Конь-беглец - Кузьмин Лев Иванович (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
Мать стукнула по оконной раме, распахнула створки; в квартирёшку, вдобавок к шуму за стеной, ворвался шум снизу, со двора. Туда подвалила новая партия приезжих. Подвалила тоже с коровами, с поросятами, и около сараев-клетушек, поскольку на всех их не доставало, завязался чуть ли не бой.
Мать ткнула туда, вниз, рукою, сказала отцу возмущенно:
— Глянь, в какую пропастину ты нас завез! Неужели и мы будем вот этак же тут воевать? А за что и для чего?
— Не я завез! — вспыхнул отец, показал через подоконник на раскинутый вдали, в синеве предночья поселок, на высокое в нем и ярко освещенное электроогнями здание.
— Не я завез, а те, кто там в креслах сидят, свет палят! Они уж, поди, своим наивысшим указчикам отчет отбарабанили: «Все исполнено досрочно! Деревенские людишки — в куче! Теперь дожидаемся за нашу исполнительность вознаграждения!»
Колька, услыхав такое, засмеялся:
— Пока они этой награды ждут, пока нас не видят, так давайте отсюда обратно и сбежим! Трактор-то еще — у нас.
Отец глянул на Кольку без малейшего веселья:
— За угон трактора придется отвечать головой.
Но взгорячилась окончательно мать:
— За этакий кавардак пускай отвечают не наши головы, а ихние! А трактор, если дело на то пошло, пригонишь им завтра. Пригонишь, сдашь, напишешь заявление на расчет.
— Где работать тогда стану? — заколебался отец.
— Залесье, слава богу, невдалеке от нас. Там гараж, пилорама… Тебя, механизатора, примут с ручками! Да и Колька останется при своей школе…
— Дедушка станет меня опять на Чалке провожать, а то уж и на Сивом! — подхватил Колька.
Мать, будто от внезапной боли, повела низко-пренизко головой, прошептала с досадливой горечью:
— Про дедушку теперь как подумаю, так душа мрет.
Отец, едва заслышав про деда, вмиг сорвался, чуть ли не заорал:
— Да что вы меня обрабатываете?! Что?! Словно у вас вот — душа, а у меня — нуль! Раньше надо было такие разговоры заводить, раньше! А не теперь… Мне и без ваших намеков, без ваших подсказок тошным-тошно!
Он толканул хлипкую дверь, затопал вниз по бетонным ступеням; мать пихнула в плечо Кольку:
— Беги за ним! Не оставляй одного…
Во дворе людей почти уже не было, все разбрелись по гулким этажам дома-громадины, в голых пока что окошках которого, тоже как в поселке, стали зажигаться электролампочки. Колька, выбежав на улицу и глядя на эти, в доме, огни, — подумал: «Смотри-ка! Кое-что тут все-таки сделано по-людски…»
Он хотел поделиться такой мыслью с отцом, да отец рылся, что-то откручивал, закручивал под раскрытым капотом трактора. При этом он еще что-то и наговаривал глухо своему железному, трудовому товарищу, и было ясно: такое копание в моторе происходит лишь для вида.
Отец не знал, на что решиться. И, похоже, так скоро ничего бы не решил, да на обочине дороги, наполнив вечернюю духоту пылью, почти рядом с трактором тормознул бортовой, тяжелый автомобиль. Через опущенное стекло кабины просунулся щекастый усатик с погаслою сигареткою во рту. Не отлепляя от мокрых губ окурка, он уставился начальственно на отца:
— Але! Спички имеешь? У нас кончились…
Отец зашарил по карманам, а через борт автомашины перевесился еще один табакур, видать — грузчик.
— Мне тоже огонька, мне тоже!
И вдруг из-за спины грузчика, из-за дощатого, крашеного борта, со дна автомобильного кузова донеслось похожее на протяжный стон ржание.
Отец шариться в карманах перестал, быстро грузчика спросил:
— Кто там у вас?
Грузчик засмеялся:
— Да так… Обыкновенная кобыла… Из ликвидированной деревни… Везем вот на комбинат, на сдачу.
Кольку тут словно пружиной подбросило. Он цапнулся за борт грузовика, подтянулся, и на полу кузова, на грязных досках увидел опутанную веревками, поваленную на бок лошадь. Не в силах поднять головы, она смотрела на Кольку одним скошенным глазом и была в этом взгляде нестерпимая боль.
Колька охнул, руки разжались, он сорвался на дорогу, закричал:
— Папка! Папка! У них там Чалка. Наша!
— Была ваша, теперь наша… — двинул усиками, шевельнул в губах окурок, усмешливо изрек из кабины, тот первый, старшой. Но, глянув на Колькиного отца, тон мгновенно переменил: — Не дергайся, мужик, не дергайся! Мы не воры, мы — чин по чину. У нас на лошадь имеется разрешение.
— А жеребчик? А Сивый где? — опять вскричал Колька.
— Да! Где он? — шагнул отец почти вплотную к окну грузовика.
Старшой отсел внутрь, загородил себя ладонью:
— Ну, ну, ну! Спокойно, спокойно! Сбежал ваш Сивый, деру задал. Теперь из-за него у нас недочет… И наседать на нас не надо! В деревне вот так же наседал какой-то хрыч, да притих, унялся.
Заслышав о «хрыче», отец метнулся прыжком к трактору, ухватил в кулак разводкой, увесистый ключ, и тот, что сидел в кабине, не ожидая дальнейшего, пригнулся, унырнул глубже, закричал второму своему помощнику, водителю:
— Чего зеваешь, Леха? Трогай! Жми!
Грузовик фыркнул, рванул с места, в мгновение ока исчез в сумеречном предместье районного поселка.
Отец посмотрел вслед, постоял, помолчал, взглянул на Кольку, сказал твердо:
— Беги к маме. Пусть быстро собирается домой.
И вот все с тою же тележкой на прицепе, с немудреными вещичками в ней, наперекор всем приказам-повелениям-распоряжениям, в посвежелом от встречного ветерка полуночи, по хорошо приметной, по белой от звездного света дороге они катили домой, домой, домой!
Теснясь друг к другу в кабине трактора, они ехали в полном молчании. Даже Колька. Он лишь попеременно с матерью поглядывал в заднее оконце кабины, проверял: целы ли на дне тряского прицепа так и не распакованные их пожитки.
Отец не оборачивался никуда совсем. Сутулясь, он держал руки на рычагах управления, он смотрел только на бегущую навстречу дорогу, и было понятно: за самовольство свое, за самочинный отказ от «новоселья» он все же переживает. И Колька с матерью отца никакими вопросами, разговорами не тревожили.
Но когда в багреце зари рассветной из-за простора полей знакомых выплыли зеленые шапки деревенских рябин, когда там приветно блеснули окошки родительской избы, то отец приоживился, сказал громко на всю кабину:
— Ну елки-моталки, мы будто вернулись с того света!
С крыльца им навстречу, опираясь дрожащею рукою о перила, осторожно, медленно, и в то же время улыбаясь во всю бороду, спускался Корней.
Отец заглушил мотор, спрыгнул с трактора, побежал, старика обнял. Не зная с чего начать, заприговаривал:
— Ну вот… Ну вот… Ну вот…
А Корней и без лишних слов понял все:
— Вот и ладно! Я так и полагал: вернетесь… И попомните мое слово: настанет время, когда возвратятся другие. Те, кто поработящей да посмелей.
— Смелых у нас пока только двое! — в полушутку показал отец на мать, на Кольку.
Мать отмахнулась:
— Не сочиняй лишнего!
Она уже летела со всех ног к рубленому в один ряд с избой хлеву, где, заслышав голос хозяйки, дружно взмыкивали, жаловались, но и ликовали корова с теленком.
Корней смутился, не упуская руки от перил, сел на ступень крыльца:
— Не успел я их нынче обиходить, не успел… Как вы уехали, у нас тут все повернулось еще хуже.
Отец снова приобнял старика:
— Ничего… Худшее будем поворачивать на лучшее. Вот только не наш теперь трактор к новым начальникам угоню, напишу заявление о своем уходе да еще смотаюсь в Залесье насчет работешки.
Мать разговор услышала:
— Мне, Иван, опять с тобой не поехать ли?
Отец на этот раз ответил не раздумывая:
— Опасаешься, в плен сдамся там? Не бойся, не сдамся.
Неожиданно к матери подсеменили две здешних старушонки. Обе престарелые, обе бобылки, похожие друг на дружку лицами как пара печеных яблочек, они совсем не уезжали никуда. Но, напуганные и одиночеством своим, и заварухою нынешней, они подступили к матери Кольки чуть ли не с объятиями. Да, может, и обняли бы, когда бы их слабые, иссохшие руки не держались, дрожа, за упертые в землю клюшки.
