Приказ самому себе - Дьяконов Юрий Александрович (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .txt) 📗
Мимо окон пошли сплошным потоком. Сквозь открытую форточку донесся школьный звонок. Улица опустела. И Сазону стало не по себе. Не хотелось даже идти в кинотеатр «Первомайский», где сегодня дежурила знакомая билетерша.
Да и с кем бы он пошел? Самостоятельных ребят на улице почти не осталось. Старших — кого в ремесленное, кого на завод устроили. А младших — в школу. Теперь за них взялись так, что и не пикнут! Чуть что — родителей в завком или в местком зовут, а то и на детскую комиссию райсовета. Ну а они, ясное дело, на пацанов налегают. Грача и то за парту усадили. Приехал его дядька, лейтенант с Дальнего Востока. И такого понарассказывал, что Грач спит и видит себя офицером-пограничником. А в училище только с десятилеткой принимают. Вот он и зубрит теперь, ни одного дня не пропускает. Даже щенка-овчарку завел и возится с ним все свободное время. Я ее, говорит, выучу и пограничникам подарю.
Алевтина Васильевна пробовала и его в школу вернуть. И тетку вызывала, и в открытках приглашала Сазона для разговора. А раза три даже математичка Лидия Николаевна домой приходила. Но Сазон сидел в хате, как мышь, будто его и дома нет.
И чего им надо? Чтоб опять с малявками в пятый класс сел? Да не будет этого никогда!.. Лучше работать пойдет!
Но с работой тоже не получалось. Он побывал уже на всех окрестных заводах. А ответ везде один: «Мал еще. Учиться надо. Вдруг по глупости куда сунешься?.. Беды с тобой не оберешься…»
Иногда Сазон принимался мечтать. Вот он сам по учебникам та здорово подготовился, приходит в школу и говорит: «Алевтина Васильевна, посадите меня в восьмой класс». Она удивляется: «Как в восьмой? Ведь ты не учился…» — «А вы спросите!» И собралось учителей полон класс. И давай спрашивать. А он как начал, как начал! Все так глаза и пораскрывали. И посадили его в восьмой… А потом на перемене Саша встретилась: «Ты опять учишься? В пятый пошел?» — «Нет, я восьмой заканчиваю! Хочешь, помогу по математике?..» А она так рот и раскрыла…
Раза два он даже брался решать задачи. И радовался, что не забыл. Но потом натыкался на трудную и бросал.
Сазон каждый день твердил, что ни за что не вернется в школу. Но когда видел идущих за окном ребят, с которыми учился раньше, когда вслед за далеким звонком пустела улица, он чувствовал себя одиноким, покинутым, никому не нужным…
В ворота школы въехала грузовая автомашина. Водитель выше из нее и закрыл ворота. «Чудак, — подумал Сазон, — зачем закрыл? Все равно выезжать». Но шло время, а ворота не открывались. «Что он там в нашем дворе делает? — недоумевал Сазон. Подождал еще немного и решил: — Пойду гляну».
Пригнувшись, Сазон у самой стены прошмыгнул мимо окон директорского кабинета, завернул за угол и присвистнул. Ворота громадной стальной коробки, которую все называли гаражом, но где завхоз испокон веков хранила бочки с краской и всякий хозяйственный инвентарь, теперь раскрыты настежь. Гараж был чистым и пустым. А около него — грузовая автомашина. Крышка капота поднята. Человек в комбинезоне копается в моторе. Сазон подошел ближе. Водитель поднял голову. «Военрук», — узнал Сазон… Петр Никитович глянул на его мичманку и подмигнул:
— Порядок! Второй моряк пожаловал. Держись, камбуз!.. Искра вот пропала. Ты не нашел искру, парень?
Сазон засмеялся традиционной шоферской шутке. Спросил:
— Может, вам помочь?
— Добро. Подай-ка ключ. Проверим свечи…
Сазон с усердием принялся помогать. И все у него получалось быстро, толково. Недаром же он три месяца прожил среди шоферской братии в совхозе. Они работали и, будто невзначай, прощупывали друг друга:
— С урока выгнали?
— Не-е. Я сам ушел… совсем… А эта машина наша будет?
— Ага. Школьная. Вот подладить малость…
Минут через пятнадцать они знали друг о друге достаточно. Петр Никитович понял, кто его помощник. Наслышан был о его «художествах». Но традиционных учительских вопросов не задавал. Сазон тоже понимал, что военрук о нем знает. И то, что он не читает морали, а разговаривает по-мужски, просто и бесхитростно, как с равным, вызывало симпатию и доверие.
Прозвенел звонок на перемену. Сазон встрепенулся. Набегут пацаны. Встречаться с ними сейчас ему не хотелось. И он отправился за угол гаража.
— Ты куда, Гриша? — спросил его Петр Никитович.
— А ну их! — махнул рукой Сазон.
— Ага. Верно. Я тоже пока перекур устрою.
Когда двор снова опустел, работа возобновилась.
— Так что? Твердо решил быть шофером?
— Так это ж работа! — восторженно сказал Сазон.
— Ну и правильно! Мужское дело, — одобрил Петр Никитович. — Только уж быть — так классным! Не извозчиком… У меня друг закадычный, Вовка Журавлев. Так он — ас! Водитель-механик. Я его все на море тянул. А он ни в какую. «У всякого, — говорит, — своя искра… Твоя — на море сердце греет. А моя — вот тут, за баранкой, на бескрайних дорогах. И другого мне счастья не надо… А без искры что? Мотор мертвый». Не слыхал про него?.. В прошлом году ему орден дали. Где он только не побывал! В Болгарии, Венгрии, Австрии…
Сазон слушал и представлял себя на месте этого Журавлева. Он ведет громадный многотонный фургон по горной дороге. У самых колес за бетонными столбиками бездонная пропасть. А ему хоть бы что!.. Он отогнал видение и спросил о главном:
— А машина-то в школе для чего?
— Кружок организуем. Учиться ездить будут.
— А кто учить будет, вы?
— Нет. У меня своих дел по горло.
— А кто тогда? В школе же одни бабы! — выпалил Сазон. Смутился и поправился: — Ну, женщины, что ли, учить будут?
— Так это с нового учебного года. А в июле мужиков в школе прибавится. Придут два мировых парня. Физруки. Они тут, знаешь, что зимой устроили?
— Знаю, — буркнул Сазон. Уж он-то никак не мог забыть бегства своего войска под натиском батальонов братьев Жихаревых. Но не забыть ему и другого: не появись тогда эти физруки, что бы с ним сделал Алик? И он спросил с надеждой: — Так учить физруки будут?
— Нет. Старший вожатый.
— Алла! — засмеялся Сазон.
— Да нет. Из института приезжает парень. Мотогонщик. Кандидат в мастера. Будет вместо Аллы. Ну и кружок вести — тоже. Он тут был комсомольским секретарем. Бойченко его фамилия.
— Серега! — восторженно крикнул Сазон. — Это же такой парень!
— Мы с ним вместе… Он дедом Морозом был, а я — его помощником. Нам даже премию дала Алевтина Васильевна…
— Ну вот видишь! Руководитель свой человек. Значит, тебе место в кружке обеспечено, — сказал военрук. Но увидев, как помрачнело лицо помощника, предложил — Всех дел сразу не переделаешь, Шабаш! Загоним машину да пошли руки мыть.
— Нет. Я лучше дома помою. До свиданья, — попрощался Сазон. Встреча с директором совсем не входила в его планы. И еще ему хотелось почему-то скорее остаться одному. — Я еще приду!.. Завтра! — крикнул он, поворачивая за угол.
В классе новое увлечение. Когда Саша на собрании говорила, что у ребят не должно быть двоек, Зиновий, только что прочитавший книгу о боях советских летчиков в Испании в 1936 году, с места подтвердил:
— Правильно. Но пассаран!
— Что? — переспросила Саша.
— «Но пассаран» — это по-испански: они не пройдут!.. Ну, двойки не пройдут в журнал и дневник, — объяснил Зиновий.
Испанская фраза всем очень понравилась. И пошло! Каждый день в классе кто-нибудь обязательно произнесет фразу на непонятном языке: немецком, греческом или даже латинском.
— Что это такое? — спрашивали открывателя.
— Отгадайте! — смеялся он и, проманежив приятелей несколько уроков, наконец, открывал тайну.
Если перевод нравился, фраза входила в словарь «бэшников». Ею пользовались. Хохотали, глядя на вытаращенные глаза непосвященных. А дома рылись в словарях, справочниках, журналах, выискивали что-нибудь позаковыристей.
Но всех перещеголял Женя. Когда Стасик, всегда бывший с математикой не в ладу, вдруг блестяще ответил Лидии Николаевне и получил первую в жизни пятерку, Женя сказал:
