Мишка, Серёга и я - Зелеранский Ниссон Яковлевич (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
Разорвав на мелкие клочки листок из записной книжки, Геннадий Николаевич сказал:
— Девочки, пора за покупками.
XI
На улице смеркалось. В нашей комнате сделалось почти темно. Уже трудно было разглядеть свертки с едой и бутылки с виноградным соком, принесенные девочками и сложенные в углу на ящиках.
Мы очень торопились. Бороздки у нас получались совсем кривыми (Виктор только кряхтел, наспех переделывая их за нами). Разведенный в воде алебастр, которым мы замуровывали кабель, застывал буграми. Ребята клялись Виктору и Геннадию Николаевичу, что как только первая лампочка зажжется, они все исправят.
Минут десять назад Геннадий Николаевич велел тем, кто не приготовил уроки, немедленно идти домой. Все мы дружно закричали, что сделали уроки сразу после школы. Только Сашка Гуреев заявил, что у него не решены задачи по алгебре.
Сашка никогда так серьезно не относился к алгебре. Геннадий Николаевич, по-моему, тоже подумал об этом. Тем не менее он велел выдать Гурееву его порцию колбасы и конфет. Сашка съел все, что ему причиталось, и ушел.
Работать без освещения стало уже трудно. Нас с Серёгой послали в кладовую за времянкой (времянка — это переносная лампочка на длинном шнуре, который можно подключать прямо к распределительному щиту).
С нами хотела пойти Аня. После нашего разрыва она не раз искала случая воскресить умершую любовь. Но я этого не хотел. Мы с Серёгой заявили, что обойдемся без девчонок. Аня надулась и угрожающе проговорила:
— Ну ладно!
Кладовая, куда спускались мы с Серёгой, помещалась на первом этаже, в чуланчике под лестницей.
Мы чувствовали себя очень усталыми, но это нас только веселило. Мы шли и дурачились. Серёга делал вид, что у него от усталости подкашиваются ноги. Я от души хохотал, будто это и в самом деле было очень смешно. Вообще в эту минуту мне казалось нелепым, что мы не только не проводим свободное время вместе, а, наоборот, часто ссоримся.
— Гарька, — вдруг сказал Серёга мрачным голосом, — я сейчас, наверное, умру. Переутомился. Есть такая болезнь, знаешь?
— Знаю, — сказал я, уже начиная смеяться.
— У меня есть предсмертное желание. Знаешь, какое?
— Чтобы первая лампочка зажглась, — догадался я.
— Я мечтаю пожрать, — сказал Серёга.
Я расхохотался и сказал:
— А я — поспать.
— Ты интеллигент, — сказал Серёга. — Пожрать — это законно.
— Помнишь, — сказал я, — как мы у тебя картошку лопали?
— Не искушай! — смеясь, крикнул он. — Хорошая была картошка. А помнишь, как булку наворачивали, когда ты из дома ушел?
— А помнишь, — сказал я, давясь от смеха, — как ты Геннадичу сказал, что тебя в классе нет?
Серёга с удовольствием захохотал и спросил:
— А это помнишь?
Он сбежал на лестничную площадку, зашатался как пьяный и растопырил руки, приговаривая заплетающимся языком: «Крошка, бай-бай!» Потом он крикнул, подражая моему голосу: «Негодяй!» — и ударил себя в зубы.
— Ты просто артист! — закричал я в восторге.
— Серьезно, Гарик, — сказал Серёга, перестав смеяться. — Я тогда порядком струхнул.
— Ты преувеличиваешь, — сказал я, млея.
— Сам дурак! — сказал Серёга. — Ты его все-таки здорово двинул. Мы с Мишкой потом даже жалели, что ты с нами поссорился.
— Это вы со мной, — возразил я счастливо.
— Ты заметил, — спросил Серёга, — что я к тебе все время мириться набивался?
— Заметил, — ответил я, хотя ничего подобного мне и в голову не приходило. Гордый Серёга, видимо, делал такие попытки примириться, которые можно было разглядеть только в микроскоп. — Я заметил, но не понял.
— Я думал, ты не замечаешь, — тоже счастливо сказал Серёга.
Снизу на весь пустой, гулкий дом раздался голос Гуреева:
— Верезин! Гарька! Верезин!
— Чего ты орешь? — сердито крикнул я, перегнувшись через перила. Мы стояли на площадке второго этажа.
— Григорий Александрович приехал! — прокричал Сашка. — Тебя зовет!
