Король живет в интернате - Добряков Владимир Андреевич (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
— Почти угадал, рассмеялась она. — Но не совсем.
— Тогда не знаю. Можешь ставить двойку. Дневник подать?
— Ладно, скажу. Я думаю о том, что сегодня, кажется, никого-никого нет счастливее меня. Все так чудесно! А какие хорошие кругом люди! Просто замечательные! И Сергей Иванович, и твоя мама, и…
Взволнованный, Андрей обернулся к Свете. Он не боялся смотреть ей в глаза. Теперь можно. Теперь у него есть на это право. Откроется пионерский завод — в две смены будет работать, по воскресеньям, — только бы скорее расплатиться с Сенькиными товарищами!
Не обознался
Мороз ослабел, и Андрей, возвращавшийся субботним вечером домой, уже не выдувал в стекле окошек, чтобы видеть улицу. Стекла были чистые. Доехав до того магазина, где в прошлый раз видел человека, похожего на Зубея, Андрей стал вглядываться в людей, будто и сейчас тот человек мог оказаться здесь. Неужели это был Зубей? А вдруг — он? Васек же говорил, что Зубей жив и здоров и может скоро приехать.
Войдя в подъезд своего дома, Андрей услышал стук, шаги, знакомое сопение. Он взбежал на второй этаж. Так и есть — Нинка! Возвращается с гуляния. Идет и санки за собой тянет. Видно, давно на улице, вон какие щеки — как помидорчики. Взяв у сестренки санки, Андрей первым долгом поинтересовался:
— Меня никто не спрашивал?
— Никто не спрашивал, — ответила Нинка.
«И вовсе это не Зубей был, — с облегчением подумал Андрей. — Чего я выдумал! Будто мало людей с одинаковой походкой. Если бы лицо похожее — тогда конечно».
Дома вспоминали о вчерашнем школьном вечере. Праздник Ирине Федоровне понравился чрезвычайно. Восхищалась умением юных мастериц, хвалила директора, Светлану.
— Она у нас отличница! Общественница! — охотно поддержал Андрей. — А сколько книг перечитала! Умная. Мы сначала на ножах с ней были, а сейчас вроде, ничего. Даже подружились… — Он слегка смутился и поспешил перевести разговор на другое: — Вот скоро завод откроем…
Приятно все-таки дома! Особенно когда стол накрыт чистой скатертью, когда пахнет свежезаваренным чаем, когда на тебя ласково смотрят и со вниманием ловят каждое слово. И чашки давно опустели, и смешное свое отраженьице в чайнике Нинка могла без всякого страха трогать пальчиком — до того остыла вода, а Андрей все рассказывал об интернате.
А утром повалил густой пушистый снег.
Нинка, едва позавтракав, схватила санки и побежала во двор. Андрей решил немного почитать, а потом взять лыжи и тоже посмотреть — что там за красота такая на улице.
Но не прошло и пяти минут, как он услышал на лестнице стук.
«Опять Нинка санки волочит, — подумал Андрей, — Чего ей не гуляется». Он вышел на лестницу. Это действительно была Нинка.
— Иди, — сказала она. — Зовут тебя. — Кто? — быстро спросил Андрей.
— А с такой вот большой головой.
Андрей побледнел. Он стоял на лестнице до тех пор, пока внизу не затихли Нинкины шаги. «Ничего, — подумал с надеждой, — может, все обойдется».
Одевшись и выйдя во двор, он увидел не Васька, как ожидал, а самого Зубея. Тот стоял с засунутыми в карманы коротенького пальто руками, в белых бурках, пыжиковой шапке и смотрел на летевший снег.
— О! — осклабился Зубей. — Кого вижу! Король! Мой персональный! — Подав Андрею руку, подмигнул: — Ну, как живешь?.. Ты уже завтракал?
— Завтракал, — машинально ответил Андрей.
— Быстер! А я еще не успел. Ну, ладно, идем, компанию мне составишь.
— А куда? — хмурясь, спросил Андрей. Но уже догадывался: опять, наверно, в ресторан.
— Идем, идем, не прогадаешь! — сказал Зубей и взял его под руку.
«Водку пить ни за что не буду», — твердо решил про себя Андрей.
Шагая по мягкому пушистому снегу, который не успевали сметать с тротуаров, Зубей ни о чем не говорил, но было видно, что он в отличном расположении духа — попыхивал папироской, весело поглядывал на встречных девушек.
Андрей понемногу приходил в себя. Может, ничего такого здесь и нет. Ну, посидит, поговорит, а потом — до свидания. Немного успокоившись, он спросил:
— Где это ты пропадал столько времени?
Зубей недовольно покосился на него:
— Малыш, не люблю нескромных вопросов.
Но за столиком в ресторане, после выпитого стакана водки, Зубей сам рассказал:
— Некоторое дельце обтяпывали. Одного нашего попутали. Боялись — расколется на дороге. Пришлось на сторону податься. Но парень — молодец, все на себя взял. А теперь, как говорится, все шито-крыто и сургучом запечатано… Так что, не хочешь водки? Может, вина? Сто граммов, а? Выпьешь, выпьешь! Шашлычок заказать? Ну что ты сидишь как красная девица? Свободней себя чувствуй! Ты же мужчина! Под носом-то чернеет. Скоро с бритвой начнешь знакомиться… Может, все-таки выпьешь водочки?.. Ну, ладно, ладно, тогда — вина… Да не отказывайся. Всего сто граммов!..
«Что-то он больно ласковый», — с тревогой подумал Андрей.
Его опасения оказались ненапрасными. Заставив Андрея выпить вина, Зубей туманно проговорил:
— Пора бы тебе за свои труды полную плату получить.
— Какую плату? — насторожился Андрей.
— Слепочек-то, помнишь? Вот они — готовы! — И Зубей позвякал в кармане ключами.
У Андрея вывалилась из руки вилка. Он с нескрываемым ужасом смотрел на Зубея.
— Не трусь, малыш, — сказал Зубей, близко придвинувшись к Андрею и дыша на него крепким запахом, водки. — Дело верное. И никакого риска. Сегодня надо обтяпать. Самый подходящий момент. Я все узнал. Старуха с мальчишкой в филармонию идет. Как же, — Зубей засмеялся, — разве можно пропустить такое событие в жизни музыкальной общественности! «Первый концерт Чайковского для фортепиано с оркестром!» Я вчера до двенадцати часов проторчал у кассы. Старуха, конечно, притащилась. Два билета взяла. Начало в восемь часов. Порядок! Пусть себе наслаждаются. Ну, а старик, как всегда, отправится на вечерний моцион. Это у него закон — погулять вечером. Четыре раза ездил его проверять. Будто хронометр: в половине девятого, без пятнадцати — выходит на улицу. Один раз в дождь специально поехал. Все равно старикан выполз из дому. Так что в квартирке у них никого не будет. Ясно?
— Ну, а я-то зачем? — со страхом спросил Андрей. Ты и сам все сделаешь.
Зубей пронзительно, сквозь щелочки век посмотрел на него, усмехнулся:
— От доли отказываешься?.. — Он помолчал, о чем-то раздумывая, затем решительно помотал головой. — Нет, не годится. Начали дело вдвоем — вдвоем и кончать. И нужен ты мне. Тогда, в дождь, старик минут пятнадцать всего гулял. Сегодня тоже снег сырой. К вечеру, глядишь, и вовсе дождь пойдет. Сколько он будет гулять — неизвестно. Нет, мне без тебя не обойтись. Подежуришь возле дома. В случае чего — свистнешь. Видишь, никакого риска для тебя. Постоишь, и все. Считай, что денежки у тебя в кармане! А долю, отвалю хорошую! — Зубей похлопал Андрея по плечу. — Обижен не будешь!
— Но мне же в интернат надо. В десять часов отбой, — опять попытался возражать Андрей.
— Ну, к десяти-то пять раз успеешь вернуться! В общем, малыш, так договоримся. — Зубей посмотрел на часы. — В семь часов жду тебя во дворе. И чтобы, — в голосе его послышался металл, — без опозданий! Слышишь — без опозданий! Я этого не люблю! Ну, а пока отдыхай. Вот тебе, — Зубей вынул из кармана рубль и подал Андрею. — Иди развлекайся. В кино сходи или куда там еще… Так помни — в семь часов!
На улице Конечной
Чем ближе стрелка на циферблате приближалась к семи, тем сильнее волновался Андрей. Он лежал на диване, смотрел в раскрытую книгу, но уже давно не различал ни строчек, ни букв. Что делать? Как выбраться из беды? Если совсем не выйти в семь часов к Зубею?.. Нет, не годится. С ним шутить нельзя. Андрей вспомнил, как Зубей с хрустом разрезал своим большим складным ножом арбуз, и снова подумал: «Шутить с ним нельзя. Может, и правду тогда говорили о нем, что человека зарезал». А если прямо сказать, что не хочет никуда идти с ним, не хочет больше мучиться вечными страхами, хочет жить честно? Но разве Зубея этим проймешь! Он только засмеется и скажет: «Малыш, оставь громкие слова для других! Смотри на меня и учись красиво жить!» Но что же тогда остается? Что? Пойти и просить, умолять, чтобы Зубей отпустил его? Не надо ему никаких денег, он ничего-ничего не хочет. Пусть только отпустит по-хорошему, не впутывает в свои дела. А если в милицию позвонить? Но ведь Зубей сразу догадается и выдаст его, ключи покажет. И об этом весь интернат узнает, Света, мать… Нет, нет, только не это. И вдруг мелькнула мысль: «А если все-таки пойду с ним? В последний раз пойду. А потом десятой дорогой буду обегать его…» Он отгонял эту мысль, отгонял много раз, но она снова и снова осторожным, хитрым зверьком подкрадывалась к нему.
