Облачный полк - Веркин Эдуард (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .TXT) 📗

Но «шмайссера» писателю было мало, он достал еще и ППШ.

Наш был не таким веселым: лак на прикладе облез, диск в царапинах – заслуженный аппарат. Не удивлюсь, если на прикладе еще и зарубки, восемнадцать штук. ППШ писатель повесил на другое плечо, подошел ко мне.

– Подержи, пожалуйста, – он сгрузил на меня оружие.

Оно оказалось неожиданно тяжелым, оттянуло плечи. Раньше мне казалось, что это все гораздо легче.

Зачем оружие? Зачем здесь?

– Ненастоящее, – сказал брезгливо писатель. – Небоевое то есть. К боевому давали в придачу милиционера, так что пришлось это взять.

Я заглянул в стволы: сначала в МП, затем в ППШ. Точно, небоевое.

– Как? – спросил писатель.

– Плечи режет.

– Потерпи.

Он снова полез в багажник, и я подумал, что у него, наверное, была шляпа. Такая же, белая. И когда он заглядывал в багажник, она задевала за крышку. Так он ее и потерял, в Крыму.

Виктор достал камеру.

– Ты бы сказал, я бы «Лейку» прихватил, – сказал я.

– Тогда у меня «Лейки» не было, – покачал головой писатель, – это старье как раз то, что нужно.

Он захлопнул крышку багажника, взбудоражил пыль.

– То, что нужно, да. Пойдем.

– Не перепугаем людей? – Я повел плечами, автоматы брякнули друг о друга.

– Нет, они готовы, я им все заранее объяснил. Не переживай… особо. Пойдем.

Писатель толкнул калитку.

Двор как двор, обычный, непонятные железяки, лопата у стены, сена полстога. Равнодушная дворняга. Сначала думал, что дохлая, а она ничего, хвостом пошевелила.

В сенях сапоги, две пары, одежда на крючках, дверь тяжелая, на массивных петлях. Ничего этого не помню. Вошли в дом, и я сразу увидел.

Он сидел на табуретке. Спиной ко мне. Чуть ссутулившись, втянув голову в плечи. Затылок…

Я очень быстро думал. Как… Как такое могло случиться!? Я ведь точно видел… Я мог ошибиться… Я мог ошибиться? Но его ведь могли ранить. Тяжело, случаются очень тяжелые раны, люди выбираются годами, я знал таких. Он мог пролежать в госпитале, в коме, в беспамятстве, и только недавно его подняли… Пятнадцать лет? Но он же заговоренный, он сам всегда об этом… И еще что-то. Совсем невероятное. Про падающие звезды…

– Еле уговорил постричься, – сказал писатель. – Неделю упиралась. Лида!

Он обернулся. То есть она. Девчонка. В гимнастерке, с ремнем… Очень похожа. Почти одно лицо. Сестра.

Улыбнулась. Нет, не то. Ямочки.

– Лидия Александровна! – с укором сказал Виктор. – Я вам третий день талдычу – серьезней надо быть, мы здесь не в бирюльки играем! Серьезней. Не надо улыбаться! Как оно, а?

Он повернулся ко мне.

– Ведь ямочек не было?

– Не было… – согласился я.

Но точно сказать нельзя. Саныч никогда не улыбался так. Обычно он ухмылялся.

Лида поднялась с табуретки. Выше. Она, то есть Лида. Наверное, на полголовы. В плечах поуже, само собой. И лицо… Лицо вот – очень. Только помоложе как-то, покрасивее. И веснушки – просто-таки пшеничного цвета. Прическа короткая. Бедная Лида, писатель умеет уговаривать, ага, воспитательное значение.

– Это я придумал, – похвастался писатель. – Леонид с Лидой похожи ведь очень. То есть это Екатерина Алексеевна придумала. Я у нее спрашиваю: «Ну хоть одна карточка, хоть ранешняя, осталась?» – «Нет, ничего, ни одной». Вот какая чушь получается – Герой Советского Союза есть, а фотографии его нет! А она мне и предлагает: давайте Лиду сфотографируем, она ведь похожа, да? Как ты думаешь?

– Похожа. Очень.

– Лида, это…

– Да помню я, – сказала она. – Вы тогда приходили. Сахар принесли еще, а мама пироги пекла. Она и вчера тоже напекла.

Действительно, пироги, я только сейчас почувствовал… Лида. Я ее совсем не узнавал. Помню, девчонки таскали сахар, но они совсем маленькие были.

– Похожа, – еще раз сказал я.

– Нас и назвали на одну букву, – сказал Лида. – Хотя я Леньку вот совсем не помню. Сахар вот помню, шоколад, ну, когда вы тогда приносили. А самого нет, будто…

На стене звякнуло, и тут же скрипуче запела кукушка. Мы все уставились на нее и терпеливо слушали, пока она отсчитывала свои двенадцать «ку-ку».

– Мама на козу выменяла, – Лида кивнула на часы. – Чтобы звуки были. А сверчки не живут. Я поймаю, посажу за печь, а они уходят.

Писатель выглянул в окно, недовольно причмокнул губами.

– Давайте-ка работать, – сказал он. – А то туча ползет из-за реки, свет уйдет.

Фотографу всегда не хватает света.

– Надо сегодня железно снять… Лида – делай лицо!

Лида принялась усердно делать лицо, смотрела в маленькое круглое зеркальце и корчила воспитательные рожи.

Писатель вытащил из кармана красную коробочку и бережно достал из нее медаль.

– «За отвагу», – пояснил он. – Орден Ленина ведь уже потом дали, с Героем. Они в Пскове лежат, в военкомате.

Писатель осторожно прицепил медаль Лиде на гимнастерку, на левый карман, чуть наискосок, для придания жизненной правды.

– Так вот хорошо…

Виктор снова отбежал в угол, полюбовался работой. Ему понравилось. Мне тоже.

– Теперь оружие. Какой автомат лучше, а? Леонид с каким воевал? Тогда у него, я помню, немецкий был, кажется.

– С обоими, – ответил я. – То есть иногда с нашим, а иногда с немецким, как удобнее. А вообще с пистолетом, в разведке автомат не очень.

– С пистолетом не пойдет, – забраковал Виктор. – Должно быть видно. Ну-ка…

Он сдернул у меня с плеча МП, сунул Лиде. Она отступила.

– Ненастоящий, – успокоил писатель. – Не бойся, бери.

Лида взяла оружие, держала его на вытянутых руках, как гадюку. Писатель отбежал в угол комнаты, сделал из пальцев рамку, поглядел, поморщился.

– Не то… А?

– Похоже вообще-то, – возразил я. – Нормально.

– Не, не то. Спросят – почему советский партизан с немецким автоматом…

– Кто спросит?

Писатель не ответил, отобрал у Лиды МП, вручил ППШ. Немца он положил на сундук, на выгоревшую льняную скатерть.

…Буфет появился, новенький, сквозь стеклянные дверки виднеется посуда и поблескивает серебро. Лампа. Даже не лампа – люстра, наверное, в три лампочки. Комод, похожий на пузатый портфель. На стене над комодом карточки в самодельных рамках – старый усатый дядька, неулыбчивый. Наверное, отец, но на Саныча совсем не похож. Под фотографиями узенькая полочка, на ней слоники, девять штук, у предпоследнего на спинке скол. Раньше не заметил всего этого.

– Тяжелый, – пожаловалась Лида. – Как вы его таскали?

– На шею повесь, – велел Виктор.

Лида продела голову в ремень, положила руки на приклад.

– Да что ты как старушка-то! – усмехнулся писатель. – Не бойся его! Возьми по-хорошему!

– Я не знаю как! – хихикнула Лида.

– Покрепче! Посильней!

– Покрепче… – передразнила Лида. – Посильнее…

Но автомат сжала. И брови насупила.

И сразу все поменялось.

Я еще тогда это подметил, ну, что оружие преображает человека, как-то по-другому его организует, делает старше, значительнее. Лида чуть наклонила голову и сделалась неотличима. Писатель прочитал это по моему лицу и сказал:

– Полушубок надевай. Скорее!

Лида надела полушубок и стала еще похожее: одежда съела рост и расширила плечи. Писатель довольно хмыкнул.

– Теперь шапка, – сказал он. – Шапка где-то… Ага.

Он отыскал шапку, отряхнул ее, взъерошил, нахлобучил ей на голову. Зачем стричься заставлял человека?

– Я сейчас за штативом сбегаю… – Писатель выскочил из комнаты, мы остались одни.

– Правда похожа? – спросила Лида.

– Очень.

– Да… Это правильно, что про Леньку книжку писать будут, он ведь герой. Его именем даже улицу в Новгороде назвали, Валька сама видела.

– Улицу?

– Ага. Красивая, дома все новые, и водокачка есть, и липы цветут везде.

Я очень хорошо представил эту улицу. Она шла в гору, палисады вокруг домов, и таблички с надписями, черным по белому.

– А где народ? – спросил я. – Нет никого. Работают?

– Работают. А вообще, все приходили уже по два раза. Когда узнали, что про Леньку книжку сочиняют, все приходили. Тут ведь вокруг почти ничего не осталось. Вязники сожгли, там теперь только яблони цветут, Торчино тоже, но яблони там не выросли, трава в рост человека. А в Горелой Пади никто жить просто не хочет. Там сами, наверное, знаете…