Бухтик из тихой заводи - Рутковский Владимир Григорьевич (книги без сокращений TXT) 📗
Вокруг весело шныряли мальки, успокоенные присутствием своего главного защитника. Но вдруг они встрепенулись и нырнули в заросли.
По реке стремительно плыла старшая дочь Барбулы Омаша. Увидев отца, она ещё издали закричала:
— Сидишь, да?
— Сижу, — ответил Барбула и насторожился: Омаша просто так не появлялась, её приход всегда сопровождался неприятностями.
— Отдыхаешь, да? — снова спросила Омаша и вдруг заголосила: — А меня, разнесчастную, лучше бы рыбаки опутали своими сетями, чем терпеть такое! Лучше бы мне, бедной, очутиться на суше в самый солнцепёк! Ой, горькая моя судьбина, обижают меня, несчастную, все, кому не лень!
«Тебя обидишь, как же!» — с сомнением подумал Барбула и спросил:
— Что с тобой? Что-нибудь случилось?
— Ах, ты даже не знаешь ничего! Тогда, может, тебе известно, почему замолчал телефон?
— Телефон? — переспросил Барбула. — А почему он замолчал?
— Потому что ты во всём виноват!
— Я? — изумился Барбула. — Да успокойся ты, говори толком…
Он очень не любил, когда на него кричали. Плохо приходилось тому, кто повышал на него голос. Одной только Омаше это проходило безнаказанно, перед ней все в заводи отступали. К тому же она была его дочерью. А с детьми всегда нужно говорить спокойно и ласково.
— Конечно, ты! — продолжала кричать Омаша. — Кто позволяет им делать всё, что угодно? «Купайтесь, мальчики, где вам только вздумается! Ломайте, детки, всё, что вам под руку попадёт!»
— О каких детях ты говоришь?
— Как о каких? О тех, которые приехали лечиться.
— Но я их даже не видел как следует…
— Ах, не видел! Тогда хоть послушай, что они вытворяют. И где — в моём подводном огороде! Сначала с твоей ивы прыгали, а потом в огород ворвались…
— С ивы? — ужаснулся Барбула и подпрыгнул на месте.
С этой ивой была связана вся его жизнь. Так уж повелось у водяных жителей: они выбирали себе дерево и росли вместе с ним. И если ива упадёт — Барбула тотчас распрощается с жизнью. Ива Барбулы была старой, корни
Отсутствуют страницы 31, 32
шенное место. — Это совершенно новый стиль. И называется он спасительным.
— Очень быстрый стиль, — сказал Серёжа.
— Слабо кусали, надо было сильней, — заявила Омаша возвращающимся хвостовёртам. — Ну ничего, это ещё не всё… — Потом она повернулась к Бухтику и спросила: — Можешь починить свой телефон?
— Он не мой, — возразил Бухтик. — Он твой. Мы же недавно говорили об этом.
— Вот как… — Омаша на мгновение задумалась. — А кто его выдумал — я или ты? — спросила она.
— Ну, я, — признал Бухтик.
— Вот видишь? Значит, ты его и чинить должен.
Бухтик вздохнул и нехотя начал связывать обрывки толстых водорослей.
«Хочу море морщить…»
На следующее утро Барбула с сыном приводили в порядок огород Омаши и Чары. Об этом их попросила Омаша. Самой же Омаши с ними не было: она чуть свет уплыла по своим делам к Зубатке.
Не было и Чары. Она не могла оставить без присмотра родники, которыми питалась река.
— Работаем всё да работаем, — недовольно ворчал Бухтик. — Моё оно, что ли? А тот, кому нужно работать, по гостям плавает.
— Перестань, Бухтик, — сказал Барбула. — Она твоя сестра. А просьбу сестры надо выполнять.
— Я и выполняю…
Бухтик разогнулся и покачал головой: работы ещё предстояло очень много. Случайно взглянув на берег, он увидел Витю Капустина, приближающегося к заводи.
— Смотри, отец, к нам снова гости!
Барбула недовольно нахмурил брови.
— Опять что-нибудь натворит… Мало ему других мест.
Хозяин заводи подозвал к себе Кусикову стражу, поплыл к берегу и затаился под оголённым корнем старой ивы: он решил сразу же, как только Витя бросится в воду, выпустить в атаку храбрецов хвостовёртов.
Бухтик присел рядом с отцом.
