А ты постарайся! (Сборник с илл.) - Голявкин Виктор (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗
Васька меня на забор подсадил, снял туфли и мне протянул. Ему в них на забор никак было не забраться. А мне с этими туфлями сидеть на заборе тоже неудобно. Одной рукой туфли держать, а другую ему протягивать.
Кричу:
– Давай скорее руку, а то свалюсь!
Он замешкался, стал почему-то носки снимать, хотя и в носках можно было лезть спокойно. Как раз ребята подошли, торопят, никому неохота в оперетту опаздывать.
В общем, он мне руку подать не успел, я не удержался и на ту сторону свалился вместе с туфлями. Хорошо еще, удачно упал, ничего такого не приключилось. Только в рот земля попала.
Я эту землю выплюнул, встал, отряхнулся и жду, когда Васька появится. Ребят-то там много, помогут ему на забор подняться.
А он все не появляется.
Мимо прогуливаются люди по широкой аллее в ожидании звонка и, как мне кажется, на меня поглядывают.
Тогда я надеваю Васькины туфли на свои ноги и отхожу в более темное место.
Но Васька все не появляется.
Я еще немного постоял и пошел к выходу. А прямо мне навстречу милиционер ведет Ваську за руку. На одной ноге у него носок, а другим носком он вытирает слезы.
Васька, как только увидел меня в своих туфлях, заорал не своим голосом на всю оперетту:
– Свои грязные ноги засунул в мои туфли!!! Аааааа!!!
Даже милиционер растерялся.
– Ты мне смотри вырываться! – говорит. – Ишь ты! В одном носке в оперетту собрался, да еще вырывается!
– Это правда! – кричу я. – На мне его туфли!
– Не суйся не в свое дело! Тоже мне защитник нашелся!
Милиционер меня и слушать не хотел. Во– круг говорят:
– Смотрите-ка, смотрите, у парнишки носок на одной ноге…
– А по-вашему, если бы он в двух носках явился сюда, было бы лучше?
– Ему бы на сцену в таком опереточном виде!
Я стал снимать туфли, чтобы Ваське отдать, но меня оттеснили.
Ведут Ваську в пикет. Впереди большущая толпа. Ну и дела!
Пока Ваську вели, он все время оборачивался и повторял:
– Снимай мои туфли! Снимай мои туфли!
Он только о туфлях и думал, смелый все-таки человек, совсем не думал о том, что попался.
Я все старался в пикет пройти, но меня не пустили.
И чего он за свои туфли расстроился? Не мог же я их все это время в руках держать! Подумаешь! Как будто бы их помыть нельзя!
Я подхожу к фонтану и тщательно мою его туфли. Все старался поглубже засунуть руку в носок, чтобы как можно лучше вымыть. И вдруг замечаю, как эти прекрасные туфли расползаются, а блестящая серебряная краска слезает, как чешуя с рыбы…
В это время из пикета выходит Васька и направляется ко мне.
Подходит.
Я стою, опустив голову, держу в каждой руке по туфле.
Его лицо бледнеет при свете фонарей.
– Ты стер мое аргентинское клеймо?! – спрашивает он сдавленным голосом.
Васька Котов выхватывает у меня свои туфли.
– А почему они мокрые?! – вдруг кричит он и бежит к фонарю.
Там, у фонаря, он сразу замечает всю эту ужасную непоправимую перемену со своими туфлями…
– Это не мои туфли!!! – кричит он.
– Все смылось… смылось… смылось… – твержу я.
– Как это смылось?! – орет он визгливо.
Распахнулись двери зала. Народ хлынул из дверей и увлек нас к выходу.
Я потерял в толпе Ваську, но при выходе он снова оказался рядом со мной и прошипел мне в самое ухо:
– Отдавай мне новые туфли… слышишь? Отдавай!
Я понимал его.
– Какие были! – прошипел он.
В это же самое время мне наступили на ногу, я скорчился от боли и крикнул ему со злостью:
– Пошел ты от меня со своими долгоносиками!
– Ах так! – крикнул он и, рывком вырвавшись из толпы, помчался вверх по улице по направлению к дому, а я пошел за ним.
Всю ночь мне снились танцующие аргентинцы в серебряных ботинках, а когда под утро мне стали сниться танцующие крокодилы в серебряных ботинках, я в ужасе проснулся.
Пришел Васька. В каких он был рваных сандалиях! Трудно даже себе представить. Каким-то чудом эти сандалии держались на его ногах.
– Мне нечего надеть, – сказал он тихо.
Я смотрел на его сандалии, вздыхая и сочувствуя ему.
– А те никак нельзя зашить? – спросил я тихо.
– Никак, – сказал он.
– Неужели никак нельзя зашить?
– Они не настоящие, – сказал он, опустив голову.
– А какие же они?
– Они картонные, – сказал Васька.
– Как?!
– Они театральные, – сказал Васька. – Все равно бы они развалились…
– Как то есть театральные?
– Ну, специально для театра, на один раз… у них там делают такие туфли на один раз…
– Зачем же тебе их купили?
– Случайно купили…
– Значит, они театральные?!
– Театральные… – сказал Васька.
– Тогда черт с ними! – сказал я.
– Черт с ними… – сказал Васька.
– Это замечательно, что они театральные! – сказал я. Хотя ничего замечательного, конечно, в этом не было. Но все равно это было замечательно!
– Снимай сандалии, – сказал я, – зачем тебе сандалии! Снимай их, и пойдем в оперетту!
Пятнадцать третьих
Все столпились возле бильярда.
– Довольно играть просто так, – сказал он. – Я играю на третье. К примеру, кисель дадут, или компот, или там шоколад, ну не важно что, ясно?
Всем было ясно. Стали играть.
К обеду он выиграл пятнадцать третьих.
Подали чай. Все кричали:
– Чай! Чай!
Даже повар сказал:
– Во как любят чай!
Он залпом выпил один стакан, второй, третий, четвертый…
– Стойте… – сказал он. – Сейчас… погодите…
Залпом он уже пить не мог.
Все обступили его. Он сидел перед стаканами, тяжко вздыхал, говорил «погодите» и отпивал каждый раз по глотку. Кругом шумели. Давали советы. Кто-то пощупал его живот.
– Живот не хватать, – сказал он, – нечестно…
Но больше он уже пить не мог. Он стал бледен, таращил глаза, икал.
Позвали вожатого.
– Что с ним такое? – спросил вожатый.
– Да вот чаю попил, – сказал кто-то.
С трудом его подняли со стула. Взяли под руки. И повели.
Пароход и лошадь
Когда я ходил в школу, в первый класс, я любил рисовать пароходы. Я всем хвалился: вот какие замечательные пароходы я могу рисовать!
И вот однажды я спросил одного мальчишку, может ли он нарисовать такой же замечательный пароход. Я тут же нарисовал большой пароход с трубами, все как полагается. Потом я подрисовал море синим карандашом, а красным карандашом – флаг на мачте, и получилось совсем хорошо: плывет по морю пароход, а на мачте у него развевается красный флаг.
Мальчишке понравился мой корабль, но он мне сказал:
– Я могу лошадь нарисовать.
И он нарисовал лошадь.
Эта лошадь была так хорошо нарисована, что я больше не хвалился своими пароходами, потому что такую лошадь я не сумел бы нарисовать никогда!
Так всегда бывает
Мяч свой я у них отобрал. Потому что мяч мой. Кидаю мяч в стену и сам ловлю. Очень мне все нужны! Хватит мне этой стенки.
Вот я и ловлю мяч от стенки. А Гога кричит:
– Смотрите-ка, он сам с собой играет!
Разве я сам с собой играю? Я со стеной играю.
Пес Катушка ко мне привязался, вокруг бегает, машет хвостом. А Гога кричит:
– Ой, глядите, с Катушкой играет!
– Не я с Катушкой играю, а Катушка со мной играет.
И продолжаю играть.
Играю себе, играю.
Вдруг пес Катушка – цап мячик! – и все…
Превратился мячик в лепешку.
А Гога орет:
– Так всегда бывает!
– Врет, наверное…
Карусель в голове
К концу учебного года я просил отца купить мне двухколесный велосипед, пистолет-пулемет на батарейках, самолет на батарейках, летающий вертолет и настольный хоккей.
– Мне так хочется иметь эти вещи! – сказал я отцу. – Они постоянно вертятся у меня в голове наподобие карусели, и от этого голова так кружится, что трудно удержаться на ногах.
