Здравствуй, сосед! - Лихоталь Тамара Васильевна (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
«Купец! Ха-ха-ха! Да у батюшки этого Петра одна худая лавчонка. А сыновей трое. Вот и будут старшие братья в лавке сидеть, а твой Пётр с лотком ходить, пироги продавать», — в свою очередь не упустит случая уколоть Василину Мирослава.
«Хватит вам друг дружку корить», — скажет Зорька.
Девицы перестанут спорить, обе разом повернутся к Зорьке:
«А тебе дарил кто-нибудь пряслице?»
«Подарил мне пряслице один молодец», — весело отвечает Зорька.
«Кто? Ну, скажи! Кто?»
«А вот и не скажу, — смеётся Зорька. — Пряслице могу показать. Он мне долго пряслице присматривал. Искал, чтобы было написано: «Зорька».
Алёна видела: на пряслицах часто пишутся имена. Это для того, чтобы не перепутали девицы, где чьё пряслице, когда собираются на посиделки. Иной раз пряслица так и продают с написанными на них именами.
«Мой молодец весь торг обошёл, — рассказывает Зорька, — да вот беда: и «Василина» есть, и «Мирослава», и «Мария», и «Елена», и «Ольга», и всякие другие имена, а вот «Зорьки» — нет. Купил он такое пряслице, на котором и вовсе никакого имени не было. Купил и сам написал: «Зорька».
Девицы опять давай к ней приставать, а Зорька только хохочет-заливается.
Зорька весёлая и добрая. Девицам невдомёк, а вот Алёна знает, кто Зорьке пряслице подарил. Ждан, брат Вишены. Это Алёне сказала Оля, Зорька ведь Олина сестра — Оли и Глеба.
А ещё хвастают девицы нарядами. Так уж заведено у них на улице Добрыни: идут девицы по воду, непременно наденут, что есть получше. Вот и сегодня разоделись. Алёна глазастая, всё примечает. У Мирославы на лбу повязка парчовая, по бокам серебряные височные кольца. У Василины синий сарафан из тонкого сукна, ожерелье из жёлтых стеклянных бусин и браслет на руке — тоже стеклянный. Так что Алёна не зря мамин платок надела — не будничный, а тот, которым мама покрывает голову по праздникам. Алёна нарочно то так поворачивается, то эдак, чтобы увидели девицы красных птиц, вытканных на кайме. Но девицы на Алёну и внимания не обращают.
Поглядела Василина на Мирославину повязку с височными кольцами, похвалила — и повязка хороша, и кольца красивые, тут же и сама похвалилась:
— И мне такие матушка купит!
Поглядела Мирослава на Василинины бусы с браслетом, одобрила и тут же молвила, будто невзначай:
— Мне батюшка ещё лучше подарит!
А тут как раз и Кукша, сестра Борискина, появилась. Опять в обнове! Только недавно стояла у ворот в расшитом золотом сарафане, а теперь на ней алая телогрея рытого бархата. Вокруг шеи — ожерелье, не простое — золотое. На руке браслет накладного серебра с цветной перегородчатой эмалью. На перстах — перстни с дорогими камнями.
Поглядели на Кукшу Мирослава с Василиной, ничего не сказали, только вздохнули завистливо. А что тут скажешь? Ни Мирославин батюшка, ни Василинина матушка не купят им таких нарядов. Вот и остаётся им глазеть на Кукшу и вздыхать.
Постояли бы небось, повздыхали и разошлись. Но в это время видят: Зорька идёт. В который раз она сегодня к колодцу с вёдрами туда-обратно топает. Поглядели все трое на Зорьку и давай смеяться:
— На Зорьке-то рубаха какова! А?
— Из холстины!
— На пугале огородном и то лучше!
Опустила Зорька глаза, отвернулась. Чтоб не видно было, как из глаз слёзы капают, и самой чтоб не видеть растянутых в улыбке ртов. Ещё уши бы заткнуть, чтоб не слышать, как хохочут девицы, потешаются. Хорошо им смеяться. У Василининой матушки на торгу своя лавка. И сидит там Василинина матушка, толстая, как кадь, серебро считает. А у Мирославиного батюшки ладья. Он на ней и в Ладогу плавает, и в Киев. Вот и привозит любимой дочке гостинцы. А про Кукшу и говорить нечего. У отца Кукши, боярина Ратибора, всего полно. И сидит Кукша в своей светёлке да наряды перебирает. То один из ларя вытащит, то другой примерит. Или раскроет ларцы, в которых сверкают золотые с драгоценными каменьями перстни и браслеты, гривны и ожерелья. Больше-то ведь Кукше делать нечего. Всё за неё холопки делают. Она и сейчас налегке явилась, просто так пришла, посудачить да нарядами своими похвастаться. Стараясь не глядеть на смеющихся девиц, тянет Зорька из колодца тяжёлые вёдра и не замечает, как плещет через край холодная колодезная вода на её рваные поршни. Слушает Алёна, как насмехаются девицы, и жаль ей Зорьку. А девицы своё:
— А поршни у неё! Ну и поршни! Им в обед сто лет! Ха-ха-ха!
— Глядите, да они рты разинули! Хи-хи-хи!
— Это они каши просят! Есть хотят! Хе-хе-хе!
Рассердилась Алёна на глупых девиц и говорит:
— Всё равно Зорька самая красивая! И коса у неё толще и длинней. А у вас и вовсе скоро все волосы повылезут, и будете вы как жабы!
