В просторном мире - Никулин Михаил Андреевич (электронные книги без регистрации txt) 📗
— Разбудишь! — сказала она ему. — Не хочу, чтобы Миша Самохин так много работал за меня и за других, — обратилась она и к Алексею Ивановичу и к Анне Прокофьевне и сняла треушок.
В коридоре Алексей Иванович, как по секрету, сказал Анне Прокофьевне:
— Прокофьевна, а ты этого «нечего-спать» потом тихонечко вынеси в какой-нибудь класс подальше… подальше. Там он потрещит и замолчит.
Анна Прокофьевна была и уборщицей и старым школьным сторожем. Она любила школьную жизнь, похожую на кипящий поток, который трудно сдерживать в берегах и направлять, куда нужно. Она знала, что одни учителя делали это лучше, другие хуже. Опытным взором присмотревшись, как умело и терпеливо разговаривает с ребятами Зинаида Васильевна, как много она проявляет к ним озабоченной любви, Анна Прокофьевна поняла, что в школе будет настоящий порядок. При таком порядке в школе в ее пионерских отрядах и в комсомоле воспитывались и учились два сына Анны Прокофьевны, находившиеся сейчас на фронте… И никто в колхозе ей, матери, не сделал упрека, что ее дети не так живут, не то делают, что надо.
Забрав в кладовой ведра и подтянув пеструю косынку, она сказала поджидавшему ее председателю:
— Ты, Алексей Иванович, на МТФ? Ну и хорошо. Я тоже почти туда — к роднику.
А уже дорогой Анна Прокофьевна заговорила, оглядываясь на взгорье, по которому отряд должен был возвращаться от Песчаного кургана:
— Хоть бы у них все было благополучно. Беспокоится она сильно. Даже забыла попросить у тебя прочный столбик и маленький поперечник к нему. Вроем, укрепим и подвесим наш колокольчик. Мы уж советовались с Иваном Никитичем, как это лучше сделать.
Помолчав и улыбнувшись своими суховатыми губами, она добавила:
— Подумай, зарыла я библиотечку и колокольчик, еще как фашисты подступали, а вчера откопала, и все целенькое, невредимое. Зинаида Васильевна очень всем довольна…
— Для хорошего дела мне ничего не жалко, — ответил Алексей Иванович, поняв, что будильник Анна Прокофьевна переставлять не будет и заводить об этом разговор больше нет смысла.
Миша шел темной полоской, оставленной на песке слабым ночным прибоем. Справа от него через длинные промежутки разбивались небольшие волны. Казалось, что море облегченно вздыхало. Вдали, за желтым обрывистым шпилем Куричьей Косы, на размельченной зяби покачивались осмоленные, грузноватые рыбачьи лодки со снятыми парусами. Меж ними скользили маленькие лодки. Сидевшие в них рыбаки забрасывали сети. На поверхности моря оставались поплавки, рисующие то прямые, то изогнутые пунктирные линии.
Миша видел, что рыбаки спешили, боясь упустить стаями проходившую рыбу. Боялись ее упустить и серые, белогрудые чайки. С писком, заходя полукругами, они набрасывались на отмели. Часто можно было видеть, что выхваченные ими рыбы сверкали на солнце, как осколки зеркального стекла.
Много было интересного и там, позади, где на мысу, как на острогрудом корабле, расположился большой город. Он жил необычной, напряженной жизнью. Об этом Миша мог легко догадаться по металлическому лязгу и стуку, по мощному приглушенному гудению тяжелых машин. Так же, как и рыбаки, рабочие металлургических, котельных и кожевенных заводов спешили помочь стране, фронту.
Думая об этом, Миша все больше начинал сердиться: хмурился, круто поднимал то одно, то другое плечо… Все, чем они занимались с Гавриком, казалось им обоим большим, нужным делом. Если уж говорить по совести, то поход к Песчаному кургану ничуть не легче, чем дорога через Сальские степи. Сегодня они проверяли себя: под силу ли им заниматься делом, которым занимался прославленный герой пионер Петя Стегачев? Ради этого Миша, сбиваясь с ног, оповещал школьников о сборе, бегал в тракторную бригаду к товарищу Руденькому… А после они снова с Зинаидой Васильевной обходили землянки… Оставшимся дома ученикам они наказывали, чтоб выходили встречать отряд, когда он, возвращаясь, покажется на гребне перевала.
