Поход в Страну Каоба - Травен Бруно (читать книги без регистрации TXT) 📗

В эти же дни землевладельцы платили налоги в хукуцинское казначейство и представителю министерства финансов. Получив единовременно большие суммы за годовые поставки, помещики бывали очень щедры. Они разрешали своим женам и дочерям покупать все, что заблагорассудится, и дарили своим сыновьям по сто, а то и по двести песо золотом, чтобы дать им возможность хоть немного поразвлечься после долгой однообразной жизни в отдаленных поместьях — финках. Сыновья покупали длинные серебряные шпоры, револьверы с золотыми и серебряными украшениями, кожаные куртки с тисненым орнаментом, штаны, обшитые по бокам густой серебряной бахромой, широкополые шляпы, расшитые чистым золотом, — цена их доходила до двухсот песо за штуку. Они покупали также красные, желтые, белые рубашки из натурального шелка. А когда у зубного врача, у которого в эти дни бывал большой прием, появлялась свободная минута, молодые люди заходили к нему, просили подпилить им три-четыре совершенно здоровых зуба и надеть на них золотые коронки, чтобы каждая девчонка в Хукуцине видела, что они — сыновья дьявольски богатых финкеро и могут себе позволить иметь золотые зубы.

После того как все эти роскошные вещи были приобретены, юноши принимались пить и играть, играть и пить, танцевать на площади, потом снова пить и играть.

10

Вполне понятно, что праздник Канделарии в далеком Хукуцине является важным событием для пятисот с лишним арабских, мексиканских, испанских, кубинских и индейских торговцев.

Одних церковных свечей продавали в эти праздничные дни на пять тысяч песо. Все эти свечи тут же ставились в соборе. Бывали годы, когда свечей продавали на восемь тысяч песо, и, будь в запасе еще свечи, их можно было бы продать еще тысячи на три.

Зато в остальное время года Хукуцин, казалось, был забыт не только всем миром, но и собственными жителями. Казалось, все они живут только потому, что не знают, как умереть. И, если в субботу хозяину крупнейшей местной лавки удавалось продать товара на каких-нибудь четыре песо, он считал, что торговля его идет блестяще и он скоро сможет основать банк. Путник, въехавший в город верхом, выбирал на улице, заросшей травой, ту тропинку, на которой не было камней, чтобы топот копыт его коня не потревожил здоровый сон обитателей Хукуцина. Случалось, что приезжего просто угнетала царившая здесь тишина. Ему начинало казаться, что все жители городка умерли и лежат непогребенные в своих домах. Только когда вновь прибывший выезжал на площадь, вымощенную булыжником, и гулко раздавался цокот копыт его коня, в некоторых домах отворялись двери — людям любопытно было взглянуть, кому же это в таком огромном мире, где есть столько самых различных мест, пришла в голову бредовая мысль приехать именно в Хукуцин. Затем на площади появлялся человек в сандалиях, со старинным ружьем, висящим через плечо. Он внимательно оглядывал путника и силился найти какую-либо причину арестовать его и тем самым доказать, что он, будучи полицейским, честно зарабатывает свои двадцать пять сентаво в день. Этим он давал возможность местному судье взыскать с пришельца денежный штраф и внести некоторое разнообразие в монотонную жизнь.

Индейцы, которым случалось приезжать из селений в Хукуцин, чтобы продать продукты, выращенные на своих полях, считали, конечно, Хукуцин огромным, очень богатым городом, центром всего мира. Сотни молодых индейцев не могли вообразить, что где-то на земле существует город крупнее Хукуцина, а те из них, которые побывали в Ховеле или Балун-Канане и утверждали, что оба эти города раз в двадцать больше Хукуцина и что там в магазинах стекла величиной во всю стену, слыли хвастунами.

