Фритьоф Нансен (Его жизнь и необыкновенные приключения) - Кублицкий Георгий Иванович (первая книга .TXT) 📗
Знакомой дорогой
Обрусевший норвежец Ионас Лид, превратившийся в Иону Ивановича, собрал деньги у норвежских, английских, русских предпринимателей и организовал «Сибирское акционерное общество пароходства, промышленности и торговли». Общество намеревалось вывозить Северным морским путем сибирское сырье и продавать его в Европе.
Господин Лид ожидал великих барышей. Но предпринимателей пугали льды Карского моря: вдруг корабль с ценным грузом будет раздавлен? Тогда Лид снарядил небольшой морской пароход «Коррект» и объявил, что сам пройдет на нем до устья реки Енисея, чтобы убедить сомневающихся.
Когда все было готово, Лиду пришла в голову мысль: а что, если пригласить на «Коррект» Нансена? Это было бы вдвойне полезно. Во-первых, какой превосходный советчик в море, а во-вторых — реклама! Сам Нансен, великий Фритьоф Нансен, на борту судна, зафрахтованного для перевозки грузов «Сибирского акционерного общества пароходства, промышленности и торговли»!
Лид приехал в «Пульхегду» без особой надежды на успех и, разумеется, даже не заикнулся об акционерах и торговле.
— Неисследованность Карского моря… Интересы мореплавания и науки… — вкрадчиво повторял он, поглядывая на неподвижно сидевшего в кресле хозяина дома.
— Я согласен! — внезапно сказал тот просиявшему Лиду.
Летом 1913 года Нансен поднялся на борт «Корректа».
Лид познакомил его там с секретарем русского посольства в Норвегии — щеголеватым, юрким Иосифом Лорис-Меликовым и с пухлым господином с заплывшими глазками и благообразной бородкой — купцом Степаном Востротиным. Лид сказал, что господин Востротин выбран от сибиряков в русский парламент — Государственную думу. Он умолчал, однако, что купец был одним из главных акционеров лидовского «Общества».
До самых Карских ворот «Коррект» шел без всяких затруднений, будто перед ним была обычная морская дорога средних широт, хоженая и перехоженная.
Дальше стали попадаться льды, сначала рыхлые, потом все более сплоченные. Вот если бы на корабле был аэроплан, думалось Нансену, сколько дней могла бы сберечь им воздушная ледовая разведка! Но пока что на аэропланах в Арктике еще никто не летал, и «Коррект», тычась носом то туда, то сюда, сам искал дорогу.
У низменного песчаного берега Ямала к кораблю подошла лодка с сибирскими ненцами. Нансену показалось, что он уже видел однажды и этот плоский, голый берег, и лодку, нырявшую в холодных волнах. Конечно же, видел — как раз здесь в августе 1893 года они на «Фраме» принимали таких же гостей! Неужели с тех пор прошло двадцать лет?
Да, ровно двадцать. И эти годы не принесли перемен безжизненному Карскому морю. По-прежнему мелькнет в волнах голова тюленя, пролетит одинокая чайка — и снова только волны, небо, ветер…
Смерзшиеся льдины, нагроможденные ветрами и течением друг на друга, все сильнее мешали «Корректу». Нансен поднялся в «воронье гнездо». Старый лоцман охотно уступил ему право выбирать путь. Капитан судна смотрел вверх, ожидая сигнала. Нансен показывал рукой: ближе к берегу, там должна быть полоса чистой воды.
Вполне благополучно дошли они по Карскому морю до острова Диксона, сторожащего вход в Енисейский залив. Лид потирал руки, пил коньяк за здоровье «великого лоцмана» и за успех экспедиции.
Нансен велел спустить шлюпку. Может быть, на острове Диксона удастся обнаружить следы без вести пропавших русских полярных экспедиций на судах «Св. Анна» и «Геркулес», узнать что-либо о судьбе Кучина?
Но в старом складе, устроенном еще для экспедиции Толля, уголь не был тронут. В сарае лежали ящики с отсыревшими спичками, дверь была распахнута ветром. Ни письма, ни знака.
Должно быть, суда унесло далеко в Северный Ледовитый океан. «Геркулес» не обладал прочностью «Фрама». Несчастный Кучин…
Путь «Корректа» на Енисей.
