Корабли Санди - Мухина-Петринская Валентина Михайловна (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
— Как мне увидеть товарища Бурлакова? — спросил я пожилую секретаршу в роговых очках.
— Проходите. Он у себя.
Товарищ Бурлаков сосредоточенно рассматривал какие-то снимки на пленке и курил. В пепельнице горкой вздымалась груда окурков. Он не сразу поднял голову. Но, когда поднял, я сразу узнал инспектора. Он нисколько не изменился с того дня, когда приходил в интернат для слепых, — такой же рыжий, кареглазый, веселый и доступный.
— Это вы? — изумился я.
— Наверно, я! А ты, собственно, кто? Лицо знакомое.
— Санди Дружников. Помните, вы угощали троих ребят шоколадом? Ату, Ермака и меня. На Приморском бульваре.
— А-а! Санди, который делает корабли! Прекрасные корабли. Сколько раз я любовался ими в витрине Дворца пионеров.
— Я уже давно настоящие делаю. Вот скоро сойдет со стапеля. Как я рад, что это вы! Вот удача Ефим Иванович…
И вдруг неожиданно для самого себя я всхлипнул. Это было отвратное зрелище: высокий, широкоплечий парень восемнадцати лет плакал, как девчонка.
— Ну-ну, Санди! — Бурлаков даже сконфузился. Стыдно стало за меня.
Он сунул мне в рот папиросу и дал закурить. Я вытер слезы надушенным платочком, так как у мамы ужасная привычка отдушивать все белье (вот бы меня сейчас видел дедушка Рыбаков!), неловко закурил, не затягиваясь, и кое-как овладел собой.
— Попал в беду? — сочувственно полюбопытствовал Бурлаков, отодвигая снимки.
Черт побери, кажется, он принял меня за стилягу, попавшего в дурную компанию. Невольно я ухмыльнулся.
— Нет? Тогда чем обязан визитом?
Волнуясь, торопясь, перескакивая с пятого на десятое я рассказал все, что надо было ему знать. Под конец рассказа я совсем успокоился: доброжелательно и честно меня слушали. Я еще не закончил рассказа — не успел про письмо, — как он вызвал по телефону троих сотрудников. Одним из них оказался Анатолий Романович. Он довольно сухо кивнул мне головой. Двое других сначала показались мне похожими друг на друга. Оба в форме, подтянутые, мужественные, подчеркнуто серьезные. Но потом понял — не похожи. К тому же майор Зимин постарше и попроще. Цельный — весь тут. Лейтенант Сенчик был чем-то уязвлен. Гонорист и любил, кажется, подкалывать. В общем, все трое славные парни!
— Они занимаются делом Великолепного… — пояснил мне Бурлаков и, чем-то весьма довольный, велел мне снова все рассказать по порядку.
— И не торопись, не упускай ни одной детали, — добавил он.
Я снова рассказал все, уже увереннее, напирая на те места, которые, как я заметил, особенно заинтересовали Бурлакова. Вчерашняя история с Леночкой вызвала бурные одобрения. Все оживились. А потом я передал сегодняшнюю встречу с Василием Ивановичем.
— Показание?! — недоверчиво воскликнул Ефим Иванович. — Ты мне ничего про него не сказал.
— Я еще не дошел до него…
— Где же это показание?
— Вот.
Я вытащил письмо из внутреннего кармана пиджака и передал по назначению.
Бурлаков мельком взглянул на адрес и аккуратно вскрыл конверт. Он читал, а мы все трое смотрели на него. У Ефима Ивановича было выразительное лицо. Чувства и ощущения проходили по этому лицу, как волны: деловая заинтересованность, удивление, гнев, отвращение, сочувствие, удовлетворение, радость, торжество, перешедшее сразу в озабоченность и тревогу.
— Это должны были узнать мы сами, — не без досады буркнул он и передал письмо майору.
Тот стал читать и удовлетворенно хмыкнул. Сенчик прочел молча, без выявления чувств. Анатолий Романович даже просиял. Мне не предложили прочитать.
Только они было, увлекшись, начали профессиональный разговор, вставляя словечки на жаргоне Великолепного, вроде: «раскололся», «перо» и тому подобнее, как я прервал их:
— Ефим Иванович, я-то не читал письма. Теперь Ермака выпустят или надо еще что-нибудь добывать?
Бурлаков усмехнулся, вышел из-за стола и обнял меня за плечи:
— Спасибо, друг Санди! Ты добре поработал. Молодец! Насчет Ермака больше не беспокойся. Сейчас мы займемся его освобождением. А из тебя вышел бы хороший сыщик! Может, надумаешь идти к нам работать? В угрозыске нужны такие…
Он уточнил какие. Из скромности- не повторяю, как-то неловко. Я был польщен и удивлен.
— Какой из меня сыщик? Вот Ермака возьмите к себе. Он как раз мечтал о работе в угрозыске. Сдавал на юридический, не прошел по конкурсу. Возьмете?
Все четверо рассмеялись от души, особенно раскатисто майор Зимин.
— Нет, вы только полюбуйтесь на этого парня, — сквозь смех проговорил он, — его друг еще сидит в тюрьме за ограбление, а он уже подыскивает ему работу, и где — в угрозыске!
Они опять расхохотались, но я не улыбнулся.
— Что тебя еще тревожит? — осведомился Ефим Иванович.
— Скоморохов! — ответил я растерянно"! — Боюсь за него. Ведь эта письмо, или там показание, было написано как завещание, на случай, если дядя Вася умрет от болезни. Но, прежде чем он решился отдать этот конверт теперь, он мысленно примирился со смертью от ножа. Ради Ермака. Теперь он лежит там один и ждет расплаты. Разве вы не поняли?
— Поняли, Санди, еще раз тебе спасибо, и не только за Ермака. Это письмо — последнее недостающее звено. В нем ценные факты, и не только об инсценировке ограбления. Как мы и предполагали, Великолепный — идейный вожак и идейный руководитель огромной воровской шайки, филиалы которой во многих городах. Сам он «в дело» уже не ходит. Осуществляет верховное руководство. Мерзавец! Теоретик преступного мира. А теперь, Санди, иди домой и отдыхай. Ты хорошо поработал. Не вздумай больше вмешиваться в эту заваруху. Теперь каждый шаг должен быть согласован, а то вспугнем…
— Как бы эта Леночка не предупредила…
— Сидит под домашним арестом. Там милиционеры. Вот так. О Скоморохове не беспокойся. Для начала мы переведем его в клинику. Ему надо полечиться. До свидания, друг Санди! Иди.
Товарищ Бурлаков крепко пожал мне руку.
И вот мы сидим с Ермаком в лодке, мотор выключили, море тихое-тихое. Город амфитеатром спускается к воде. Над широкими улицами, залитыми солнцем, летают тонкие, как платиновая проволока, паутинки. Ветер заносит их даже сюда, в море. Чудесная осень!
Мой друг исхудал, опять появились морщинки у рта и на переносице. На лице его «тюремная» бледность, и он нарочно поворачивается, как подсолнух, к солнцу, чтобы скорее загореть.
По-прежнему открыто и доверчиво смотрят на мир его серо-зеленые глаза, резко обведенные черными ресницами, но в глазах моего друга появилось и что-то новое. След перенесенного? Преждевременное знание теневых сторон жизни? Обида? Будет ли еще меняться Ермак? Изменюсь ли я сам? Когда стану взрослее, мужественнее?
Бурлаков сдержал свое обещание и предложил Ермаку поступить в угрозыск. Ермак согласился. На семейном совете было решено, что Ермак отдохнет с месяц и тогда уже пойдет работать.
Ему выплатили зарплату за вынужденный прогул — местком достал было ему путевку в санаторий, но Ермак категорически отказался. Решил отдыхать дома. Слишком он соскучился по дому, чтобы уезжать. Вот мы с ним и «шалберничаем» — чаще всего катаемся на дедовой лодке. Когда море тихое, заезжаем далеко от берега. Мы соскучились друг по другу и болтаем наперегонки.
Сегодня с нами вздумали поиграть дельфины. Они несколько раз обернулись вокруг лодки, потом начали под нее нырять, показывая огромные блестящие спины. Наверно, им было очень весело! Я испугался, что они опрокинут нас, но дельфины были осторожны. Просто им стало скучно и захотелось пошутить. А может, они хотели войти с нами в общение, а мы не поняли их «неземного» языка.
Когда они уплыли, мы обсудили последние новости. Шайка Великолепного наконец обезврежена. Теперь станет немного чище на земле. Такие, как Родион Баблак, тоже оскверняют землю. Но его час еще не пробил. Ничего, пробьет!
Поговорили о дяде Васе. Он умирал в больнице: у него оказался рак. По-человечески было его жаль, но рассудок говорил: для него лучше умереть. Не умел он жить на земле.