…И вот Зинаида Васильевна поручила Мише такое маленькое, незначащее дело, которое, по его мнению, никак не было похоже на то, чем занимались рыбаки Куричьей Косы, рабочие города на мысу, колхозники и чем до сего времени занимались они с Гавриком. По настоянию Зинаиды Васильевны, он должен был где-то на берегу найти Алешу Кустова и сказать ему, чтобы и он тоже вышел встретить отряд. Миша долго отказывался от этого поручения. Об Алеше Кустове он не мог иначе думать, как об Алешке-заткни-уши, который и сам не пошел в поход и другим помешал. Утешало, что Алешка не попадался ему, что итти до впадины между крутоярыми берегами оставалось совсем немного. Впадиной он поднимется от моря и пойдет к степной дороге встречать отряд. Но как раз в этой-то впадине между кустарниками диких яблоней он заметил Алешу Кустова и Юрку Зубрикова. Они стояли на рыжей полянке и, не обращая ни на что внимания, о чем-то спорили. Миша прислушался.
Алеша Кустов, отступая, говорил:
— Никуда я с тобой не пойду. Не рассчитывай. И куда итти?
— Дальше. Итти, абы весело было, — заявил Юрка.
— Ну и весело!.. — покрутил головой Алеша: — Ребята разбежались по домам. Весело глядеть, как ты это делаешь, — и Алеша показал, как Юрка взмахом головы закидывает рыжий чуб на затылок. Затем Алеша, передразнивая Юрку, заложил руки за спину, прищурился и сказал:
— «Заткни-уши, а ну-ка, принеси мне камешек. Попробую вот ту птицу… Я б ее, конечно, подбил, но она догадалась и улетела… На другой раз, когда велю что, так живей поворачивайся», — и Алеша, рассмеявшись, снова показал Юрке, как он закидывает на затылок свой рыжий и длинный чуб.
— Заткни-уши, ты ничего больше не покажешь? — наступая, спросил Юрка.
Отбегая от него подальше, Алеша сказал:
— Хочешь, покажу, как ты застежкой играешь?. «Нет у меня такой рваной одежды, чтоб за сибирькамн ходить!» — И Алеша, вытянув шею, поиграл пальцами так, как будто распускал и собирал застежку-«молнию». — Много можно показать, но артисты не все показывают бесплатно.
Миша, переходя от куста к кусту, следовал за Юркой и за Алешей. Он едва сдерживал смех; ему нравилось, как Алеша Кустов с неподражаемым искусством высмеивал важничанье и кривлянье Юрки Зубрикова. За это Миша готов был простить Алеше очень многое. Замечая, что обозленный Юрка забирал по косогору все левей и левей, намереваясь прижать Алешку к крутой яме и тут поймать его, Миша следил за ним и не отставал от него ни на шаг.
На косом выступе обрывистого берега ямы Юрке Зубрикову удалось поймать Алешу Кустова, и он спросил его:
— Что ты еще мне покажешь? — и ткнул Алешу в потный побледневший лоб.
— Уйди! Из-за тебя я ребят обманул, навредничал! Уйди! Ты мне надоел! — крикнул Алеша и, сжавшись в колючий комок, приготовился защищаться.
Юрка приловчился снова ударить Алешу, но Миша, выступив из-за куста, плечом оттолкнул его.
— Ты пришел сюда драться? — поднимая плечи, сердито спросил Юрка.
— Не было мне такого задания, — недружелюбно ответил Миша и поправил на голове Алеши его измятую черную кепку. — Задание у нас с Кустовым другое — итти встречать отряд. Хочешь с нами? — обернулся он к Юрке.
Юрка промолчал, провожая уходивших в степь Мишу и Алешу. Обернувшись, Алеша закричал ему:
— Понимаешь, задание другое! Не понимаешь? — и голос Алеши зазвучал так радостно и так весело, будто он, долго томясь в неволе, вдруг вырвался на свободу.
Мать всегда держала Юрку около себя, балуя его и любуясь на него. Юрка никогда не был пионером. Круг школьного товарищества, взаимной ответственности и взаимной товарищеской поддержки он не мог по-настоящему понять и оценить. Ничем не занятая в колхозе, мать всегда готова была оправдать сына перед школой и за то, что он не пришел на школьный огород — вскапывать грядки, сажать рассаду, не был со школой на первомайской демонстрации, не ходил с преподавателем ботаники на очистку лесной полосы… И мать выручала его из всех повседневных затруднений.
Слабовольный, грубоватый отец иногда говорил Юрке не то с сожалением, не то с озлоблением: