Поздним вечером ранней весной - Коваль Юрий Иосифович (читать книги без сокращений .TXT) 📗
Дверь между тем скрипнула, и как-то особенно скрипнула, даже вроде фыркнула – фррррр! – и в комнату вошел солдат. На голове у него был поварской колпак.
– Здравствуйте, – сказал он. – Моя фамилия Галоша.
Он вдруг снял с головы колпак и подбросил его вверх, да так ловко, что колпак наделся прямо ему на макушку.
– Гмм… – сказал я. – Как же пишется ваша фамилия: Галоша или Калоша?
– Галоша, – сказал Галоша.
– Очень приятно.
– Я слышал, что вы пишете рассказ о пограничниках?
– Пишу.
– Так я расскажу вам одну историю, а вы пишите рассказ.
Эти слова меня здорово удивили.
Я повнимательней поглядел на Галошу и увидел, что лицо у него самое обычное: нос, брови, глаза. Да, но при чем же здесь рассказ?
– При чем здесь рассказ? – спросил я. – О чем рассказ?
– Дело в том, что я повар, – быстро сказал Галоша. – Понимаете?
Он снял колпак и покрутил его в руках. Я заглянул внутрь колпака.
Там, понятно, ничего не было. Я собрался с мыслями и сказал:
– Закуривайте, товарищ Галоша.
– Что вы! Что вы! – крикнул Галоша. – Потап унюхает!!!
– Какой Потап? – удивился я. – Какой такой Потап? Что вы ваньку валяете?
– При чем здесь Ванька? – удивился теперь Галоша. – Ванька домой уехал!
Я уже ничего не понимал и глядел на Галошу, как сыч на сову. Тогда Галоша подбросил вверх свой колпак, да так ловко, что колпак наделся прямо ему на макушку.
– Итак… – сказал Галоша.
Глава вторая,
в которой Галоша исчезает
– Итак, – сказал Галоша, – всю жизнь я мечтал быть поваром. Мне хотелось готовить супы, салаты, фрикадельки и морковные соусы. Не подумайте, что я обжора. Это – мое искусство. Вы сочиняете рассказы, а я сочиняю морковные соусы.
– Понятно, – сказал я. – Понятно. А кто такой Потап?
Галоша не ответил.
– Да… – вздохнул он. – Всю жизнь я мечтал быть поваром, и моя мечта сбылась. Когда я приехал на заставу, всех пограничников построили, и капитан спросил:
«Есть ли среди вас настоящий повар?»
«Есть!» – крикнул я и шагнул вперед.
Ответ понравился командиру. Он сказал мне:
«Молодец!»
Так я стал поваром на заставе.
Живем мы, сами видите, в горах. Служить здесь трудно и есть хочется ужасно. Но я варил такие супы! Строил такие котлеты! И все были мной довольны, и я тоже был доволен, потому что сбылась моя мечта.
Был я доволен месяц, был я доволен другой, а потом я перестал быть доволен.
Как-то раз готовлю я суп-пюре из тыквы, а сам думаю: «Что же это такое? Все пограничники как пограничники, а я повар. Они медали то и дело получают, а я поварешкой размахиваю. Повар и повар, да еще по фамилии Галоша. Обидно».
Вот как-то я дождался, пока капитан пообедает, и подошел к нему:
«Товарищ капитан! Разрешите обратиться!»
И обратился. Так, мол, и так, поваром быть отказываюсь. Желаю принести пользу Родине, охраняя государственную границу.
«Голубчик Галоша, – сказал мне капитан, – повар – важная фигура в пограничном деле».
Вот как мне ответил капитан. Что называется, отбрил.
Галоша замолчал и грустно покачал головой. А я посмотрел ему в глаза и увидел в них большую печаль.
– Товарищ Галоша, – спросил я, – а все-таки кто такой Потап?
Но не успел я задать этот вопрос, как где-то за окном грохнул выстрел. И Галоша тут же ударил себя по лбу.
– Ах я растяпа! – крикнул он. – У меня же соус подгорел!!!
Он вылетел из комнаты, хлопнув дверью, и крикнул напоследок:
– Прощай морковный соус!
Глава третья,
в которой Потап никого не признает
«Прощай морковный соус»? – удивился я. – Какой морковный соус? Это он меня, что ли, морковным соусом назвал? Ну нет, с Галошей с этим каши не сваришь. Во-первых, неясно, кто такой Потап, а во-вторых, что это за выстрел, который раздался за окном?»
Я вышел на крыльцо, чтобы узнать, откуда донесся выстрел.