— Ах ты такая-сякая! — закричали девицы. — Сама от горшка два вершка, а туда же! Нарядилась в мамкин платок и думает, что большая. Ну-ка ступай отсюда!
Но Алёна не обратила на девиц внимания. Вытянула вёдра. Зорька помогла ей надеть их на коромысло. И пошла Алёна. Пригибается под тяжестью, но идти старается ровно. А потом ещё обернулась и показала девицам язык. Так, во всяком случае, сделала бы сама Лена.
7. Серёжа
«Когда Серёжи нет дома, керосинку не зажигай!»
«Купаться на Волхов без Серёжи ни в коем случае!»
«В кино? Можно, если тебя проводит Серёжа — там надо переходить площадь!» — так говорит мама.
Насчёт керосинки Лена не спорит. Очень надо ей зажигать керосинку. На Волхов, по правде говоря, она и сама больше любит ходить с Серёжей. Когда идёт одна с девчонками, бултыхается в мутной воде возле берега, где по пояс. А с Серёжей заплывает подальше. Не до самых буйков, но всё равно далеко, где ей с головкой. Серёжа ведь не даст утонуть своей младшей сестре. Насчёт кино Лена тоже не спорит. Если показывают какой-нибудь интересный фильм, они обычно ходят вместе с Нинель Викторовной всем классом. Но всё равно бывает очень обидно, потому что несправедливо.
И не только дома. В школе Нинель Викторовна протянет Ленину тетрадку, исчёрканную красным карандашом, и начнёт, вздыхая:
«Вот когда у меня учился Серёжа…»
Можно подумать, что у Лены не брат, а ангел с крылышками!
А на улице ещё хуже.
Как-то зимой Лена с Наткой возвращались из школы. Только недавно выпал снег. Лежит незатоптанный, пушистый. Идут они по улице, разговаривают. Вдруг — бац! Снежок. Натке прямо по спине. За ним — другой, третий… Оглянулась Лена и видит: мальчишки. Залегли под забором, налепили снежков. Орут:
«Батарея, к бою!»
А один очень зловредный мальчишка, по фамилии Пеночкин, командует:
«По Петрушке в красном колпаке огонь!» (Это про Лену, потому, что у неё красная шапочка с помпонами.) Лена с Наткой уже хотели повернуть назад и вдруг услышали, один мальчишка говорит:
«Ладно, пропустим их. Эта в красном колпаке — сестра Серёги Малявина». И мальчишки сразу же перестали кидать снежки. Значит, если бы Лена была не Серёжина сестра, а была бы сама по себе, в неё можно и снежками кидать и Петрушкой в красном колпаке обзывать?
Лена сидела у стола и вспоминала всё самое обидное, что только могла вспомнить. На столе стояла грязная посуда и вишнёвый компот. Один стакан — Серёжин. А Серёжа ушёл. Быстро съел первое и второе, про компот сказал: «В твою пользу!» — и торопливо перекинул через плечо спортивную сумку. Было слышно, как он протопал вниз с крыльца. В окошко было видно, как он прошагал к калитке. Потом Серёжина голова с белым чубом промелькнула над штакетинами забора и исчезла.
В другое время Лена не отказалась бы от компота. Вишнёвый компот — её самый любимый. Серёжа это знает. Но сегодня Лена компот есть не стала. Сидела и сердито думала: «Пусть не подлизывается!» Ты бы, наверное, тоже рассердился, если бы хотел плыть на катере, а тебе бы вместо этого предлагали: «Ешь компот!» А на катере, видите ли, нельзя: «Мы едем не на прогулку, а в экспедицию!» Когда Серёжа говорит «мы» — это значит КИС. Интересно получается: «мы», то есть они — КИС, поплывут на катере по Волхову на озеро Ильмень, а Лена, мало того что сиди дома, ещё и посуду мой. А очередь сегодня, между прочим, Серёжина. Мама в подобных случаях говорила: «Ну как тебе не стыдно! Разве трудно вымыть две тарелки? Ведь ты уже большая девочка!» Как посуду мыть, так Лена — большая, а как в КИС ходить — маленькая. «Ты же знаешь, что в КИС принимают только с пятого класса, да и то не всех, а тех, кто по-настоящему интересуется историей родного края!» Это говорил Серёжа. А Лена и возразить ничего не могла. Она ведь тогда ещё ничего не знала ни о Вишене, ни об улице Добрыни. Пожалуй, и про КИС она тоже мало что знала. Просто слышала: КИС да КИС. То в школе вдруг появится выставка: «КИС рисует». Рисовал КИС неплохо. Лене нравились его рисунки. Посмотришь на них и сразу узнаёшь знакомые места: вот зубчатые стены детинца, вот памятник Александру Невскому, вот мост через Волхов, вот рыбачьи суда на озере Ильмень… То в школе какая-то толчея, шум. Это тоже КИС. Если ребята одеты по-походному — значит, отправляются вместе со своей учительницей, Ириной Александровной, на раскопки; если обычно — значит, у них здесь какие-нибудь дела. Спорят, разговаривают. И всегда у них так весело. КИС, конечно, никакого отношения к кошкам не имеет. А впрочем… Однажды к ним домой прибежал мальчишка. К Серёже часто кто-нибудь прибегает. А этот прибежал и кричит:
