Женя и Дженни, или Вампир из 1Б - Климонтович Николай (электронные книги без регистрации txt) 📗

— Ты читай, читай, — сказала мама, — мы уже взрослые.

— «…и съели пекинеса…».

— Людоедская какая статья, — заметила бабушка.

— «Но этого мало, — читал дальше дедушка с возрастающим оживлением, — от соседки, неземной красавицы в шубе из беличьих хвостов, жившей за бронзовыми воротами с кружевами и позолоченными блямбами, петушок на башенке отдельно, еще зимой ушел муж на мерседесе, и едва ли вернется. К тому же, скоро пойдут грибы, а в ваш поселковый магазин завезли свежую сметану и плоскогубцы. Можно жить. Впрочем, перемерз, конечно, насос, обвисла электропроводка, капает капель сквозь крышу веранды, но это не должно вас слишком огорчать. Потому что сезон только открылся, и электромонтер придет к вам не позже августа».

— Пустая болтовня, — сказала бабушка. — Не морочь голову, мне собираться надо. Собрать всех вас — вот это подвиг.

— Подожди, подожди, Таня, самое главное впереди. «Мы подошли к коренному вопросу. А именно: зачем интеллигентному человеку, говорящему с пятого на десятое на нескольких языках»…

— Это не про меня, — сказала бабушка. — Я говорю по-английски без акцента. И перевожу на него с русского.

— Это обобщенно, Таня, — объяснил дедушка. Так вот: «… зачем интеллигентному человеку, выросшему на урбанистском пленере, — дача? К чему ему с трудом пытаться сохранить достоинство, лежа в гамаке и кутаясь в мещанскую пижаму, делая вид, что он читает Шопенгауэра в подлиннике, и выкапывать на зиму клубни гладиолусов? Отчего его так сладко тянет уже в февральские метели — к заветному камельку, для которого запасены сырые дрова? Зачем он мучается уже в марте, застряв в машине в пробке на Нижней Масловке, заработает ли насос и распустится ли слива? Ответ — потому что он лелеет мечту о побеге»…

— Это — критический реализм, — заметила мама. — Я имею ввиду пробки. И мысли о сливе.

Здесь дедушка воодушевился так, что поднял вверх палец:

«Дача — как замок, как способ спрятаться, как инструмент эскаписта. Как феодальное владение, табуированную границу которого может пересечь только финансовый инспектор. Но это как раз инспектор того рода, с которым легко договориться. Дача повышает вашу самооценку. Вы становитесь на ней истинно частным человеком — вопреки этимологии слова. Язык не обманывает: вы чувствуете себя именно частником, что в обиходе означает владельцем. Не ответственным квартиросъемщиком, не нанимателем, не пайщиком или дольщиком, но — отдельным человеком. Гражданином. С поползновениями на права. Собственности. Можете сажать брюссельскую капусту под пленкой на своей земле. И если кто-то порекомендует на этом месте сажать капусту стручковую, вы спокойно можете послать советчика…»…

— А что такое стручковая капуста? — спросила Женя, которой хотелось поскорее собрать Дженни и усесться в автомобиль.

— Наверное, это тоже шутка, — неуверенно ответил дедушка, потому что был доктором технических наук и в ботанике понимал мало. — И продолжал: «Но помните: как кого-то тянет к земле, вас будет тянуть — на асфальт. Вам захочется глотнуть выхлопного газа, измазаться в городской пыли, принять ванну и позвонить знакомой. Не по мобильному. Выйти в тесный тенистый двор и поздороваться с соседкой, которая выгуливает внучку, лабрадора и мужа»…

— Это про тебя, бабушка, — заметила Женя.

«Вам будем нужно прильнуть к городским корням. И, глядя на закат, загоревшийся между высоких крыш, вы вспомните с тоскою, что завтра — за руль электрички, жена в панаме, тесть садит рассаду, зорю бьют, и недочитанный том в гамаке».

— Дай-ка мне журнал, — сказала мама. — Вообще-то это выпендреж и чушь, но я хочу показать эту статью одному знакомому.

Женя тут же догадалась, что один знакомый — это хозяин кудрявого Афони, артист с усами и трубкой.