На улице был уже вечер. Горы потемнели. В небе гуляли темные полосы. Во дворе заставы не видно было ни одного пограничника. Только стоял пустой зеленый автомобиль.
«Эк ведь куда меня занесло! – думал я. – Вон там, за этой горой, – чужая земля. Здесь – наша, там – чужая. Удивительно!»
Я присел на ступеньку и задумался, разглядывая вечерние горы. Густые тени лежали уже в ущельях, а скалы, кажется, чуть шевелились в сумерках. Постой-ка, что это на скале? Человек? Или это померещилось?
– Эхе-хе, – услышал вдруг я. – Соус-то мой подгорел.
– Галоша! Это вы?
– Так точно.
Галоша присел рядом на ступеньку, а я все разглядывал скалы, но не видел там никакого человека. Померещилось, значит.
– Закуривайте, – сказал я Галоше.
– Не могу, не могу, – сказал Галоша. – Потап унюхает!
– Тьфу ты! Совсем забыл про вашего Потапа.
Галоша помолчал немного, а потом снял с головы колпак и подбросил его вверх, да так ловко, что колпак наделся прямо ему на макушку.
– Ну вот, – сказал Галоша. – На границу командир меня не пустил, и я оставался по-прежнему поваром. И вдруг мне подвезло! Да! Мне подвезло, потому что уехал домой Ваня Фролов. Он уехал домой, а Потап остался беспризорным. Фролов-то был инструктор службы собак, а Потап – это наш лучший пес!
– Ну, наконец-то! – сказал я. – А я-то думаю: кто такой Потап?
– Лучший пес! И какой пес! Грудь – колесом. Уши – столбом. Голова – булыжник, а на зубы смотреть страшно. А лапы! Мне бы такие лапы, я бы двухпудовые гири выжимал. Такому псу палец в рот не клади – мигом оттяпает!
Потап остался беспризорным, и подойти к нему никто не может – всех перекусал! Подавай ему Фролова, а больше никого не признает.
Вот я слышу, командир говорит:
«Что делать с Потапом? Не ест, не пьет и кусается. Пропадает пес!»
Тут мне что-то в голову ударило.
«Как, – думаю, – пропадает? А я, Галоша, на что?»
– Ага! – прервал я рассказ повара. – Вот что, товарищ Галоша, давайте-ка пойдем в комнату. Что это мы на крыльце застряли? Слушать так слушать.
Глава четвертая,
в которой имеются сосиски
– Слушать так слушать, – сказал я, когда мы с Галошей вошли в комнату и сели у стола.
Галоша вздохнул, поглядел на часы и продолжал:
– Решил я с Потапом с этим подружиться. Человек я особый, пахну вкусно, и собакам это нравится.
Вот я положил в нагрудный карман две сосиски и пошел к Потапу. Он жил в отдельном закутке в собачьем сарае. Прихожу и вижу: Потап лежит на полу скучный, только хвостом по полу похлопывает.
«Привет!» – говорю.
Но Потап даже глаз не открывает. А хвостом хлопать перестал.
Тогда я достаю из кармана одну сосиску – Потап открывает один глаз. Достаю другую – открывает другой. Спрятал я сосиски – Потап глаза закрыл. Достал – снова открыл.
«Ну, – думаю, – все, голубчик! Попался!»
Вот я говорю Потапу:
«Ты да я – нас двое. И сосиски две. Поделим по-братски».
С этими словами я стал свою сосиску есть, а другую в руке держу. Только один раз я откусил, и Потап облизнулся. А я нарочно медленно ем и так кусаю сосиску, что из нее сок брызжет.
«Ну и сосисочка! Какая сочная!» – говорю.
Пока я свою сосиску жевал, Потап совсем очумел, до того ему захотелось попробовать. Доел я сосиску, а вторую ему всучил – он ее и проглоти!
«Ты да я, – говорю, – Потап, – нас двое. И две сосиски было. И съели мы их по-братски. Ты это, – говорю, – пойми!»
Тут я ушел, а через час снова две сосиски принес и еще гитару.
Потап очень удивился, когда увидел гитару. Смотрит на меня и как бы хочет сказать: «Зачем ты гитару-то притащил? Мне и сосисок хватит».
А я сыграл ему на гитаре, угостил сосиской, и, конечно, Потап сделался моим приятелем.
Через несколько дней он ко мне совсем привык, и я вышел с ним погулять.
Вот мы гуляем во дворе заставы, а навстречу нам идет рядовой Юра Молоканов. Увидел нас и рот открыл от изумления. А я говорю:
