Али-Баба и Куриная фея - Краузе Ханс (книги бесплатно полные версии txt) 📗
— А хватит нам этих досок? — спросила Рената, расстёгивая свою лыжную куртку.
— Ещё бы! Ведь нам не нужна ванна величиной с Балтийское море.
— А гвозди?
— В досках полно гвоздей. Нам надо их только вытащить. Это пустяки.
— Тогда, пожалуй, можно начинать.
— Конечно, можно! Только вот что: наше решение надо хранить в секрете. Пусть никто не болтает! Кроме нас, о строительстве ванны не должна знать ни одна живая душа. Даже в интернате. Это будет сюрпризом. Если у нас ничего не получится, то над нами, по крайней мере, не будут смеяться, а если получится, то о нашем успехе и так будет достаточно много сказано.
— Правильно! Занозе дадут Национальную премию первой степени.
— Почему только мне? Мы все её получим.
— Очень хорошо. Значит, мы её поделим по-братски: каждый купит себе мотоцикл или автомобиль, что ему больше нравится. Но прежде мы должны построить ванну. Правильно? Кто против?
— Коровник Кабулке, — рассмеялся Али-баба.
Чтобы играть в скат, необходимы три игрока. Но третий отсутствует. Кроме Александра Кнорца и Эмиля Кабулке, в пивной никого нет.
— И что мы сидим здесь, в этом богом забытом месте! — ворчит Кнорц.
Он бросает взгляд по направлению к стойке, но толстяк хозяин, который, на радость своим клиентам и в соответствии с собственной выгодой — как-никак, а карты усиливают жажду, — был иногда не прочь перекинуться в картишки, уже лежит в постели и отсыпается после вчерашней попойки. С его женой каши не сваришь. Она из тех сквалыг, которые норовят не долить вина своим клиентам; карты она не берёт в руки. Кнорц вздыхает и начинает барабанить пальцами по столу. Трам-там-там!
Кабулке с безразличным видом смотрит на свою недопитую кружку с пивом.
Вдруг заведующий хозяйством перестаёт барабанить по столу.
— Что с тобой случилось? — спрашивает он, легонько встряхивая старшего скотника, как встряхивают человека, который внезапно заснул. — Ты весь вечер разговариваешь сам с собой. Так не годится. Скажи мне что-нибудь.
Громко вздыхая, Кабулке вертит в руках пивную кружку. Он рассказывает о том, что занимает его мысли даже здесь, в кабачке, за кружкой пива.
— Послушай, ты ведь специалист, ты понимаешь и в полеводстве и в животноводстве… Скажи мне честно, что ты думаешь об этом деле…
И старший скотник рассказывает Александру Кнорцу о предложении Занозы. Правда, имени Занозы он предусмотрительно не произносит. Не надо думать, что Кабулке хочет присвоить себе чужие лавры, но так уж получается, что, рассказывая о дезинфицирующих ваннах, он делает вид, будто вся эта история придумана им самим. Да и как ему поступить иначе? Неужели признаться Кнорцу, что яйца оказались умнее кур.
— Ты, старина, просто осёл! — Кнорц в несколько глотков осушает свою кружку пива и вытирает пену с губ. — Ты просто осёл! Сделать изобретение и скрыть это от всех! Так не годится. Нужно изложить всё это письменно и передать директору как рационализаторское предложение. Не будь дураком. Эмиль, старина! Ты понимаешь, чем это пахнет?
Перегнувшись через стол к Кабулке, он щёлкает пальцами.
— Это пахнет премией! Деньгами! Крупной суммой. Ты только слушай меня. Я тебе помогу. Напиши всё на бумаге, приложи к записке чертёж, чтобы каждый знал, как будет выглядеть ванна и какой она будет величины, а я передам и чертёж и записку руководству, конечно, с соответствующими положительными отзывами. Вот увидишь, ты ещё будешь считаться в Петербурге активистом.
— Ты думаешь?
Испуганный Кабулке поднимает кружку и отпивает несколько глотков. Однако пиво кажется ему почему-то выдохшимся и горьким.
— Знаешь, что такое скромность? — спрашивает его Кнорц. — Скромность — это глупость, мой дорогой! Надо уметь показать товар лицом, каким бы он ни был. Понимаешь?
На столе для настольного тенниса сиротливо лежат мячик и ракетка. Читальня тоже опустела.
Четверть часа назад Дом культуры покинули последние посетители. Они обратились в бегство: в зале начал свои упражнения оркестр мандолин. Трим, трим, трим, трим, трум, трум! — Слышалось за закрытыми дверями. «Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре!..» — громкая команда Хирзе раздавалась по всему Дому культуры.
Али-баба, сидевший рядом с Ренатой, от напряжения чуть не откусил себе кончик языка. Проклятые упражнения! Али-баба без конца путал струны. Ну вот, опять!
Учитель бросил на него яростный взгляд.
— Раз-два-три-четыре… — продолжал считать Хирзе зычным голосом.
Али-баба делал отчаянные усилия, но никак не мог поспеть за остальными. Пальцы не хотели ему повиноваться. Учитель дал уже новый такт, а Али-баба застрял на предыдущем. Рената сердито качала головой. Ей приходилось напрягать все силы, чтобы не сбиться с такта по милости своего соседа. Раз-два-три-четыре… Она ногой отбивала такт в четыре четверти. Это помогло! Али-баба нагнал остальных. При этом его мандолина издала несколько душераздирающих звуков, напоминающих мяуканье влюблённого кота.
Хирзе прервал упражнение и подскочил к Али-бабе.
— Что ты играешь? — закричал он, указывая своим обломанным жёлтым ногтем на ноты. — Если стоит «фа», ты должен играть «фа». Ты что, не умеешь читать?
Али-баба только махнул рукой. Нет, читать он умеет. Газету или книги. Но разобраться в чёрных точках, которые стоят то на линейках, то под линейками, то над ними, — это свыше его сил. Откуда ему знать, какой звук должна изображать эта чёрная закорючка? Но со временем он и это одолеет. Он ни перед чем не остановится, чтобы завоевать Ренату.
Хирзе стёр со лба пот. Он повторил упражнение.
— Внимание! У нас сегодня мало времени. Старайтесь не ошибаться.
Али-баба старался изо всех сил. «Я не должен больше фальшивить, — говорил он себе, — иначе Рената подумает обо мне бог знает что». Поглощённый своими мыслями, он и не заметил, что косточка, которой он ударял по струнам мандолины, перестала ему повиноваться. Она выскользнула из его вспотевших пальцев и покатилась под стул, на котором сидела Рената. Этого ещё не хватало! Али-баба быстро нагнулся. Он хотел незаметно поднять медиатор. Но когда он выпрямился, то толкнул головой стул Ренаты. Раздался громкий стук. Хирзе перестал считать.
— Это что за партерная акробатика? Может быть, ты собираешься играть, сидя под стульями?
Пришлось начинать все упражнение сначала.
— Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре, — мерно считал Хирзе.
Рената нахмурилась. Опять этот Али-баба играет чёрт знает что! Просто хоть уши затыкай. Какой ужас! Можно подумать, что он глухой. Она попробовала не обращать внимания на его игру. Хирзе сделал то же самое. «Этот никогда не научится», — думал он и, уже не слушая, как отчаянно фальшивит Али-баба, продолжал стойко считать:
— Раз-два-три-четыре… Раз-два-три-четыре…
Али-баба тоже считал в уме, покачивая в такт головой. Своей игрой он был весьма доволен. Первый раз Хирзе не прервал из-за него упражнения. «Дело пошло на лад. У меня успехи!» — радовался он.
Мандолины замолкли. Хирзе вытащил из жилетного кармана часы.
— На сегодня довольно, — сказал он в изнеможении. — Возьмите ваши инструменты и ноты домой. Упражняйтесь, упражняйтесь как можно больше, чтобы приобрести уверенность в движениях. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи!
Рената ловким движением опустила мандолину в футляр. Али-баба тоже спрятал свой инструмент. Он торопился, чтобы пойти домой вместе с Ренатой.
— Знаешь что? — сказала Рената улыбаясь. — Согласен ли ты исполнить мою просьбу?
— Конечно, с удовольствием. — В тёмных глазах Али-бабы зажёгся радостный огонёк.
— Тогда в следующий раз не садись, пожалуйста, рядом со мной. Сядь куда-нибудь подальше. Твоё бренчание действует мне на нервы.
Али-баба остолбенел. «Твоё бренчание… — сказала она, — сядь куда-нибудь подальше…» Он чувствует, как к горлу у него подступает комок. Все мечты, желания и надежды, которыми он жил эти последние недели, разбились вдребезги. Али-баба молча кладёт мандолину на стул и, пристыженный, выбегает из Дома культуры… «Бренчание»! Это слово жжёт его, как раскалённое железо.