— А мне, чем с вами прохлаждаться, действительно не забыть бы семян. А вот своё личное имущество каждый собирает сам! — сказала бабушка решительно и ушла по своим делам.

— Ты забыла про две новые колоды карт, — сказал дедушка. — И про свечи. Это из общего хозяйства. А что касается меня, то я всегда собираю свои личные вещи сам.

Конечно, это враки, подумала Женя. Потому что бабушка, когда дед собирался в командировку, всегда сама укладывала его чемодан. Но вслух ничего не сказала. Когда взрослые заливают, благоразумнее всего промолчать.

— Не забудьте две миски для Дженни, — только и сказала Женя. — Для корма и для воды.

— Вот ты и не забудь, — сказала бабушка. — Это твоя собака. И собери свой рюкзак. Не забудь теплые колготы.

— Да уж не забуду, — сказала Женя и выразительно посмотрела на дедушку. — Я-то ничего не забываю.

— А я составлю свой список, — гордо сказал дед.

И он его составил. Вот этот список:

Когда он показал свой список бабушке, она спросила:

— А вот это что за пункт?

— Где? — чуть испугался дедушка.

— Вот этот. Написал, как курица лапой.

Вот странно, подумала Женя, курицы не умеют писать. Тем более лапой. Лапы — это у Дженни. А у курицы, у курицы… у курицы — ноги. Ножки, то есть. Вот так и надо говорить: написал, как курица ногой.

— Это лупа.

— Боже, зачем?

— Читать мелкий текст. Который не берут очки.

— И, скажи на милость, зачем тебе два шарфа?

— Как зачем. Для плохой погоды и для хорошей.

— А лыжный костюм?

— Но погода может совсем испортиться. Ты же знаешь, мы живем в средней полосе с весьма нестабильным климатом…

— Ах, знаю, знаю…

И бабушка махнула рукой. Потому что поняла, наверное, что и на этот раз ей придется собирать деда самой.

Старый дом

Дача в дачном поселке Нарядный досталась дедушке от его дедушки, инженера-путейца, железнодорожника по-нынешнему. Никто теперь не мог вспомнить происхождение этого названия. Женя предполагала, что поселок так называется оттого, что все дома здесь нарядные, некоторые с флюгерами в виде петушков. Флюгеры показывали направление ветра. Ведь каждому понятно, что жить на даче и не знать температуру воздуха и направления ветра просто неприлично.

Бабушка же утверждала, что название пошло от слова разнарядка, на что дедушка укорял ее в отсутствии поэтического полета мысли. Так или иначе, но поселок был основан очень давно, кусты и деревья за долгие годы буйно разрослись, и поселок уже весной утопал в зелени, среди которой виднелись там и сям бордовые и зеленые крыши.

Их дом был большой и деревянный, с резными балясинами на крыльце, похожий на пожилой терем. Иногда, в дождь, с потолка веранды подтекало и капало в подставленный таз. Сколько себя помнила Женя, а она помнила себя очень давно, почти с двух с половиной лет, дедушка с бабушкой каждое лето говорили, что надо сделать крышу. Но это они, наверное, шутили, потому что крыша на даче, конечно же, была. Наверное, не сделать, а починить. А мама говорила, что когда она сама была маленькой, тоже каждый день слышала эти разговоры. Крыша была железная и гулкая, и весело было слушать, как в непогоду стучит по ней дождь.

Под стать дому большим был и участок, полгектара, такие в далекие времена давали заслуженным людям, которых, наверное, тогда было немного. Теперь-то заслуженных людей, будь то инженеры-железнодорожники или так, профессора, стало много больше, а земли, видно, не прибавилось. И дают нынче понемногу, так соток шесть-восемь. А здесь целых пятьдесят.

Судя по размеру участка, дедушка дедушки был весьма заслуженный человек-железнодорожник. И то сказать, тогда железные дороги были коротки, а страна большая, и хорошие железнодорожники были в большой цене. Сегодня же железные дороги стали очень длинными, и на каждой станции дежурят железнодорожники. Их теперь стало так много, что земли, конечно, на них на всех не хватает. А если учесть, что землю хотели бы иметь не только железнодорожники, то и люди других профессий, то даже и не понять, откуда взять на каждого желающего даже по одной сотке, не говоря уж о восьми.