Р.В.С. - Гайдар Аркадий Петрович (книги .TXT) 📗
— За какое ещё лекарство?
Димка заёрзал беспокойно на стуле и съёжился под устремлёнными на него взглядами.
— Я, мама… собачке, Шмелику… — неуверенно ответил он. — У него ссадина была здоровая…
Все замолчали, потому что Головень, двинувшись на скамейке, сказал:
— Сегодня я твоего пса пристрелю. — И потом добавил, поглядывая как-то странно: — А к тому же ты врёшь, кажется. — И не сказал больше ничего, не избил даже.
— Возможно ли! Для всякой твари сей драгоценный медикамент? — с негодованием вставил отец Перламутрий. — А поелику солгал, повинен дважды: на земли и на небеси. — При этом он поднял многозначительно большой палец, перевёл взгляд с земляного пола на потолок и, убедившись в том, что слова его произвели должное впечатление, добавил, обращаясь к матери: — Так я, значит, на десяточек располагаю.
Вечером, выходя из дома, Димка обернулся и заметил, что у плетня стоит Головень и провожает его внимательным взглядом.
Он нарочно свернул к речке.
— Димка, а говорят про нашего-то на деревне, — огорошил его при встрече Жиган. — Тут, мол, он, недалеко где-либо. Потому рубашка… а к тому же Сёмка Старостин возле Горпининого забора книжку нашёл, тоже кровяная. Я сам один листочек видел. Белый, а в углу буквы «Р. В. С.» и дальше палочки, вроде как на часах.
Димке даже в голову шибануло.
— Жиган, — шёпотом сказал он, хотя кругом никого не было, — надо, тово… ты не ходи туда прямо… лучше вокруг бегай. Как бы не заметили.
Предупредили незнакомца.
— Что же, — сказал он, — будьте только осторожней, ребята. А если не поможет, ничего тогда не поделаешь… Не хотелось бы, правда, так нелепо пропадать…
— А если лепо?
— Нет такого слова, Димка. А если не задаром, тогда можно.
— И песня такая есть, — вставил Жиган. — Кабы не теперь, я спел бы, — хорошая песня. Повели коммуниста, а он им объясняет у стенки… Мы знаем, говорит, по какой причине боремся, за что и умираем… Только ежели словами рассказывать, не выходит. А вот когда солдаты на фронт уезжали, ну и пели… Уж на что железнодорожные, и те рты раскрыли, так тебя и забирает.
Домой возвращались поодиночке. Димка ушёл раньше; он добросовестно направился к речке, а оттуда домой.
Между тем Жиган со свойственной ему беспечностью захватил у незнакомца флягу, чтобы набрать воды, забыл об уговорах и пошёл ближайшим путём — через огороды. Замечтавшись, он засвистел и оборвал сразу, когда услышал, как что-то хрустнуло возле кустов.
— Стой, дьявол! — крикнул кто-то. — Стой, собака!
Он испуганно шарахнулся, бросился в сторону, взметнулся на какой-то плетень и почувствовал, как кто-то крепко ухватил его за штанину. С отчаянным усилием он лягнул ногой, по-видимому попав кому-то в лицо. И, перевалившись через плетень на грядку с капустой, выпустив флягу из рук, он кинулся в темноту…
… Димка вернулся, ничего не подозревая, и сразу же завалился спать. Не прошло и двадцати минут, как в хату с ругательствами ввалился Головень и сразу же закричал на мать:
— Пусть лучше твой дьяволёнок и не ворочается вовсе… Ногой меня по лицу съездил… Убью…
— Когда съездил? — со страхом спросила мать.
— Когда? Сейчас только.
— Да он спит давно…
— А чёрт! Прибег, значит, только что. Каблуком по лицу стукнул, а она — спит! — И он распахнул дверь, направляясь к Димке.
— Что ты! Что ты! — испуганно заговорила мать. — Каким каблуком? Да у него с весны и обувки нет никакой. Он же босый! Кто ему покупал?… Ты спятил, что ли?
Но, по-видимому, Головень тоже сообразил, что нету у Димки ботинок. Он остановился, выругался и вошел в избу.
— Гм… — промычал он, усаживаясь на лавку и бросая на стол флягу. — Ошибка вышла… Но кто же и где его скрывает? И рубашка, и листки, и фляга… — Потом помолчал и добавил: — А собаку-то вашу я убил всё-таки.
— Как убил?! — переспросила мать.
— Так. Бабахнул в башку, да и всё тут.
