Аня из Инглсайда - Монтгомери Люси Мод (бесплатная регистрация книга txt) 📗
— Дорогой, — сказала мама, выходя на крыльцо, — тебе нельзя сидеть здесь так поздно. Становится холодно. Не забывай про свое горло.
Произнесенные слова разрушили чары. Странный волшебный свет исчез. Лужайка по-прежнему была красивым местом, но уже не краем волшебства. Уолтер встал.
— Мама, ты расскажешь мне, что случилось на похоронах Питера Кирка?
Аня на мгновение задумалась, потом содрогнулась.
— Не сейчас, дорогой, Может быть, когда-нибудь.
33
Аня, одна в своей комнате — Гилберта вызвали к больному, — села у окна, чтобы на несколько минут слиться с нежностью ночи и насладиться волшебным очарованием своей залитой лунным светом комнаты. Как изменилась комната — стала вдруг не такой дружелюбной. В этом призрачном свете она кажется далекой, отстраненной, замкнувшейся в себе, и смотрит на тебя почти как на вторгшегося в нее чужака.
Аня чувствовала себя немного уставшей после напряженного дня, а все вокруг теперь погрузилось в прекрасную тишину.
Дети спали, в Инглсайд вернулись покой и порядок. В доме не было ни звука, кроме слабого и глухого ритмичного стука, доносившегося из кухни, где Сюзан замешивала тесто.
Но в открытое окно вливались звуки ночи, каждый из которых Аня знала и любила. Воздух был неподвижен, и со стороны гавани доносился чей-то негромкий смех. В Глене кто— то пел — звучала навязчивая мелодия какой-то давно услышанной где-то песни. По воде тянулись серебристые дорожки лунного света, но Инглсайд был укрыт мягкими тенями.
Деревья шептали «загадочные древности присловья», и сова ухала в Долине Радуг.
«Какое это было счастливое лето», — подумала Аня, а затем вспомнила с легкой грустью слова, что слышала когда-то от тетушки Китти из Верхнего Глена: «Ни одно лето никогда не приходит дважды».
Никогда… Придет другое лето, но дети будут чуть старше, и Рилла пойдет в школу. «И у меня не останется ни одного малыша», — подумала Аня печально. Джему уже исполнилось двенадцать, и начались разговоры о вступительных экзаменах. И это Джем, который еще вчера был крошечным младенцем в Доме Мечты! И Уолтер так быстро вытянулся, а в это утро она слышала, как Нэн поддразнивала Ди, упоминая о каком-то мальчике в школе, и Ди действительно покраснела и резко вскинула свою рыжую головку. Что ж, такова жизнь. Радость и боль, надежда и страх… и перемены. Вечные перемены! И ничего нельзя с этим поделать. Просто приходится позволить старому уйти и принять новое в свое сердце, научиться любить его и затем позволить ему уйти в свою очередь. Весна, как ни прелестна она, должна уступить место лету, а лето исчезает в осени. Рождение, свадебный пир, смерть…
Аня вдруг вспомнила о просьбе Уолтера — рассказать ему, что случилось на похоронах Питера Кирка. Она не вспоминала о том дне много лет, но не забыла его. Да и никто, кто присутствовал там, — она была уверена в этом — не забыл и никогда не забудет. И, сидя у окна в тусклом лунном свете, она вспомнила, как все это было.
Стоял ноябрь — первый ноябрь, который они провели в Инглсайде, — и только что миновала чудесная неделя золотой осени. Супруги Кирк жили в Моубрей-Нэрроузе, но посещали церковь в Глене, и Гилберт был их семейным доктором, так что и он, и Аня пошли на похороны.
День, вспоминала она, выдался теплый, спокойный, жемчужно-серый. Все вокруг них было печальным, коричнево-лиловым пейзажем ноября, с пятнами золотого света тут и там, на холмах и склонах, куда падали лучи солнца, выглядывавшего в разрывы между облаками. Кирквинд стоял так близко к берегу, что дыхание соленого морского ветра ощущалось даже за окружавшими ферму мрачными густыми елями. Это был большой зажиточный дом, но Аня всегда думала, что его фронтон очень похож на длинное, узкое, злое лицо.
Аня задержалась на аккуратно подстриженной, без цветов лужайке, чтобы поговорить с группкой женщин. Все это были добрые, трудолюбивые души, для которых любые похороны становились довольно приятным развлечением.
— Я забыла взять носовой платок, — огорченно сказала миссис Блейк. — Что я буду делать, когда заплачу?
