Кеша и хитрый бог - Печерский Николай Павлович (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗
Кеша до того отчетливо представил себе сцену объяснения с богом, что даже почувствовал, как сзади у него что-то нестерпимо припекло. Он торопливо сунул руку под тулуп и вытащил большую острую колючку.
Кеша засмеялся и назвал сам себя дураком.
— Нет никакого бога и не было, — сказал он вслух. — А если ты есть, тогда накажи меня, и тогда я тебе поверю. Понятно?
После такой речи Кеша совсем успокоился. Он накрылся покрепче тулупом, зевнул во весь рот и уснул.
Сколько Кеша спал, неизвестно. А только проснулся он от холода.
Кеша пошарил вокруг рукой, нащупал тулуп и накрылся. Но спать ему как-то сразу расхотелось. Интересно, который теперь час — два, три, пять?
В сарае Казнищевых захлопал крыльями и закричал кочет. Но кочету этому уже давно не было веры. Подымется среди ночи и давай голосить на весь Байкал. Казнищев несколько раз помышлял прирезать глупую птицу, но все откладывал. «Нехай жиру наберет, — объяснял он рыбакам. — Одни мослы торчат, язви его!»
Но на этот раз кочет все-таки пропел вовремя.
Вскоре на востоке посветлело. Небольшое облачко, сторожившее всю ночь Байкал, порозовело, а потом стало разгораться все жарче и жарче, будто уголек на сквозном ветру.
В избах заскрипели двери. Из труб потянуло сладким утренним дымком. Зашевелились и в Кешиной избе. Зашлепали туфли матери, затем послышался глухой, отрывистый стук в пол. Это отец надевал новые, еще не разношенные сапоги.
Кеша полежал еще немножко, сгреб в охапку тулуп и пошел к своим.
День начался для Кеши как-то совсем неудачно. Пришел в избу, а тут на? тебе, история…
Сыр-бор разгорелся из-за старого, никому не нужного шомпольного ружья отца.
Это ружье с поломанным курком и корявым от ржавчины стволом Кеша как-то брал на Байкал и там понарошке стрелял в уток и юрких пугливых чирков.
Отец увидел Кешу и ружье отнял. Целый вечер он драил шомполку тряпками, смазывал маслом и, прищурив глаз, засматривал в середку ствола.
Кеша уже давно ушел спать, а отец все пыхтел за работой, как будто бы это была вовсе и не старая шомполка, а драгоценная пятизарядная винтовка или полковой пулемет.
С тех пор шомполка стояла в темном углу за этажеркой с книгами. Кеша ружье видел, но руками никогда не трогал. Только вспомнит про уток, вздохнет втихомолку, и все.
И вот, оказывается, шомполка эта исчезла.
Когда Кеша вошел в избу, там уже стоял трам-тарарам. Отец двигал взад-вперед этажерку, искал под кроватью и, уже совсем некстати, рылся в ящиках комода.
— Где шомполка? — сердито спросил отец.
Кеша стоял посреди избы и молчал. Что он мог ответить, если не трогал эту противную шомполку даже пальцем!
Отец между тем снова полез под кровать, ударился сгоряча головой о железную сетку и разозлился еще больше.
— Скажешь ты в конце концов, где шомполка, или не скажешь?
Кеше надо было объяснить все как следует, и тогда отец перестал бы придираться и зря кричать, но Кешка полез в пузырь.
— Не скажу, — ответил он.
Кеша жестоко поплатился за эту дурацкую выходку. Тяжелая, с крупными синими жилами рука отца дрогнула и рывком, будто саблю, вытащила из гнездышек брюк толстый солдатский ремень.
— Так ты, значит, не скажешь! Ты не скажешь!
Засвистел в воздухе ремень — взвизгнул и завыл на всю избу Кеша.
Если бы не мать, вполне возможно, что от настоящего живого мальчишки остались бы в избе только длинные тесемки да серые, никому не нужные лохмотья. Не ожидая, что будет дальше, Кеша подхватил рукой слетевшие с пуговиц порты и дал стрекача.
Не разбирая дороги, бежал Кеша к Байкалу. Еще немножко, еще чуть-чуть — и сердце его могло разорваться от злости, боли и гадкого, противного стыда. Никогда еще не бил Кешу отец, не кричал на него и не дергал за руку, как сегодня!
Нет, хватит уже с него! Чем так жить, лучше совсем умереть. Теперь Кеше ничего не жалко. Добежит сейчас до Байкала и бросится головой вниз. И пускай тогда отец плачет и рвет с горя волосы на голове. Он еще узнает, как кричать на Кешу и бить ни за что ни про что ремнем!
Под ногами Кеши заскрипели береговые камни, остро повеяло в лицо большой водой. Кеша подбежал к скале и остановился. Далеко внизу сверкал на солнце Байкал, на волнах, будто поплавки, покачивались белогрудые чайки.
И тут Кеше как-то сразу расхотелось умирать. Он отступил от кручи, чтобы случайно не загреметь вниз, и вытер лоб рукой. Сначала надо подумать, а потом уже умирать, решил он. В конце концов, это не к спеху. Можно пока и подождать…
Кеша стоял возле обрыва и смотрел вниз. Он любил и эти синие волны с белыми, завернутыми набок гребешками, и серебряные шапки Хамар-Дабана, и трепетную, убегающую за горизонт полоску тайги. Если б можно было сначала умереть, а потом снова ожить, тогда дело другое. Тогда бы он, пожалуй, согласился…
Внизу суетились возле лодок рыбаки, дымила труба коптильни; у причала хрипел и заикался попорченный штормовой волной репродуктор. Кеша присмотрелся и увидел отца. Расставив ноги и пригнув плечи, он сталкивал в воду небольшой, засевший на береговой мели катерок.
Хорошо бы сесть сейчас в лодку и тоже поплыть куда-нибудь далеко-далеко. В Баргузинский залив, где ученые разводят в клетках соболей и голубых песцов, в чудесный город Иркутск или, еще лучше, в северный порт Игарку. А отец пускай остается один и пускай живет как хочет…
Сам того не замечая, Кеша начал разматывать в уме клубочек и вспоминать, как же это получилось и почему отец отстегал его ремнем. Ведь не бил же раньше!
И вдруг Кеше пришла в голову совершенно глупая мысль. А что, если это его наказал бог? Ведь Кеша сам говорил ему вчера на стожке: «Если ты есть, тогда накажи меня, и тогда я тебе поверю».
Кеша оглянулся вокруг. Никакого бога не было. Только шумел и шумел волной неспокойный Байкал. Кеша криво улыбнулся и плюнул вниз.
«Вот тебе, бог! Понятно?»
Чудо
И тут Кеша сразу повеселел. Поправил очки, свистнул и пошел в поселок.
Домой идти после порки не хотелось, и пошел он прямо к Тоне. Кеша решил покатать в конце концов Тоню на лодке.
Тоня сидела на корточках во дворе и чистила кастрюлю сухой и твердой, как наждак, байкальской губкой. Пальцы Тони и даже щеки были в темных жирных пятнах, над головой воинственно топорщился густой конский хвост.
Тоня оставила на минутку работу, поглядела на Кешу — кто он такой и зачем он пришел? — и снова принялась драить кастрюлю.
Кеша сел рядом с Тоней и начал ей расхваливать свою лодку и свой новый, сшитый из старого мешка парус.
Тоня внимательно выслушала Кешу. Лицо ее озарили радость и мимолетное сомнение.
— А если утопишь? — спросила она и с опаской посмотрела на Кешины очки.
Кеша понял этот невысказанный намек, но тут же подумал, что ссориться с Тоней нельзя, и стал ей излагать, какой он есть на самом деле. Кеша не пожалел красок. Если б картину, которую нарисовал он, перенести на бумагу или полотно, Кеше позавидовали бы все мальчишки на свете.
Даже очки с толстыми вогнутыми стеклами нисколько не портили геройского вида. Нет, все было на своем месте — и холодный, стальной взгляд, и суровая складка на лбу, и богатырская осанка…
Женское сердце Тони не выдержало, и она согласилась плыть с Кешей по Байкалу.
— Подожди меня, я сейчас, — сказала Тоня.
Схватила кастрюлю за ручку и побежала в избу.
Тонино «сейчас» оказалось очень длинным. Кеша ждал, ждал, а потом разозлился и пошел за ней в избу. Долго она еще там будет?
Тоня стояла возле зеркала и, видимо, с удовольствием рассматривала голубое платье, туфли с блестящей медной пряжкой и свою новую прическу.
Кеша увидел эту прическу и даже немного оробел. Вместо конского хвоста, к которому Кеша за последнее время уже немного привык, на голове Тони возвышалась какая-то пирамида. Примерно такую пирамиду из разноцветных колец Кеша видел у Лехи Казнищева. Только тут кольца были одного густо-черного цвета, а наверху вместо остроконечного шпиля торчала маленькая жесткая метелочка.
