Всегда вместе - Хавкин Оскар Адольфович (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
И Хромов остался.
Учитель устраивал жизнь на новом месте, осматривал рудник, знаке милея с новыми людьми. Но более всего его тянуло в школу — в это двухэтажное здание на берегу Джалинды, когда-то принадлежавшее английской концессии.
Учитель ловил любопытные взгляды ребят, слышал за спиной быстрый шопоток, приглядывался к лицам детей, и ощущение новизны соединялось с приятным холодком тревоги и ожидания.
В канун октябрьского праздника Хромов пришел в школу перед началом второй смены.
В учительской на диване сухонькая горбоносая учительница немецкого языка Татьяна Яковлевна Добровольская беседовала с грузной, незнакомой Хромову женщиной. Он сразу обратил внимание на жакет с буфами, плотно облегавший фигуру собеседницы Добровольской. Пышные сборки на рукавах вызвали в памяти словцо Брынова: «эполеты».
Андрей Аркадьевич с любопытством взглянул на немолодое, с крупными чертами лицо. Взгляд его растворился со встречной любезной улыбке.
— Познакомьте нас, — прервала женщина щебетанье Татьяны Яковлевны. Голос у нее был низкий, густой.
— Андрей Аркадьевич, да подойдите же! — сказала Татьяна Яковлевна, кокетливо передернув плечиком. — Альбертина Михайловна только ради вас и пришла.
— Бурдинская, — представилась «дама с эполетами».
Она подвинулась, освобождая Хромову место рядом с собой на диване.
— Прекрасно, что приехали, — глядя на Хромова чуть выпуклыми глазами, басила Альбертина Михайловна. — Руднику нужны образованные люди. Мой муж с нетерпением ждет знакомства с вами. Вы не поверите, но мои мальчики — и Валерик, и Сереженька, и Петруша — уже влюблены в вас. Они будут в восторге от ваших уроков. География — это увлекательный предмет!
Все это было высказано с такой убежденностью, что Хромов и впрямь стал сомневаться — не встречал ли он эту представительную даму когда-либо в прошлом. От него не ускользнул критический взгляд, которым Бурдинская обвела его с ног до головы («Костюм, что ли, не в порядке?»).
— О да! — воскликнула Татьяна Яковлевна, — Но надо соединить знание географии со знанием иностранного языка! Мы с вами союзники, Андрей Аркадьевич! У меня нет неуспевающих!
Она вдруг осеклась и с горечью сказала:
— Если бы только не Захар Астафьев! Если бы только не он!
Она посмотрела округлившимися, как у птицы, глазами на учительницу литературы:
— Варвара Ивановна, когда же вы возьметесь за Астафьева?
Варвара Ивановна, прислонившись спиной к круглой, обитой черными железными листами печке, равнодушно курила. Услышав свое имя, она повернула голову. Глубокие складки у рта, красноватая кожа придавали лицу этой тридцатилетней женщины угрюмое выражение.
Варвара Ивановна пожала плечами, плотнее закуталась в серую оренбургскую шаль и, не произнеся ни одного слова, продолжала курить. Казалось, она приросла к своему месту у печки.
В учительскую вошла молоденькая учительница второго класса Шура Овечкина. Хромов дружески ответил на ее приветствие, а Шура, плохо скрывая свой интерес к разговору на диване, уселась напротив учителя математики, проверявшего за столом тетради.
Альбертина Михайловна поправила лепестковой толщины платочек в кармане жакетки и тоном, не допускающим возражений, сказала:
— Вечером, восьмого ноября, вы, Андрей Аркадьевич, — мои гость. Я, Семен Степанович и наши дети будем вас ждать. И вас, Татьяна Яковлевна… И вы, Шура, приходите.
Бурдинская удалилась, шевеля «эполетами».
Хромов заметил, каким недоверчивым взглядом проводила Бурдинскую учительница литературы.
Платон Сергеевич вышел из своего кабинета:
— Ну как, Андрей Аркадьевич, познакомились? Не испугались?
— Ничуть! — ответил Хромов. — С чего бы!
— А вот Геннадий Васильевич и Варвара Ивановна, — шутливо сказал директор, — не жалуют Альбертину Михайловну.
— А за что жаловать? — спросил Геннадий Васильевич. — Она нас похваливает, а сама сверху вниз смотрит.
— Мне все равно, как на меня смотрят, — сухо возразила Варвара Ивановна, — но я не допущу, чтобы детей отвлекали от школы пустыми развлечениями.
Шура Овечкина вспыхнула:
— И совсем не отвлекает! И совсем не пустые! Неправда все это! Альбертина Михайловна нам помогает… Я сама у нее музыке учусь… — Овечкина даже с каким-то вызовом обратилась к Хромову: — Приходите к Альбертине Михайловне, приходите! У нее и рудничная молодежь бывает… У нее интересно… Она ведь вам понравилась?
Хромов взглянул на Кухтенкова. Директор стоял у окна и задумчиво барабанил пальцами по стеклу.
— Ну, конечно, Александра Григорьевна, — ответил, улыбаясь, учитель географии, — поправилась!
— Вот вам в награду за это! — Шура бросила ему через стол кедровую шишку.
Хромов поймал ее. От кедровой шишки шел чуть уловимый запах апельсиновой корки.
4. Праздник
Мороз и солнце придают воздуху стеклянную ясность. Похрустывает под ногами ноябрьский ледок. Воздух пахнет мороженой брусникой и хвойной свежестью… Рудник расцвечен флагами, кумачевыми полотнищами. Из репродукторов льются торжественные марши, песни и речи.
Школьный зал прибран. Сцепа, сооруженная ребятами и дедом Боровиковым из досок и козел, покрыта большим ковром, взятым из учительской. Посредине сцепы — стол под красным сукном. На столе, в глиняных кувшинах, веточки багульника.
Школьный вечер начался с доклада Платона Сергеевича. Вначале Хромову казалось, что директор говорит как-то уж очень просто, без подъема. А на лицах ребят было написано живое внимание.
Хромов стал вслушиваться и понял: Кухтенков не докладывает, а разговаривает с ребятами. И разговор у него выходил и серьезный и душевный, а местами с каким-то особым — не ярким, но доходчивым юмором.
Он похвалил Кешу Евсюкова, Полю Бирюлину, Тиню Ойкина, Сеню Мишарина и других комсомольцев за успеваемость по всем предметам.
Потом ясно и вместе с тем осторожно, чтобы не обидеть учителей, показал, что физику и химию трудно изучать с помощью «одного мела»: надо использовать приборы, схемы, аллоскоп.
И вдруг, улыбнувшись, посмотрел на Хромова:
— К нам приехал новый учитель географии, Андрей Аркадьевич…
Хромов почувствовал на себе десятки внимательных взглядов.
— Теперь, — продолжал директор, — Зоя Вихрева уже не будет на вопрос, где находятся истоки Дуная, отвечать: «Дунай течет из-за границы»…
Ребята заулыбались, а Зоя спряталась за спины товарищей.
Платон Сергеевич посерьезнел. Он заговорил о неграмотности.
— Вы знаете, ребята, как терпелива и требовательна Варвара Ивановна. Многие из вас хнычут: «Гоняет нас Варвара Ивановна!» А ведь не зря гоняет. Тургенев с гордостью говорил о великом русском языке, о его красоте. Маяковский воскликнул: «Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин». А Борис Зырянов и Троша Зубарев говорят «шешнадцать», «хотит» — и не краснеют!
Директор достал из портфеля тетрадку в зеленой обложке, развернул ее и, держа за уголки, словно в руках у него была лягушка или грязная тряпка, показал всему залу: даже издали были заметны следы красного карандаша.
— Это сочинение Дмитрия Владимирского, ученика восьмого класса. Двенадцать грамматических и синтаксических ошибок… Стыдно!
Митя, как ни сгибался, не мог спрятаться за товарищей: он был высок, а главное, неосмотрительно сел на видном месте.
— Мне рассказывали, Владимирский, что ты ведешь дневник и что в нем есть такие записи: «Митя, возьмись наконец за ум», «Митя, перестань симулировать». Значит, ты понимаешь, что так заниматься нельзя?
Из восьмиклассников Платон Сергеевич назвал в числе неуспевающих Ваню Гладких и Захара Астафьева.
А закончил Кухтенков так:
— Передал мне дедушка Боровиков письмо от своего сына Павлика. Наверное, некоторые из вас его помнят. Он окончил нашу школу восемь лет назад, служил в армии, а недавно с отличием выпущен из Военно-воздушной академии…