Но Витя Капустин и не думал лезть в заводь. Он пришёл репетировать. С собой Витя принёс книжку и кусок старой верёвки, которую выпросил у дяди Кости, слесаря санатория.
Он размотал верёвку, присел на траву и, заглядывая в книжку, забормотал про себя:
— Кручу я, значит, верёвку, а Бес вылезает и спрашивает… Я ему отвечаю… потом снова… и ещё… Так, понятно. — И он поднялся: — А теперь — громко и с выражением!
Словно плетью, хлестнул Капустин концом верёвки по воде и суровым голосом начал:
Да вот верёвкой хочу море морщить, да вас, проклятое племя, корчить…
Ни жив ни мертв затаился Барбула в своём укрытии. Верёвка зловеще описывала круги по воде, почти касаясь головы хозяина заводи.
А храброй Кусиковой стражи и след давно простыл.
— Что с ним? — улучив минуту, шёпотом спросил Барбула у сына. — Чего он так ругается?
— За вчерашнее, наверное.
— Тсс… Снова начал!
Наконец Витя окончил репетицию. Он смотал верёвку, поднял книгу и, бросив на заводь последний грозный взгляд, ушёл.
Барбула долго сидел молча. Потом с большой тревогой в голосе произнёс:
— Кажется, он что-то затеял.
— Может быть, — согласился Бухтик. — Не мешало бы снова пойти на разведку!
— И это нужно сделать немедленно! А вдруг нам всем грозит смертельная опасность?
Бухтик посмотрел на небо. Солнца не было видно за тучами. Но дождь уже кончился.
— Может, попросить лешего Даваню? — предложил Бухтик.
Барбула покачал головой.
— Он пошёл в соседний лес, и неизвестно, когда возвратится. Может, скоро, а может, и через неделю.
— Значит, пойду я, — задумчиво произнёс Бухтик. — Больше некому.
— Может, как-нибудь обойдётся? — с надеждой произнёс Барбула.
— А если нет? — возразил Бухтик. — Кстати, я видел там несколько луж. Хорошо, если они не высохли!
Он обождал, пока солнце скроется за самой большой тучей, и выскочил на берег.
Знакомство
Серёжа сидел на скамейке и думал, чем бы заняться.
Было то чудесное время между утренней прохладой и предобеденной жарой, когда солнечные лучи уже достаточно теплы, а в прохладную тень совсем не хочется. В такое время лучше всего погонять мяч, побегать наперегонки или просто побродить по луговой траве… Но Серёжа только что вышел из рентгеновского кабинета и ещё не решил, какое из этих приятных дел ему больше по душе.
Солнце припекало всё сильней, и Серёжа расстегнул ворот рубахи. Конечно, неплохо бы сейчас искупаться, но бежать одному к реке не хотелось, а в душевую не попадёшь — там возился слесарь дядя Костя. До Серёжи явственно доносились частые удары, звяканье железа, шум воды, вытекающей из крана.
Потом тётя Клава ударила в колокол. Это означало, что все должны принимать лекарство.
Серёжа вытащил из кармана пузырёк, вытряхнул одну таблетку на ладонь. Но таблетка неожиданно проскользнула между пальцами и покатилась по дорожке. Пришлось забросить её подальше в кусты, чтобы она никому, в особенности строгой тёте Клаве, не мозолила глаза.
— Вот теперь всё в порядке, — послышался из душевой довольный голос дяди Кости. Звяканье прекратилось, вода перестала шуметь — наверное, дядя Костя закрыл краны и ушёл.
«Пойти, что ли, почитать книжку? — подумал Серёжа. — Да, это, пожалуй, будет лучше всего».
И в эту самую минуту сзади него, в кустах, послышался тихий шёпот:
— Серёжа!
Серёжа прислушался. Может, ему показалось?
Шёпот повторился. Кто бы там мог быть?
Серёжа поднялся и раздвинул ветви жёлтой акации. И чуть не вскрикнул от изумления.
Прямо перед ним сидел непонятный пришелец, тот самый, который мелькнул за окном тогда, дождливым вечером. Лохматый, как медвежонок, тёмное лицо… Схватившись руками за горло, словно его что-то душило, незнакомец неотрывно глядел на мальчика.
Серёжа невольно отступил назад. Но тут же остановился.
«Может, это какой-то шутник из драмкружка?» — подумал он.
— Ты на репетицию не опоздаешь? — спросил Серёжа.