— С чего тебе плакать? — грубовато спросила ее золовка, Камилла Блейк. Камилла терпеть не могла женщин, которые всегда готовы всплакнуть. — Питер Кирк тебе не родня, да и не нравился он тебе никогда.
— Я считаю, что на похоронах надлежит плакать, — с чопорным видом возразила миссис Блейк. — Надо выказать сочувствие, когда соседа провожают к месту его последнего упокоения.
— Если на похоронах Питера будут плакать только те, кому он нравился, немного тут окажется мокрых глаз, — сдержанно заметила миссис Родд. — Это правда, и зачем пытаться приукрасить ее? Он был злобный старый ханжа. Я знаю это, если никто больше не знает. Да кто же это входит в маленькую калитку? Неужто… неужто Клара Уилсон?!
— Она, — прошептала миссис Блейк недоверчиво.
— Да, после смерти первой жены Питера она сказала ему, что придет в его дом только на его похороны, и сдержала слово, — заметила Камилла Блейк. — Это сестра первой жены Питера, — объяснила она, обращаясь к Аде, которая с любопытством посмотрела на Клару Уилсон, когда та величественно прошествовала мимо них, даже не взглянув в их сторону, — ее глаза, похожие на дымчатые топазы, смотрели прямо вперед. Она была худенькой, с черными бровями на скорбном лице и черными волосами под одной из тех нелепых шляпок, какие тогда все еще носили старые женщины, — что-то непонятное из перьев и стекляруса, с коротенькой вуалькой, спускающейся на нос. Она ни на кого не взглянула и ни с кем не заговорила, пока ее длинная юбка из черной тафты не прошуршала по траве и вверх по ступенькам крыльца.
— Вон и Джед Клинтон у двери — надевает свою похоронную физиономию, — язвительно сказала Камилла. — Он явно считает, что нам пора заходить в дом. Джед всегда хвастается тем, что у него на похоронах все идет по расписанию. Он все никак не мог простить Уинни Клоу за то, что она упала в обморок до молитвы. После — это бы еще куда ни шло. Ну, на этих похоронах вряд ли кто-то упадет в обморок. Оливия не из таких.
— Джед Клинтон — лоубриджский гробовщик, — пояснила миссис Риз. — Почему они не взяли гробовщика из Глена?
— Кого? Картера Флэгга? Ну, дорогая моя, Питер и Картер всю жизнь были на ножах. Картер сам хотел жениться на Эми Уилсон, ты же знаешь.
— Очень многие хотели, — отозвалась Камилла. — Она была очень хорошенькая — с медно-рыжими волосами и черными как угли глазами. Хотя люди всегда считали, что из этих двух сестер красивее все же Клара. Странно, что она так и не вышла замуж. Вот наконец и священник, и преподобный мистер Оуэн из Лоубриджа с ним. Ну, конечно, он ведь кузен Оливии. Хороший священник, только в его молитвах слишком много «О!». Нам лучше войти, а то Джед совсем разволнуется.
Проходя через гостиную к стульям, на которых рассаживались пришедшие на похороны, Аня на мгновение остановилась, чтобы взглянуть на покойного Питера Кирка. Он никогда не нравился ей. «Какое жестокое лицо», — подумала она, когда впервые увидела его. Красивое, да, но с холодными стальными глазами, под которыми уже появились мешки, и узкий, безжалостный рот скряги. Его знали как эгоистичного и надменного дельца, несмотря на его показную набожность, елейные речи и длинные молитвы. «Всегда чувствует, какая он важная персона», — сказал кто-то о нем однажды. Однако в целом его уважали и смотрели на него с почтением. Он был так же надменен в смерти, как в жизни, и вид его странно длинных пальцев, сцепленных на неподвижной груди, заставил Аню затрепетать от ужаса. Она вдруг подумала о женском сердце, которое держали в этих пальцах, и бросила взгляд на Оливию Кирк, сидевшую напротив нее во вдовьем трауре. Оливия была высокой, белокурой, красивой женщиной с большими голубыми глазами. «Некрасивые женщины не для меня», — сказал Питер Кирк однажды. Ее лицо оставалось спокойным и бесстрастным. Не было видно следов слез, но, впрочем, Рэндомы — а Оливия в девичестве была Рэндом — никогда не отличались эмоциональностью. Сидела она в приличествующей случаю позе, и самая опечаленная вдова в мире не могла бы носить более строгий траур.
