Девочка из Ленинграда - Кануков Саадул (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
— Мама! Но это же такая дорогая память для папы! Ну, я прошу тебя!
Евгения Федоровна посмотрела в умоляющие глаза дочери.
— Ну, хорошо… — сказала она и обратилась к Арине Павловне: — Мама, газету и письма комиссара ты взяла?
— Как же, Женечка, как же! Первым делом! — Она приложила руку к груди.
Сущая мука была с Вовкой. «Чапай» ни за что не хотел расставаться со всем своим боевым снаряжением. И пистолет хотел взять, и карабин, и жестяную пушку. И даже деревянного скакуна, впряженного в тачанку, не хотел оставлять.
Но мама была неумолима: разрешила взять только один пистолет, стреляющий палочкой с круглой резинкой на конце.
Закончили сборы далеко за полночь. Они с мамой легли спать в третьем часу, а бабушка совсем не ложилась. Она разбудила Раю в восемь часов утра: ей надо было сходить к Светке проститься.
Света хлопотала на кухне, варила манную кашу для сестренки, когда пришла Рая. Взглянув на подругу, она сразу поняла, что Рая пришла сказать что-то важное.
— Света… Мы… мы… мы уезжаем… — выдавила она. — Но я буду тебе писать. Ты только отвечай мне тогда. Вот тебе ключ от нашего почтового ящика: может, письма какие будут — перешлешь.
Света обняла подругу.
— Ой, Раечка, наверное, мы больше не увидимся.
— Ну что ты! Глупости! Как наши фашистов прогонят, мы снова вернемся в Ленинград. — Рая развязала бант на кофточке и протянула ленту подруге. — Возьми, а мне дай свою. Это клятва: никогда не забудем друг друга.
Девочки обменялись лентами. Рая поцеловала Свету и, не оглядываясь, торопливо вышла.
Машина пришла в половине одиннадцатого. Кузов ее был уже полон вещей, и они с трудом пристроили свои чемоданы и узлы.
Машина уехала.
Бабушка заперла двери. С минуту молча постояли у крыльца. Потом бабушка перекрестила дом, и отправились на вокзал.
Шли молча. Только Вовка все спрашивал:
— Мам! А далеко юг? А папа найдет нас?
На вокзале их встретил мамин начальник — заведующий роно Никанор Петрович Северов. На финской войне он потерял руку.
Никанор Петрович заглянул в записную книжку.
— Значит, так, Евгения Федоровна: ваш вагон — седьмой, пассажирский, поскольку вы с детьми. А вещицы ваши будут в последнем, в товарном. Прошу! — кивнул он на эшелон.
Вагон уже был полон людей, а полки завалены ручной кладью: узлами, рюкзаками, сумками.
— Евгения Федоровна! Прошу сюда! — окликнул маму какой-то седой старичок в очках с золотой оправой.
— А, Леонид Аполлонович! Здравствуйте! А не стесним вас?
— В тесноте — не в обиде!
Старичок был маминым сослуживцем, преподавателем математики. Он вышел в прошлом году на пенсию.
Мама и бабушка разместились рядом с Леонидом Аполлоновичем на поперечном сиденье, а Рая с Вовкой — на боковом, у прохода. Вовка сразу прильнул к окну…
Налет
Поезд шел на юг уже несколько дней. В вагоне было душно. Мучила жажда. Вовка в начале дороги почти не отрывался от окна, за которым пробегали леса, мелькали деревни, будки, сверкали под солнцем речушки, ручьи. Потом лес кончился и до самого горизонта не было видно ни деревца.
— Рай! А где же елки?
— Тут они не растут. Тут степь.
— Какая степь?
— Ну, такая… Ты же видишь какая: поля, поля, поля. И земля черная. Так и называется — чернозем.
Степь скоро наскучила Вовке, и он начал хныкать:
— Мам, когда будет юг?
— Скоро, сынок. Не надо ныть. Будь молодцом… Ты же у нас чапаевец, — с улыбкой добавила мама.
Вовка посмотрел исподлобья на Леонида Аполлоновича: старичок, видимо, был очень удивлен, что едет в одном вагоне с самим чапаевцем, и мальчик для пущей важности достал пистолет.
— Осмелюсь спросить, какой системы? — поинтересовался Леонид Аполлонович. — А, «кольт»! В семнадцатом, при штурме Зимнего, довелось им пользоваться. Отличное оружие!
Казалось, пути не будет конца. Леонид Аполлонович совсем ослаб. Плохо чувствовала себя и бабушка. И только мама не поддавалась усталости. Она была как бы хозяйкой не только их отделения, а и всего вагона. Рая помогала ей. Ходила за кипятком, подметала пол.
На некоторых станциях поезд простаивал часами, пропуская воинские эшелоны, и тогда Рая выходила из вагона. С ней увязывался и Вовка. Мать строго наказывала: держать мальчика за руку и ни в коем случае не отпускать от себя.
На каком-то из перегонов поезд был обстрелян из пулемета немецким самолетом. В первом вагоне одного человека ранило.
— Слава богу, что бомбу разбойник не сбросил… — вздохнула старушка, сидевшая рядом с Раей.
После этого случая фашистские самолеты все чаще кружили над эшелоном. И вот произошло то, чего все опасались.
Поезд шел голой степью. Вдруг кто-то вбежал в вагон и крикнул: «Немецкие самолеты!» И тут же раздался оглушительный взрыв. Вагон тряхнуло, с полок полетели вещи. Лязгнули буфера, истошно заскрежетали тормоза. Поезд остановился.
— Товарищи! Быстро все из вагона! — послышался чей-то властный голос.
Рая оглянулась и увидела Никанора Петровича. Там, на вокзале в Ленинграде, он был в светлом костюме, а сейчас в солдатской гимнастерке, подпоясанной широким ремнем, за который заправлен пустой рукав.
Люди, схватив вещи, бросились к выходу. В дверях образовалась пробка. Послышался детский плач.
— Спокойно, товарищи, спокойно! — распоряжался Никанор Петрович.
От прямого попадания в щепки разлетелись три первых вагона, свалился набок паровоз. Слышались стоны, плач, рев моторов вражеских самолетов. Люди метались по открытой степи, а кругом рвались бомбы.
— В балку, в балку! — кричал Никанор Петрович.
Мама бежала впереди с Вовкой на руках. Бабушка то и дело спотыкалась. Рая поддерживала ее.
— Внучка, оставь меня: беги одна…
— Нет, нет, бабушка, держись за меня! За плечо держись!
Рая видела, как один из самолетов развернулся и на бреющем полете пошел на людей.
— Мама, ложись! — крикнула она и упала в траву, потянув за собой бабушку.
В тот же миг раздалась пулеметная очередь, и рев моторов, как штормовой вал, накатился на людей, придавил к земле…
Когда все стихло и Рая подняла голову, мать лежала ничком. Около нее плакал Вовка. Рая бросилась к матери:
— Мама! Мама!..
Подбежала Арина Павловна, упала на колени.
— Женечка, милая, что с тобой? — Она приподняла голову Евгении Федоровны.
— Мама-а-а! — простонала Рая и уткнулась в ладони: лицо матери было залито кровью.
Арина Павловна опустила Евгению Федоровну, зарыдала, трясясь всем своим худеньким телом.
Подбежал Никанор Петрович, подхватил Вовку на руки.
С ближайшей станции приехала на дрезине бригада путевых рабочих. Вслед за ней прибыл специальный ремонтный поезд.
Рабочие вырыли большую могилу. Беженцы поднесли к ней погибших. Один за другим тела опускали в могилу.
— Мама-а! Ма-ма-а-а! Встань! — надрывно кричал Вовка.
Рае казалось, что все это происходит во сне, в страшном, кошмарном сне.
Уже над могилой вырос большой холм влажной земли, а она все надеялась, что мать вот-вот встанет и скажет: «Не плачь, дочка… Ничего не случилось…»
Но она услышала другой, мужской голос — звучный, повелительный:
— Товарищи! На поезд надеяться нельзя, пойдем пешком. Будем пробиваться на Харьков. Дорога нелегкая, но другого выхода нет. Не будем терять времени — трогаемся!
Взвалив на спину уцелевшую кладь, люди двинулись вдоль железнодорожного полотна. А Рая с бабушкой и братом еще долго стояли у могилы.
— Пойдем, внучка, а то отстанем — пропадем одни, — сказала Арина Павловна.
Но Рая все стояла: ноги не двигались, глаза не отрывались от начавшего уже подсыхать под степным горячим ветром холма.
Арина Павловна потянула ее за руку:
— Пойдем, Раечка, пойдем…
