Ребекка с фермы Солнечный Ручей - Уиггин Кейт Дуглас (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
Наступила долгая пауза. Джейн молча вязала, время от времени бросая взгляд на худую фигуру, неподвижно лежащую на подушках, и вытирая слезы. Вдруг Миранда сказала медленно и невнятно:
- Пожалуй, можешь взять и Марка. Я думаю, бывают и ручные мальчики, так же как и дикие. Нет ни капли смысла в том, чтобы заводить так много детей, но это ужасный риск - раскалывать семьи и отдавать ребятишек на воспитание куда-то на сторону. Никогда из них ничего хорошего не выйдет, а все будут помнить, что их мать была Сойер. Ну а теперь, если ты занавесишь окно, я попытаюсь уснуть.
Глава 29
Мать и дочь
Прошло два месяца - два месяца непрерывной утомительной работы: приготовление еды, стирка, глажение, починка одежды, заботы о трех детях; впрочем, Дженни, проворная, старательная, сообразительная, быстро становилась домовитой маленькой хозяюшкой. Было в эти месяцы немало утомительных бессонных ночей у постели Орилии и дней, когда больную нужно было перевязывать, растирать, мыть, подавать в постель еду и читать вслух. Постепенно необходимость в непрерывном уходе за больной отпала, и все вздохнули свободнее, так как стоны матери больше не доносились из душной спальни, где весь жаркий и влажный август, когда каждый вдох был для нее мучением, лежала Орилия. О том, что она сможет ходить, не могло быть и речи еще много месяцев, но казалось счастьем уже и то, что шторы подняли, постель передвинули к окну и мать с подушками за спиной сидит, наблюдает, как идет работа в доме и во дворе, улыбается и может забыть о тех изнуряющих днях, которые завершились нынешним относительным покоем и облегчением страданий.
Ни одна семнадцатилетняя девушка не может пройти через такое испытание и не измениться, ни одна девушка с характером Ребекки не могла пройти через него без некоторого внутреннего ропота и возмущения. Она не могла быть счастлива, делая тяжелую и утомительную работу, в которой, вероятно, никогда не смогла бы добиться полного успеха и которая не приносила удовлетворения. И одновременно нектаром, отторгнутым от жаждущих уст, казались радости, которые ей пришлось отвергнуть ради исполнения однообразных повседневных дел. Каким кратким, каким быстротечным был тот миг, когда рисовались ее воображению прекрасные картины, когда ей казалось, что мир открывается навстречу ее юной силе и ждут ее борьба и победа! Как быстро поблекли эти видения “в свете обычного дня”! Сначала горе и сочувствие были так остры, что она не думала ни о чем, кроме страданий матери. Никакие мысли о себе не вставали между ней и ее дочерним долгом. Но затем, по прошествии недель, маленькие неосуществившиеся надежды начали шевелиться и болью отдаваться в ее груди, сорванные замыслы поднимали голову, словно затем, чтобы ужалить ее, недостижимые радости дразнили ее самой своей близостью - узкой линией раздела, что лежала между ней и их воплощением в жизнь. Легко ненадолго вступить на узкий путь, не глядя ни направо, ни налево, когда поддерживает сознание того, что поступаешь правильно. Но когда первая радость самоотречения - радость, подобная огню в крови, - угасает, тропа кажется еще сумрачнее и безотраднее и шаги становятся неуверенными. Наступило такое время и для Ребекки. Ее бодрому духу был нанесен удар, когда пришло письмо, извещавшее о том, что предлагавшаяся ей вакансия в Огасте занята. И был тогда мятежный прыжок сердца, биение крыльев о стены клетки, жажда свободы и простора большого мира. Это было могучее движение внутренних сил, хотя сама она не давала этому порыву никаких пышных названий. У нее было такое чувство, словно ветер судьбы раздувает, раскачивает туда и сюда пламя в ее душе, оно жжет, пожирает ее, но не поджигает ничего вокруг. Все это продолжалось одну бурную ночь в ее маленькой комнатке в домике на Солнечном Ручье. Но облака унеслись прочь, солнце засияло снова, радуга протянулась через небо, а надежда улыбалась, глядя в ее приподнятое к небу лицо, и манила за собой, говоря:
Друг мой, надейся и жди,
Счастье твое впереди.