Димка, уткнувшись лицом в полушубок, зарывшись глубоко в поддёвку, дёргался всем телом и плакал беззвучно, но горько-горько. Когда утихло всё, ушёл на сеновал Головень, подошла к Димке мать и, заметив, что он всхлипывает, сказала, успокаивая:
— Ну будет, Димушка! Стоит об собаке…
Но при этом напоминании перед глазами Димки ещё яснее и ярче встал образ ласкового, помахивающего хвостом Шмеля, и ещё с большей силой он затрясся и ещё крепче втиснул голову в намокшую от слёз овчину…
— Эх, ты! — проговорил Димка и не сказал больше ничего.
Но почувствовал Жиган в словах его такую горечь, такую обиду, что смутился окончательно.
— Разве ж я знал, Димка?
— «Знал»! А что я говорил?… Долго ли было кругом обежать? А теперь что? Вот Головень седло налаживает, ехать куда-то хочет. А куда? Не иначе, как к Лёвке или ещё к кому — даёшь, мол, обыск!
Незнакомец тоже посмотрел на Жигана. Был в его взгляде только лёгкий укор, и сказал он мягко:
— Хорошие вы, ребята… — И даже не рассердился, как будто не о нём и речь шла.
Жиган стоял молча, глаза его не бегали, как всегда, по сторонам, ему не в чем было оправдываться, да и не хотелось. И он ответил хмуро и не на вопрос:
— А красные в городе. Нищий Авдей пришёл. Много, говорит, и всё больше на конях. — Потом он поднял глаза и сказал всё тем же виноватым и негромким голосом: — Я попробовал бы… Может, проберусь как-нибудь… успею ещё.
Удивился Димка. Удивился незнакомец, заметив серьёзно остановившиеся на нём большие тёмные глаза мальчугана. И больше всего удивился откуда-то внезапно набравшийся решимости сам Жиган.
Так и решили. Торопливо вырвал незнакомец листок из книжки. И пока он писал, увидел Димка в левом углу те же три загадочные буквы «Р. В. С.» и потом палочки, как на часах.
— Вот, — проговорил тот, подавая, — возьми, Жиган… ставлю аллюр два креста. С этим значком каждый солдат — хоть ночью, хоть когда — сразу же отдаст начальнику. Да не попадись смотри.
— Ты не подкачай, — добавил Димка. — А то не берись вовсе… Дай я.
Но у Жигана снова заблестели глаза, и он ответил с ноткой вернувшегося бахвальства:
— Знаю сам… Что мне, впервой, что ли?
И выскочив из щели, он огляделся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, пустился краем наперерез дороге.
Солнце стояло ещё высоко над Никольским лесом, когда выбежал на дорогу Жиган и когда мимо Жигана по той же дороге рысью промчался куда-то Головень.
… Недалеко от опушки Жиган догнал подводы, нагруженные мукой и салом. На телегах сидело пять человек с винтовками. Подводы двигались потихоньку, а Жигану надо было торопиться, поэтому он свернул в кусты и пошёл дальше не по дороге, а краем леса.
Попадались полянки, заросшие высокими жёлтыми цветами. В тени начинала жужжать мошкара. Проглядывали ягоды дикой малины. На ходу он оборвал одну, другую, но не остановился ни на минуту.
«Вёрст пять отмахал! — подумал он. — Хорошо бы дальше так же без задержки».
Замедляли ходьбу сучья, и он вышел на дорогу.
Завернул за поворот и зажмурился. Прямо навстречу брызгали густые красноватые лучи заходящего солнца. С верхушки высокого клёна по-вечернему звонко пересвистнула какая-то пташка, и что-то затрепыхалось в листве кустов.
— Эй! — услышал он негромкий окрик. Обернулся и не увидел никого.
— Эй, хлопец, поди сюда!
И он разглядел за небольшим стогом сена у края дороги двух человек с винтовками, кого-то поджидавших. В стороне у деревьев стояли их кони. Подошёл.
— Откуда ты идёшь?… Куда?
— Оттуда… — И он, махнув рукой, запнулся, придумывая дальше. — С хутора я. Корова убегла… Может, повстречали где? Рыжая, и рог у ей один спилен. Ей-богу, как провалилась, а без её — хоть не ворочайся.
— Не видали… Тёлка тут бродила какая-то, так ту наши ещё в утро сожрали… А тебе не попадались подводы какие?
— Едут какие-то… должно рядом уже.
Последнее сообщение крайне заинтересовало спрашивающих, потому что они поспешно направились к коням.
— Забирайся! — крикнул один, подводя лошадей. — Сядешь ко мне за спину.
