть на баяне.
— Фашисты совсем близко, — сказал Юри. — Их пока сдерживает отряд рабочих Андруса. Тяжелораненых мы укроем, а вам нужно уходить в Таллин. Телефонная связь с Таллином, к сожалению, прервана, но мы будем звонить от хутора к хутору пока не установим связь. Из Таллина вышлют автобусы и охрану.
Юри был ровесником Василия. Еще при первой встрече, в мирное время, на танцульках, они как-то сразу сдружились. Веселый, общительный, он первый тогда заговорил с Василием. Оказывается, немного знает русский. Он учительствовал в поселковой школе. Его все так и называли «учитель Юри». Сын местного рыбака, Юри любил выходить в море на сейнере во время лова салаки, ловко управлялся с сетями. Правда, был немного близорук, носил очки, которые придавали ему профессорский вид. Очки часто терял.
Сейчас Юри хмурился, нервничал.
— Уходить, уходить надо… — повторил он.
Василий указал Юри на мачту затонувшего эсминца, которая торчала из воды. На ней по-прежнему развевался морской флаг. И это было страшное зрелище — гордый флаг среди пылающего мазута.
— Я, как он, уйду отсюда последним… — сказал Бубякин и попытался встать на ноги, но сразу же грузно осел, застонал от режущей во всем теле боли и впал в беспамятство.
Потом, когда сознание вернулось к нему, он услышал эстонскую речь. Чистый девичий голос и грубый, зычный мужской.
Он открыл глаза, и разговор сразу же прекратился.
— Тебе лучше? — спросила девушка, легко выговаривая русские слова. Ее лицо показалось ему знакомым. Эти синие-синие глаза и желтые волосы… Наверное, танцевали не раз.
— Ну и слава богу, что очухался, морячок! — произнес грузноватый мужчина в куртке из чертовой кожи. — Пока не придут автобусы, Линда будет ухаживать за тобой.
Василий сел. Мужчина сразу же набросился на него:
— Лежи, чертов герой! Из тебя наш лекарь пару осколков вытащил да две пули впридачу. А сколько в тебе этого добра осталось, пока никто не знает. — И он сильной рукой повалил Василия на подстилку.
Когда мужчина в куртке ушел, Линда сказала:
— Наберись терпения, матрос. Немцы близко. Андрусу сейчас не до тебя, но все-таки пришел проведать… Вот такой наш Андрус.
Василий догадался: Андрус хотел узнать, может ли морячок держать винтовку в руках. Оказывается, не может. Придется выхаживать его, пока не приедет за ранеными матросами автобус из Таллина. А приедет ли он, этот автобус, если враг оседлал все дороги?..
Линда словно бы прочла его мысли.
— Ты не беспокойся, — сказала она. — Мы будем всех вас прятать по хуторам. А над госпиталем повесим простыню с красным крестом. Не тронут. Автобус придет обязательно…
Василий не привык чувствовать себя слабым, а потому снова попытался встать, но не смог. Сквозь наползающее беспамятство слышал отдаленные выстрелы. «Прорвутся фашисты сюда — и укокошат запросто, я слаб, как дите малое, даже сдачи не смогу дать…» — думал с тоской.
Линда пыталась успокаивать его, а он скрипел зубами от бессильной ярости. Он весь был замотан бинтами — оставили только щелки для глаз. Ожоги, должно быть, страшные, потому и умолчал о них Андрус. Мол, все будет в порядке. Крепись, моряк…
Госпиталь устроили в помещении школы. Расставили койки, принесли матрацы, перевязочный материал. Бережно уложили раненых. На всех раненых и обожженных коек не хватило. Пришлось устроить нары. Всем распоряжалась Линда. Она заботилась также о том, чтоб все были накормлены. Смазывала ожоги специальной пастой. А когда паста кончилась, заменила ее сливками.
Долго ли продержится отряд Андруса? Вот о чем думали моряки и жители поселка. Может ли устоять группа плохо вооруженных людей против регулярных фашистских войск, с их артиллерией, танками и авиацией? Страшно было даже представить, как озверелые оккупанты ворвутся в поселок, в школу…
…А гитлеровцы были совсем рядом.
Юри пришел проведать Бубякина, Василий попросил:
— Возьми в отряд!
Юри пожал плечами.
— Да ты на ногах стоять не можешь… Как я тебя возьму?
— А ты возьми, возьми. Обопрусь на тебя — и пойдем… мне бы только винтовку в руки…
— Ты видел кинокартину «Человек-невидимка»?
— Видел. А что?
— Ты весь в бинтах, очень похож на него.
Но подняться с койки Бубякину помог Юри, подставил свое плечо. Они вышли из школы. От свежего воздуха у Василия закружилась голова, он чуть не упал. Но превозмог слабость. И они пошли.
— Ты — человек-машина, трактор, паровоз, броненосец «Потемкин». Видел такую картину? — говорил с восхищением Юри. — Попадет мне за тебя от Андруса… Пойдем отбивать Нарвское шоссе — по нему должны прийти автобусы за вами…