— Григорий Александрович? — радостно удивился я. — Зачем?
— Со мной и с тобой поговорить хочет! Давай быстрее!
— Сейчас! — сказал я. — Передай, что я сейчас!
— Ладно! — отозвался Гуреев. — Только быстрее!
Внизу хлопнула парадная дверь.
В другое время меня, может быть, смутило бы, что Званцев хочет разговаривать со мной на виду у всего класса. Но сейчас у меня было такое настроение, что приезд Григория Александровича показался мне просто дополнительной радостью. Было очень приятно, что в такую минуту все мои друзья собираются возле меня.
(То, что Званцев — настоящий друг, я понял в тот вечер, когда он приехал к нам домой по моему вызову. Чтобы успокоить меня, он сразу позвонил в милицию и соврал, что это говорят из газеты. Ему ответили, что Марасана будут судить за хулиганство. Он получит пятнадцать суток. Ни о какой клевете на невинного школьника там и понятия не имели. Что же касается моих преступлений, о которых я рассказал вскользь и очень осторожно, то Григорий Александрович весело посмеялся над ними. Почти каждый мальчишка — а уж он-то их знает достаточно — вытворяет что-нибудь в этом роде. Я успокоился и дал себе клятву когда-нибудь оказать Званцеву равноценную услугу.)
Доставая из кармана ключи от кладовки, я попросил:
— Серёга, найди пока времянку. Я мигом.
— Ты пойдешь? — спросил Сергей изменившимся голосом.
— А что такого? — удивился я.
— Комсомольское собрание забыл? — угрюмо спросил Серёга.
На лестнице быстро темнело. Может быть, от этого лицо Серёги выглядело особенно сердитым.
— При чем тут комсомольское собрание? — беспечно сказал я. — Я же не тренироваться иду, а только поговорить.
— Я не дам тебе разговаривать с этим пижоном.
— Почему? Он чудный человек.
— Все равно ты к нему не пойдешь!
— Почему? Скажи членораздельно.
— Сам должен понять.
— Не понимаю! — сказал я, начиная сердиться.
— Когда ты с Марасаном подрался, я тебя полюбил, гада!
— Очень мило! — сказал я, злясь на Сергея и в то же время радуясь, что у меня есть друг, который так сильно обо мне беспокоится. — Но при чем это сейчас?
— Я не хочу, чтобы ты был на Синицына похож!
— Знаешь что, — смеясь, сказал я, — пропусти-ка!
Сергей, который загораживал мне дорогу, и не подумал отойти.
— Гарька, — сказал он умоляюще, — не ходи!
— Чепуха какая! Серёга, не будем ссориться!
Я ловко проскользнул мимо него и побежал вниз.
Серёга кубарем скатился с лестницы, обогнал меня и снова загородил мне дорогу:
— Гарька!
— Не будь ребенком, — сухо сказал я.
— Ладно! — крикнул вдруг Серёга. — Не буду!
Неожиданно он схватил тонкий железный прут, стоявший у стены, и начал быстро махать им перед моим носом. Я попятился.
— Иди наверх! — со злостью крикнул Сергей.
— Не валяй дурака! — сказал я, отстраняясь. Прут, со свистом рассекавший воздух, чуть не задел мне нос.
— Иди наверх, говорю!
Сергей немного продвинулся вперед. Мне пришлось подняться на ступеньку.
— Ты с ума сошел! — закричал я.
— Иди наверх! — с яростью крикнул Серёга.
Я переступил еще на одну ступеньку, споткнулся и чуть не упал.
— Ты меня изуродуешь! — в отчаянии закричал я.
— Я тебя лучше убью, а не пущу!
— Вот это дружба! — Я еще пытался шутить.
— Иди наверх!
— Я же иду!
Это было похоже на то, как гонят в хлев скотину. Я еще надеялся, что Серёга просто меня пугает. Он не осмелится ударить, если я пойду ему навстречу.
На всякий случай повернувшись спиной, я сделал шаг вниз. В тот же момент прут свистнул особенно пронзительно, и меня обожгло чуть пониже спины.
Я моментально оказался на площадке.
— Сволочь, что ты делаешь! — закричал я, оборачиваясь к Серёге и потирая обожженное место.
Серёга взбирался за мной, с прежней скоростью размахивая прутом.
Я беспомощно оглянулся. Заметив, что в одной из квартир уже навесили дверь, я юркнул туда. Серёга попытался ворваться вслед за мной, но я всем телом навалился на дверь.
