«Мастерский выстрел» и другие рассказы - Мартинхеймо Аско (книги читать бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
Юртсе тоже был сыт по горло. Он, правда, ничего такого не говорил, но ясно показывал это всем своим видом. Юртсе зарядил ружье и небрежно выстрелил. Было слышно, как свинцовая пулька стукнула в столб.
— Из «духовки» не в счет, — отменил попадание Кольйонен.
— Еще бы, конечно! — Юртсе суховато усмехнулся. Странно, что он вообще терпел Кольйонена и болтался в их компании.
Луковица поднял с дороги большой камень и принялся натягивать резинки рогатки. Он натягивал, подергивая и скалясь от напряжения. Паси стало жаль Луковицу. Никак он не меняется. Ничему-то его жизнь не учит. И сколько бы он ни старался понравиться другим, над ним все равно всегда насмехались, для этого хватало одного его заикания, не говоря уже о других причинах.
Луковица так растянул резинки, что одна из них лопнула и ударила его по пальцам. Кольйонен хрипло рассмеялся. Он вложил гайку в кожанку, лениво натянул резинки и выстрелил. Всем своим видом Кольйонен показывал, что для него попасть в цель — пара пустяков. Гайка громко стукнула в телеграфный столб, и звук удара эхом отдался в проводах.
— Твоя очередь, мазила, — скомандовал Кольйонен Паси.
Паси понимал: расстояние слишком велико. Но могло и повезти. Для этого камушек должен быть не слишком большим. Паси не раз пускал «блинчики» на реке и заметил, что полет тяжелого камушка быстро обрывался. Но плоский камушек поменьше, случалось, долетал даже до другого берега. Паси выбрал из гравия камушек величиной примерно с монету в одну марку, но похожий на головастика. Теперь нельзя было держать рогульку прямо. Камушек должен лететь немного вверх, чтобы он мог спланировать. Он будет в воздухе чуть вихлять, но до столба может долететь. А то и пролететь дальше. Могло случиться, что и угодит в столб.
Расстроенный Луковица дергал рогатку, Юртсе присел на корточки, ружье лежало у него на коленях. Кольйонен согнул указательный палец и слегка раскачивал висящую на нем свою хваленую рогатку.
Паси медленно натягивал резинки правой рукой. Левую он уже вытянул во всю длину, но еще не поднял до уровня глаз. И в этот миг Паси увидел внезапно вылетевшую из-за живой изгороди ласточку. Поддавшись внезапному безотчетному порыву, он повернул рогульку вслед птице. Резинки щелкнули и камушек полетел «от бедра». Вряд ли кто-либо разглядел стремительно летящий камушек, но все видели, как ласточка, вздыбив перышки, дернулась в воздухе и бессильно упала на траву, неуклюже раскинув крылья.
— Г-г-гос-с-поди! — заикался Луковица. — С-с-с ле-лету!
— И навскидку! — добавил Юртсе. Он даже встал. Кольйонен топтался на месте, раскрыв рот. Лучшая в Европе рогатка больше не болталась на указательном пальце.
— Сделай то же, Кольйонен, — произнес Паси с трудом. В горле стоял ком, глаза застилало туманом. Он убил ласточку!
— Случайное попадание, — попытался ослабить впечатление Кольйонен, но безуспешно. Луковица продолжал твердить свое, а Юртсе насвистывал: ти-ти-тю-ю-тя.
В начале своего летнего отпуска отец привез полный кузов досок и сложил их перед крыльцом старого Н0мишка. Наступил черед сауны. Внося доски в дом, отец старался не задеть гнездо. Но о ласточках он больше не говорил ни слова, хотя они то и дело проносились через двор.
Паси следил за гнездом, но, несмотря на все его ожидания и надежды, ни одна из ласточек не юркнула под крышу крыльца. В конце концов Паси все же решился взобраться на перила и подтянуться под стреху. Пришлось отклонить голову вбок, чтобы заглянуть внутрь гнезда. Там, в глиняной чаше, среди перышек и белых с коричневыми крапинками обломков яичной скорлупы он увидел и одно совершенно целое яйцо. Птенец из него так и не вылупился. И никогда уже не вылупится.
В первую неделю отцовского отпуска вновь началась жара. У бабушки случился сердечный приступ, но она вскоре вернулась из больницы. И после этого целыми днями не выходила из своей комнатки. А вечерами она ставила складной брезентовый стул под яблоню, дремала, сидя на нем, седая, с морщинистым лицом, и бормотала себе под нос:
— Так и есть, так и есть.
О чем это она, было непонятно. Меке терлась о бабушкины ноги и громко мурлыкала.
Паси помогал отцу: подтаскивал ему доски или приносил инструменты из сарая, когда требовалось.
Отец с утра до вечера строил сауну. На это и ушел весь его отпуск.
Паси, если не надо было помогать отцу, просто сидел на пороге и смотрел, как идет работа. Но иногда он укрывался от жары в сарае или ходил с Юртсе на пляж купаться. Однажды изнурительно знойным днем, под вечер, когда неподвижный воздух предвещал грозу Паси тихонько шмыгнул за сарай и там изрубил топором на кусочки и рогатку, и кораблик, и колеса от коляски.
На том и кончилось лето.
КРЕПОСТЬ
Сами был уверен, что Желтый Дьявол обнаружил его и незаметно преследует. У него острый нюх. Никому не удалось бы долго двигаться по лесу так, чтобы Желтый Дьявол не выследил пришельца. И сейчас зверь затаился где-то поблизости, Сами чувствовал это. И вчера, и позавчера у Сами было то же ощущение, но каждый раз он успевал укрыться в своей крепости.
Опасность внезапного нападения увеличивается, если ходить одними и теми же тропинками. Поэтому сегодня Сами выбрал дорогу по краю болота, где густо разрослись стланики. Тут были скользкие кочки, и идти было трудно. Зато здесь он чувствовал себя поспокойнее, чем в низине ручья. Позавчера Сами переправился через ручей в опасной близости от водопоя. И конечно же, большие вмятины в песке на берегу, которые он увидел, были следами крупного зверя. Сегодняшний длинный путь по берегу болота имел еще то преимущество, что все время были видны Хорнанкаллиот-Хорнаские скалы. Не следовало забывать, что Хорна, по-фински, то же самое, что Ад или Пекло, во всяком случае — место, где и положено жить Дьяволу.
Сами продвигался медленно. Между кочками притаились коварные, черные болотные «окна», затянутые, как кружевной занавеской, ледяной корочкой. Сами перепрыгивал через «окна» с кочки на кочку, но ни на миг не забывал о том, что в кустах может таиться опасность. Время от времени он останавливался, переводил дух и прислушивался, не шуршат ли стланики, не чавкает ли од чьими-то лапами болото, не хрустнул ли где-то ледок под крадущимися шагами.
Сами находился среди охотничьих угодий Хорнанкаллиотского Желтого Дьявола, которому в это время года было особенно легко прятаться, сливаясь с осенней листвой. Но Сами водил Хорнанкаллиотского Желтого Дьявола за нос уже два дня и сегодня тоже решил его провести. По-другому никак нельзя. Крепость должна быть полностью готова до того, как выпадет снег. Тогда в лесу лучшего укрытия и быть не может.
Болото кончилось, начался подъем в гору. Стланики поредели и сменились высоким травостоем, выцветшим, тускло-безжизненным. Таким сделала его осенняя, злая непогода и пасмурные, короткие дни. Покрытые инеем стебли пригибались под легким ветерком и таинственно, колдовски шуршали.
Это мешало услышать, движется ли кто-нибудь в траве. Напрягая слух и зрение, Сами осторожно шагал вперед, к рощице, отделявшей его от Хорнанкаллио. Ступать стало легче, земля под ногами больше не проваливалась, но спешить без оглядки было бы опрометчиво. Хорнанкаллиотский Желтый Дьявол сумел бы воспользоваться неосторожностью Сами.
Сами до мелочей изучил Желтого Дьявола и его повадки. У зверя был тонкий слух. Он легко находил добычу и умел совсем близко подкрадываться к ней, буквально вжимаясь в землю даже в самых неудобных для этого местах, хотя ростом был около трех метров. Он стремительно бросался на свою жертву с близкого расстояния, ошеломлял ее яростным рыком и вонзал зубы ей в горло. Он был жутко сильным и мог утащить тушу далеко, туда, где он мог есть спокойно и в безопасности. Он был воплощением смелости и силы. Движения его были легкими, гибкими и плавными, но под мягкой шубой работали упругие мышцы и жесткие сухожилия.
Сухостой редел. Начинался крутой, скалистый подъем. Деревья тут росли среди скал, низкие и искривленные. У самого обрыва их уже не было. Ягель и мох схваченные ночными заморозками, похрустывали под ногами. Взбираться на Хорнанкаллио Сами было трудно, потому что он мог помогать себе лишь одной рукой. Мешала сумка! Она стукалась о камни, цеплялась за все и нарушала равновесие. От нее были одни неудобства. Эх, если бы он мог оставить ее дома!
