Горюч-камень (Повесть и рассказы) - Глазков Михаил Иванович (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Захар вздохнул.
— Да-а… Ну, ладно, прощай что ль…
— В час добрый, — отрешенно ответила Ольга, не вставая с места.
Захар поднял вдвое потяжелевший чемодан, еще раз жадным взглядом окинул хату, через силу шагнул к порогу.
Морской канат
Город горел. «Юнкерсы» налетали из-за гор оголтелыми стаями, сыпали бомбы на беззащитные, искореженные кварталы и безнаказанно улетали. Зенитные пулеметы стояли только в порту — там шла спешная эвакуация детей и раненых. Фашистские стервятники несколько раз пытались прорваться к молу, но заградительный пулеметный огонь сбил с них спесь: три бомбовоза, волоча за собой чернью шлейфы дыма, нашли свой конец в пучинах моря.
Батальон морской пехоты, а вернее две оставшиеся роты, — одна полностью полегла на подступах к городу, — окопался в полуверсте от причала. Каменистая земля стала для моряков рубежом, за которым никому не было места. Войска под напором врага ночью оставили город, и морским пехотинцам предстояло удерживать порт еще целые сутки, пока не закончится эвакуация…
Комбат Ефанов, осунувшийся и нервный от боев и недосыпания, обходил позицию, окидывая придирчивым глазом наспех отрытые окопчики. Скоро с гор повалят гитлеровцы, будет очень жарко. Способен ли его потрепанный и поредевший батальон выстоять на голом, каменистом пятачке?
Подбежал ординарец.
— Товарищ капитан! Радиограмма.
Комбат взял из его рук листок бумаги, стал читать. Вдруг резко остановился.
— Ты знаешь, что тут написано? — спросил он у ординарца.
— Никак нет, товарищ капитан!
— Никак нет… никак нет, — обратив на моряка отсутствующий взгляд, с непонятной сердитостью проговорил комбат. — В таком пекле… с одной-единственной ротой!..
Штаб бригады приказывал командиру батальона: одной роте погрузиться на транспорт и прибыть в распоряжение командира бригады для получения особого боевого задания. Оставшейся роте, подтверждалось в радиограмме, любой ценой удерживать порт до отплытия последнего корабля с детьми и ранеными.
Любой ценой! Комбат Ефанов хорошо знал истинный смысл этих беспощадных слов. Он ясно понимал и усложнившуюся задачу, которая потребует от него и от его бойцов неимоверных усилий.
Однако как же можно удержать порт силами одной роты измотанных, усталых моряков? Неужели там, в тылу, не нашлось сотни бойцов для особого боевого задания? Но приказ есть приказ. Его не обсуждают, даже мысленно, а выполняют четко и неукоснительно. Иначе чего бы они стоили, приказы!
Командиры рот, узнав о только что полученном приказе, тоже сначала, как и комбат, выразили недоумение, а потом сожаление, что придется раздружать роты в такой тяжелый момент. Но ничего не поделать.
Об одном лишь не говорили вслух ни оба комроты, ни комбат Ефанов, но про себя каждый подумал, что рота, которая останется здесь, на каменистом берегу, поляжет вся. Помощи ниоткуда не будет, отход исключен, а враг не должен пройти.
— Ваши предложения? — глухим голосом обратился Ефанов к стоящим рядом командирам. — Кто останется?
— Я! — решительно сказал комроты-два Богатиков.
— Моя рота первая, мне и оставаться, — не менее решительно отозвался комроты-один Куреев.
— Так кто останется? — словно бы не слыша, в раздумчивости переспросил комбат и тут же самому себе ответил — Я мог бы и приказать, кому остаться, но лучше пойдите сами к морякам и поговорите с ними. Тут нужно больше чем приказ. Жизнь отдавать придется… сознательно отдавать.
— Есть пойти к ротам! — почти одновременно отозвались командиры.
Как первая, так и вторая роты настойчиво и единодушно заявили, что их место здесь, на последнем рубеже. Комбат Ефанов собирался уже сам решить, какой роте отдать предпочтение, как вдруг матрос Сагайдачный из первой роты, широкоплечий украинец, с непокорно выбивающимся из-под бескозырки чубом, подал неожиданный совет:
— Товарищ капитан, разрешите обратиться!
— Слушаю.
— Пусть нас морской канат рассудит.
— Что еще за канат? — недоуменно буркнул Ефанов.
— Чья рота канат перетянет, та здесь и останется.
Комбат удивленно вскинул брови:
— Кто это тебя надоумил, Сагайдачный?
— Да сам, товарищ капитан!..
Тот же Сагайдачный, взяв с собой троих моряков, немедля отправился к причалу, где швартовался к стенке очередной транспорт.
Через полчаса моряки возвратились к окопам, таща на плечах, с помощью обломка лодочной мачты, бухту морского каната. Как раз выдалось затишье, не было в небе «юнкерсов», молчали в порту пулеметы.
Ефанов приказал полуротам остаться в окопах на случай внезапности вражеского появления, а первым взводам — быстро собраться, чтобы беспристрастно самим решить свою дальнейшую судьбу. Сагайдачный, вместе с ходившими в порт моряками, мигом раскатал притащенную бухту. И длинный-предлинный канат, посеревший от воды, ветров и солнца, лег на редкую, выцветшую от ветров же и солнца траву роковой чертей. Все теперь должна решить сила — сила мышц и духа, сила самоотверженной любви к боевым побратимам и клокочущей в сердцах ненависти к рвущимся в глубь Родины поработителям.
Капитан Ефанов, еще более нервный, то и дело тревожно поглядывал в небо, торопил командиров рот:
— Время! Время! Приступайте скорее!..
И вот матросы, по взводу с каждой стороны, сбросив бушлаты и оставшись в тельняшках, по команде ухватились за канат. Молодые, сильные тела напряглись в едином порыве, в страстном стремлении — победить.
Разве можно измерить глубину и силу духа советского человека, с таким упорством добивающегося права на смерть во имя Родины! Да есть ли что на свете выше их совестливой любви к земле отцов, их неистребимого чувства сыновнего долга пред нею!
Канатными узлами вздулись мускулы на руках, пот ручьями тек с бронзовых лиц, клубами вздымалась из-под ног белесая пыль.
Комбат Ефанов был весь в напряженном ожидании: кто же выйдет победителем из столь необычного, сурового состязания? Ему равно были дороги обе роты, с ними он не раз бывал в таких переплетах, что самому не верилось, как только они выдерживали.
Звонкой струной напрягся канат, моряки словно слились с ним. Но ни та, ни другая сторона не подалась ни на шаг. Время как бы остановилось. Каждой роте не хотелось уступать право на последний, смертный бой.
Словно бы не доносился из-за гор глухой гул накатывающейся вражеской лавины, не шла в порту эвакуация и не сидели поблизости в окопах, ожидая финала— кто кого? — остальные моряки батальона…
Но вот дрогнул взвод первой роты, еле заметное смятение передалось по изнуренной цепочке, а еще через минуту наметился явный перевес на стороне его соперника. У комроты-один заходили желваки на потускневшем лице.
Взвод второй роты перетянул канат.
Все решилось просто и вовремя: в небе появились «мессершмитты», готовые вот-вот броситься в пике.
— По окопам! — подал команду Ефанов.
После налета немецких штурмовиков комроты-один Куреев построил своих моряков и, откозыряв, глухим голосом доложил комбату:
— Первая рота готова к выходу в порт!
Комбат Ефанов молча оглядел ряды моряков и сказал скупо:
— Ведите.
Рота ушла.
А полчаса спустя с горных отрогов сползли на каменистую равнину и устремились вперед вражеские бронетранспортеры с пехотой на бортах.
Моряки готовились к бою.
Подснежники
Егор Кудинов в кои веки решился провести отпуск не дома, а на юге, в санатории. И не сам до такого додумался, а друзья по литейке надоумили, насели, как сговорились: езжай да езжай, сколько ж можно отказываться от путевки! Иные, посмотришь, только весной запахнет — все пороги завкомовские обобьют: вынь да положь им путевку. А он, Егор, всяк раз от нее отмахивался, просто не видел особой надобности лететь куда-то сломя голову, да и здоровьем не обделен. Ну а чем не курорт своя дача! Хоть и небольшой участочек в коллективном саду, зато есть где отвести душу на природе. Тут тебе и овощ да фрукт всякий, если отпуск под осень случится, и речка, как слеза, чистенькая под боком.
