Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия - Аврутин Евгений Александрович (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗

– Теперь к нам не Наполеон явился – Наполеонишка, – продолжил дядя. – Эта война не 12-й год, послана нам не ради славы, а в наказание. Гордились, что всех побьём, кого кулаком, кого мизинцем. Паскевич [52], говорят, на военном смотру сказал однажды: «Подавайте сюда Европу!» Вот и пожаловала Европа.

– Мы все немного Россия, – ответил Саша. – Если Россия наказана, значит, я тоже наказан, значит, и мне надо в Севастополь ехать, – сказал Саша.

– «Надо, надо», – печально передразнил его дядя. – Без тебя с Ваней война кончится. Хочется, чтобы поскорее. Обидно, если у нас чего оттяпают. Но знаешь, Сашенька, если бы победили мы – мне было бы ещё обиднее. Оттяпали бы сами половину Турции, с Царьградом, а дальше? Посылать администраторов управлять новыми губерниями? Софийская губерния, Пловдивская губерния, Измирская губерния! – дядя провёл пальцем по карте Османской империи, очерчивая пальцем несостоявшиеся новые владения. – Где же нам столько мозговитых чиновников взять на обустройство Измирской губернии, если мозгов не хватает в Рязанской губернии порядок навести?

– Нам надо в Севастополь, – повторил Саша.

– Ты здесь нужен, – ответил дядя. – Тебе в университет идти. Выучишься, будешь честным чиновником, да ещё умным, что важнее. Если даже со службой не заладится, если будешь век коротать в Рождествено, и то пользы от тебя больше, чем под Севастополем. Здесь да в деревнях – две тысячи сто двадцать восемь душ. Можешь на досуге и баб посчитать. Этим душам нужен администратор, не меньше, чем Измирской губернии. Управляющий крадёт, когда за ним не смотрят, когда же это наше барство поймёт? Был бы для мужиков и баб нормальным английским лендлордом. Мне-то ведь недолго век коротать. Страшно подумать, кому Рождествено достанется, если не тебе. А ты – «в Севастополь».

– Да, в Севастополь, – как попугай, повторил Саша.

За время долгого и громкого разговора Джейн доглотала кофе. Участвовать она не могла, но воспользовалась раскрытым атласом и постаралась рассмотреть его, насколько позволяло пламя свечи.

Её интересовал не Вайцен и не аул Дарго. Она постаралась разобраться, где же сейчас она находится («Какая же я была дура, когда Лайонел показывал мне карту, а я целила в него вишнёвыми косточками!»). Петербург, в уголочке Финского залива, она нашла сразу. Вспомнила, что Москва на юго-востоке, и нашла Москву, выделенную крупнее других городов.

Как она запомнила, Рождествено находилось в Рязанской губернии. Найти бы эту Рязань!

У Джейн даже дух перехватило от смеси страха и уважения к себе, когда она представила, сколько проплыла и проехала от Йоркшира. Половина пути? Надо разглядеть вторую половину. Тем более что русским хватило любезности основать Севастополь в том месте, где его можно найти с первого взгляда, – на южной оконечности Крыма. Вот только как до него добраться?

И Джейн, морща лоб, вглядывалась в русские буквы, пытаясь прочесть названия городов. Это было нелегко, большинство букв были как в латинском алфавите, но попадались и неизвестные. Если бы они выехали из Москвы и направились сразу в Крым, то проехали бы городом «Ти. а» – Джейн не понимала, как читается третья буква. Может, это «н»? Тогда город называется «Тина». Тогда все понятно со следующим городом по пути на юг – это город Опен. Дальше, по той же дороге, будет город Кипк…

– Эх, Сашенька, – тихо продолжал дядя, – чего же тебе такая охота промочить своей кровью крымский песок? Исчезнешь, как капля. Я же знаю тебя, Сашка, ты сразу в самое пекло полезешь. Да ещё мальчишку тащишь! – дядя Лев прибегнул к аргументу, нередко успешному в разговоре с возрастом, которому приятен любой намёк, что он уже не мальчишка.

Джейн, конечно, не поняла, но Саша укоризненно взглянул на дядю. Считалось, что Иоганн все же немного знает основной язык империи.

– Пардон, – сказал Лев Иванович, но продолжил: – О себе ты не думаешь. О моих чувствах тоже – ладно. Но ты о своём эстляндском Ваньке подумай. Совсем ребёнок! Посмотришь, так девица, натуральная девица. Он бы в шекспировском театре Офелию бы играл или Джульетту! А ты его в Севастополь тащишь, под пули!

Эти слова были произнесены по-английски – Лев Иванович решил, что другу племянника этот язык незнаком.

Саша смутился и покраснел до невозможности. Дядюшка, конечно, этого не заметил, так как Джейн уронила атлас и кофейную чашку. Чашка оказалась счастливее своих сестриц с «Саут Пасифика» – она упала на ковёр и не разбилась. Это позволило Джейн нагнуться за упавшим атласом и чашкой, чтобы скрыть ещё большую красноту и переполох.

Лев Иванович сделал неверный, но логичный вывод:

– Извините меня, милостивый сударь, – обратился он уже по-русски к Джейн. – Очень рад, что и вам не чужд язык Мильтона и Чосера. Ещё раз прошу, простите великодушно. Но, извините, от слов своих не отрекаюсь, а, напротив, ещё больше утверждаюсь в своей правоте. Уж не сердитесь, что упоминаю ваш род, но вещи потребно своими именами называть. Не любят на Руси немцев, по дурости, конечно, не любят. А таких, как вы, любить должно! Юный остзейский барон, образованный, языки знает и сбежал из дома проливать кровь за Россию! Вас надо беречь для страны, как и Сашку моего!

Кроме имён английских поэтов, Джейн поняла лишь, что перед ней извиняются, и сказала: «Все карашо».

Наступила пауза, не то чтобы неловкая, а просто естественная, когда все сказано и продолжение спора может лишь обидеть собеседника.

– Ладно, Сашенька, – сказал Лев Иванович, – не убедить мне тебя. Будет, как в любезной нам обоим Англии: дебаты дебатами, а закон законом. По закону я твой самый близкий родственник и опекун. Поэтому вот моё слово: в Крым ты не едешь. Будешь здесь жить, под моим гласным надзором. Руки-ноги в цепи не закую, но потребуется – испорчу пейзаж под окном, выстрою забор в пять аршин и ключ буду в кармане носить. Лучше уж оставайся по доброй воле. И друг твой Иоганн погостит. Вашей родне я письмо напишу, будьте уверены, к вам дома строгих мер не применят. И то, – повторил дядя, – лучше любая строгая мера, чем пуля в голову. Давайте-ка спать пойдём. Вам тут ещё долго жить, наговориться успеем.

Попрощались. Лев Иванович пошёл в свою спальню, Джейн и Саша – к своим комнатам.

– Твой дядя очень мил, – заметила Джейн. – Если бы у меня был такой, сегодня я бы легла спать в Йоркшире, а не Rezane. Но о чем вы так долго говорили?

Саша махнул рукой.

– Чтобы понять такие разговоры, тебе надо было пить не кофе, а коньяк. Говорили о войне, о родне, о России, конечно. Дядя пришёл к выводу, что ты замечательный и нужный для страны немец. Я тоже могу быть полезным для России, поэтому нас он не отпустит. Обещал выстроить забор, в двенадцать футов вышиной, вокруг усадьбы. Пойду спать и думать, как его перелезть.

– И я тоже. Кстати, как твои руки?

Саша улыбнулся.

– Зажили, но прежний непорядок заметён. Дядюшка к ним постоянно присматривался, но, как настоящий джентльмен, сдержал любопытство. Пошли спать. Предупреждаю: пробужусь не рано. Сегодня я впервые за четыре месяца усну в своей постели.

Джейн, вспомнив расстояние от Йоркшира до Рязани, подумала, что с ней это случится нескоро. Но промолчала и пожелала Саше спокойной ночи.

«Поздравляю, Томми, я попала в плен. Не возмущайся, пожалуйста, не говори, что в плену так не кормят. Хорошо, Томми, ради правды я вспомню, как правильно называется такой арест – это интернирование. Ещё можешь меня поздравить: меня признали русским патриотом и интернировали именно за это. Причём арестовали на неопределённый срок: меня выпустят, лишь когда в Рождествено приедут несуществующие родственники из Эстляндии, которую я не успела разглядеть на карте.

Томми, ты, наверное, как и папа, привык к жарким странам, где нет прохлады даже ночью. Как бы ты удивился, увидев эту белизну за окном! И ведь это не высохшая морская соль, это замёрзшая пресная вода, упавшая с неба. Она холодная, но в комнате так тепло, что об этом даже и не думаешь.