Индейцы, совершившие вместе со своими женами, детьми и собаками многодневный путь, приближались к городку с чувством суеверного страха. Постепенно, после ряда поездок, во время которых им удавалось продать свои товары по сносным ценам и, как следует поторговавшись, не слишком дорого купить то, в чем они нуждались в своих отдаленных селениях, а главное, избежать обложения налогами, этот страх пропадал. Но случалось, что индейцев, приехавших в Хукуцин с самыми мирными намерениями, городские полицейские под первым попавшимся предлогом арестовывали и сажали в тюрьму. И освободиться индейцы могли только одним путем: согласиться бесплатно проработать неделю на строительстве дороги или дома для местных властей.

Когда индейцы приезжали в Хукуцин на праздник Канделарии, они не входили сразу в город, а на целый день располагались лагерем где-нибудь в леске, на почтительном расстоянии от города. Самый опытный из них, тот, кто уже прежде неоднократно бывал в Хукуцине, отправлялся на разведку, чтобы узнать, не подстерегает ли их в городе какая-нибудь непредвиденная опасность.

Впечатления, которые индейцы получали во время святого праздника Канделарии в Хукуцине, были во много раз более сильными, чем впечатления фермера с отдаленного ранчо в штате Кентукки, когда он впервые приезжает в Нью-Йорк и вдруг оказывается сразу посреди Бродвея [1].

Разница между видом городка в дни праздника и в обычное время была столь велика, что индейцы, попавшие в город в праздник, полностью теряли ощущение реальности — настолько непривычно было для них царившее там шумное оживление.

Чтобы представить себе, насколько менялся облик города, нужно иметь в виду, что товарооборот в этом богом забытом месте в дни праздника достигал суммы в миллион двести пятьдесят тысяч песо и что банкноты достоинством в шесть и десять тысяч песо легче переходили из рук в руки, чем в обычное время бумажки в десять песо.

11

Нетрудно понять, почему вербовщики приурочивают окончательное заключение контрактов с рабочими, отправляющимися на отдаленные монтерии, к празднику Канделарии. Рабам демонстрируются сила и блеск их господ и всемогущество их бога. Индейцы, которые под воздействием всего этого великолепия заключают контракты с вербовщиками, столь же мало помышляют о дезертирстве, как и новобранцы, которым своевременно вправили мозги.

Если индейцам под влиянием мук и страданий на монтериях приходила мысль о побеге или даже о самоубийстве, они тут же вспоминали роскошный праздник Канделарии в Хукуцине и необоримую силу своих хозяев.

Те, кто может в сонный, тихий, казалось, вымерший городок Хукуцин внести такое оживление, такую праздничность и, словно по волшебству, собрать там такую массу людей, хотя бы и на десятидневный срок, должны бесспорно обладать божественной силой, и ни один индеец, куда бы он ни скрылся, не сможет уйти от возмездия. Договор с такими хозяевами надо выполнять точно, до последней буквы.

II

Первыми из торговцев, прибывших в Хукуцин, были арабы. Затем приехали испанцы, за ними — кубинцы и, наконец, гватемальцы.

Самыми последними, с опозданием, приехали мексиканцы. Мексиканцы вечно опаздывают — это у них вроде болезни. Они даже умереть вовремя не умеют. Только две вещи начинаются в Мексике точно: бой быков и «грито». «Грито» — это традиционный клич свободы, который раздается в каждом мексиканском местечке 15 сентября, в день, когда отмечается провозглашение независимости Мексики от испанской короны [2]. Прокричать «грито» — почетная обязанность самого высокого должностного лица в данной местности. «Грито» всегда кричат ровно в одиннадцать часов утра 15 сентября каждого года.

Но в своих делах мексиканцы всегда неточны, как, впрочем, и тогда, когда отправляются на свадьбу, крестины или похороны. Да и к чему им быть точными? Они ведь находятся в своей собственной стране, дарованной им самим господом богом на вечное жительство, и пользуются всеобщим, свободным и демократическим избирательным правом.