«Коррект» вошел в Енисейский залив. Нансен так и не понял, где кончился этот залив и начался Енисей. По-прежнему был виден только тот берег, которого придерживалось судно; до другого оставалось почти 40 километров. И не мудрено, что на этой удивительной реке капитан «Корректа» заблудился среди больших и малых островов, завел судно в какую-то протоку и не знал, как оттуда выбраться.
На призывные зеленые ракеты пришел русский пароход «Туруханск» с баржами, в трюмах которых лежал груз для «Корректа». Нансен заметил на пароходе толстых полицейских с шашками и пистолетами. Как видно, они должны были следить, чтобы «Коррект» не увез в Европу кого-нибудь из политических преступников, сосланных царем на берега Енисея.
На ужин подали русскую икру. Но Нансен решительно отодвинул блюдо с икрой в сторону и обратился к Лиду:
— Где же ваш бифштекс из мамонта?
Лид уже давно забыл, что, соблазняя Нансена плыть на «Корректе», обещал необыкновенное угощение. В низовьях Енисея, говорил он, течение размыло в береговом обрыве гигантскую мамонтову тушу. Мясо ископаемого отлично сохранилось и…
— Так где же бифштекс? — повторил Нансен.
Лид выскочил из-за стола и побежал к капитану «Туруханска». Вернулся он с самыми огорчительными новостями. Оказывается, псы, которых на Севере не балуют кормом, добрались до мамонта. Мясо гиганта, сохраненное вечной мерзлотой, пришлось им вполне по вкусу. Капитан «Туруханска» сказал, что приезжавшая недавно из Петербурга экспедиция нашла объедки собачьих пиров и забрала с собой довольно жалкие трофеи.
«Коррект», приняв груз, должен был вместе с Лидом возвращаться в Норвегию. Нансен же намеревался поехать в глубь Сибири. Он пересел на русское экспедиционное судно «Омуль», чтобы плыть вверх по Енисею. Вместе с ним отправились Лорис-Меликов и Востротин.
Гигантская река несла навстречу, в океан, чудовищную массу воды. За селением Дудинкой тундра сменилась жиденькими ивовыми зарослями; потом пошла редкая ольха и чахлая береза; затем лес стал мужать и густеть, превращаясь в знаменитую сибирскую тайгу.
Белые лебеди, вытянув длинные шеи, неслись к югу над вершинами деревьев, над свинцовой рекой. Приподнятые миражем плоские берега как бы парили в воздухе. Бревенчатые избы крохотных деревушек темнели возле воды. У деревушек были странные названия: Игарка, Курейка, Хантайка.
«Омуль» притыкался к крутому яру. Нансен карабкался наверх и бродил меж желтых осенних берез и зарослей колючего шиповника. Ветер шумел в хвое кедров, где дозревали красноватые смолистые шишки. Лесная тропинка вела к заброшенным могилам, прикрытым старыми оленьими санками, — северяне кладут их для того, чтобы покойнику было на чем ехать на тот свет. Нансен жадно слушал гул ветра в вершинах деревьев, и ему казалось, будто этот могучий шум доносится к нему из родных лесов.
В деревушках жили политические ссыльные. Нансену запомнился ссыльный фабричный рабочий из Харькова. Жена его умерла вскоре после того, какой был угнан по этапу в Сибирь. Что привязывало его теперь к жизни? Может быть, он полюбил одиночество? Или его синие мечтательные глаза видели что-то светлое в далеком будущем — такое, ради чего стоило жить и терпеть?
Центром края ссылки, где полицейский пристав считался высшей властью, был городишко Туруханск. Вокруг каменной церкви с воронами на крестах и деревянного монастырского дома, занятого почтой и полицией, теснились избенки, лачуги, хибарки.
Неподалеку стояло несколько ненецких закопченных шалашей, накрытых оленьими шкурами. Внутри, в тесноте и грязи, копошились женщины и дети. Мужчины были на промысле.
Возле одного из подобных становищ Нансен наткнулся на двух пьяных, путешествовавших по грязи на четвереньках. Это был ненецкий князек со своим приближенным. Пробормотав несколько слов, «его светлость» растянулся на берегу.
Кроме князьков, у «инородцев» были старшины. Выбирали их так. На становище приезжал полицейский чин, намечал угодного себе человека и велел остальным выбирать его. Попробуй-ка не выбери! А настоящими владыками на Севере были купцы, безбожно спаивавшие и обманывавшие простодушных охотников.