Нити радости вплетались в серую паутину повседневной жизни. Были попытки сделать убогий маленький домик не столь убогим, внеся в него что-то из сада, леса или поля и следуя примеру природы в том, как она скрывает уродство везде, где встречает его. Удовлетворение приносило и сознание того, что она хозяйка пусть бедного, но все же поместья, которая строит планы, отдает распоряжения, принимает решения, вносит порядок в хаос, насаждает веселье вместо сонной покорности неизбежному. Утешением была для нее любовь детей, которые тянулись к ней, как цветы к солнцу. Их привлекали ее неистощимые запасы самых разных историй, и они были искренни в своем убеждении, что нет предела способности Ребекки к выдумкам и фантазиям. Хотя она сама и не сознавала этого, действие закона равновесия было здесь в ее пользу, и не только здесь, но и в том, что было еще более важным: в трудные дни мать и дочь нашли и, как никогда прежде, узнали друг друга. Новое чувство рождалось в душе Ребекки, когда она сидела у постели матери в долгие часы боли и страданий, - чувство, которое приходит только с заботой о другом, чувство, которое возникает и растет только тогда, когда сильный склоняется к слабому. Что же до Орилии, то невозможно описать словами счастье, какое нашла она, открыв для себя истинный смысл материнства. В прежние годы, когда ее дети были малы, своими крылами заботы и тревоги наводили мрачную тень на семейный очаг. Затем Ребекка уехала, и без ведома матери за долгие месяцы разлуки ее ум и душа выросли, и теперь, когда у Орилии появились время и возможность, чтобы узнать свою дочь, ей показалось, что такое бывает только в сказках, где эльфы тайно подменяют детей. Орилия и Ханна продолжали жить, не выходя за пределы круга повседневных дел, и привычная работа становилась все скучнее и скучнее, но теперь на определенном этапе жизненного пути должен был появиться не кто иной, как это удивительное существо, которое дает крылья мыслям, что прежде могли лишь ползать, и вносит краски, прелесть, гармонию в тусклую серовато-коричневую ткань существования.
Вы могли бы впрячь Ребекку в тяжелейший плуг, но, пока на ее стороне была молодость и сила, она ни на мгновение не забыла бы о зеленой траве под ногами и о голубом небе над головой. Ее глаза видели тесто, которое она замешивала, и пирог, которому она придавала форму, ее уши слышали, как потрескивает огонь в кухонном очаге и как поет закипающий чайник, но то и дело ее фантазия расправляла крылья и, взмыв в высоту, отдыхала, набиралась сил. Маленький, жалкий фермерский домик был неопровержимым фактом, но она имела много дворцов, куда ускользала порой - дворцов, населенных деятельными и храбрыми героями, принадлежащими миру романтики, дворцов, где их неземные обитатели шепчут душе божественные советы. И каждый раз после отступления в эту крепость мечты она вновь выходила вперед, сияющая и обновленная, как тот, кто видел вечернюю звезду или слышал сладкозвучную музыку или впивал аромат Розы радости.
Орилия могла понять чувства ограниченной и заурядной курицы, которая высидела удивительного, бесстрашного утенка, но ее собственный случай был куда более чудесным, и она могла сравнить свое изумление только с изумлением скромной пеструшки, из яйца которой вылупилась райская птица. Эта мысль не раз приходила к ней в последние две недели и снова мелькнула в это теплое октябрьское утро, когда Ребекка вошла в комнату с охапкой золотарника45 и пылающих осенних листьев.
- Один намек на моды осенней природы, - сказала Ребекка, воткнув между матрасом и спинкой в ногах кровати ветку с великолепными красными и желтыми листьями. - Она склонялась над прудом, и я побоялась, что этой красавице грозит сделаться тщеславной, если я позволю ей слишком долго любоваться ее отражением в воде, так что я поскорей унесла бедняжку от опасности! Разве не чудо! Как мне хотелось бы отнести одну из таких ветвей сегодня бедной тете Миранде! В кирпичном доме не бывает цветов, когда я уезжаю.
